тебя это не в новинку, — повел бровью Астид.
— Если боги наделили силой меня, почему же им не одарить ею кого-то еще? — сдув с мокрого края своей кружки муху, сказал телохранитель.
— Логично, — усмехнулся Астид. — Когда ты осознал свои способности?
— Мне тринадцать было. Я помогал деду в кузнице, и нечаянно опрокинул на себя котел с расплавленным металлом. В тот миг всё и случилось. Щит меня оборонил. А ты?
— Стащил кое-что.
Лейнолл рассмеялся.
— Колечко для подружки?
— Четверть буханки с кухни. Очень уж есть хотелось.
Оруженосец перестал улыбаться.
— Кем ты был до того, как стал служить своему лорду?
— Никем.
Лейнолл помолчал, ожидая продолжения, но его не последовало.
— Выходит, боги были к тебе щедры, — он дружески улыбнулся.
— Нет никаких богов, — с прохладцей сказал Астид.
Лейнолл недоверчиво и осуждающе покачал головой.
— На небе — боги, на земле — господин. Всё в их власти. Кто покорен богам и верен своему лорду — будет ими вознагражден.
— Нет богов, — повторил полукровка. — Есть только те, кто живут на земле — эльфы, люди, другие расы. Лишь они вершат зло и добро, никто не делает это за них. Неисчислимое количество времени назад, лежа на куче грязной соломы, я умел молиться. Я молился так пылко и горячо, что казалось — солома вот-вот вспыхнет и божественное пламя справедливости поглотит всё, что причиняет мне страдание. Понимание того, что я говорю с пустотой, не пришло в одно мгновение. Его в меня вдалбливали год за годом, затрещина за затрещиной, пинок за пинком. Но когда я понял, что не существует никаких богов, то осознал и еще кое-что — надо мной нет ничьей власти. Я свободен в своих поступках и мыслях. Но я же и ответственен за них.
— Но ты служишь лорду Гилэстэлу?
— Не так. Я возвращаю ему долг. Как сын возвращает отцу, ученик — учителю, спасенный — спасителю. Почему все используют только два понятия — «господин» и «слуга»? Никто не помнит о благодарности, о чести, о дружбе. Скажи, что с тобой станет, если ты откажешься служить Таэрону или перейдешь на службу к другому лорду?
Лейнолл в замешательстве моргнул и ненадолго задумался.
— Лорд Виго не позволит мне этого сделать.
Астид невесело рассмеялся.
— В этом и разница между нами. Ты говоришь не о том, что совершишь сам, по своей воле, а о том, разрешат ли тебе это сделать.
На рассвете тронулись в путь. В деревне было оживленно — хозяева выгоняли коз и овец на пастбище, сами торопились на поля и луга, неся на плечах грабли и косы.
У калитки памятного дома крестьянин отправлял на работу своих домочадцев. Обоз и сопровождающих его ратников и Лейнолла он проводил недружелюбным взглядом. Но, увидев ехавших позади всех Астида и Гилэстэла, посветлел лицом и согнулся в поклоне.
— Долгой жизни тебе, илан!
Стоявшие рядом женщины последовали его примеру. «Да благословят тебя боги, илан» — донеслись их тихие голоса до всадников.
— Что это с ними? — подозрительно покосившись на полукровку, спросил князь.
— Выказывают свою признательность, — пожал плечами Астид.
— За что?
— Свинью тут купил вчера.
— И сколько ты ему заплатил?
— Один золотой.
Гилэстэл только крякнул.
— Свинья стоит не больше трех медяков. А ты отвалил за неё целый орлик?
— Ваша светлость, видимо, забыли, где я вырос? Я знаю, сколько нужно потратить сил, чтобы вырастить скотину — вывести её на выпас, запасти сено на зиму. Хорошо жить на свободных землях или иметь собственное пастбище. А если за каждую съеденную травинку и скирду скошенного сена приходится платить хозяину земли? А владелец этих земель — Таэрон. Эта свинья точно обошлась крестьянину не в три медные монеты, и обобрали его дважды.
Гилэстэл удивленно выслушал горячую речь Астида. Оглянулся на крестьянина и его семью, все еще стоящих у ограды.
— Да, судя по поведению этого селянина, он глубоко шокирован непривычной щедростью Таэрона.
— Причем тут Таэрон? Я платил от вашего имени, мой князь.
— Все равно, это расточительство.
— Когда придет время, это окупится сполна.
— Это когда же? — поинтересовался Гилэстэл.
— Когда перед ним встанет выбор — вы или Таэрон.
— Ты думаешь, мне стоит раздавать каждому крестьянину в этих деревнях по золотому, чтобы заслужить их расположение? — насмешливо поднял брови полуэльф.
— Я думаю — дело не в количестве полученных денег, а в обстоятельствах, при которых они получены, — без улыбки ответил Астид. — Если вы разбросаете тысячу орликов на столичной площади, вы не добьетесь такого же эффекта, как сейчас в этой деревне. Слухи расползаются быстро, ваша светлость. От дома к дому, от селения к селению. И однажды перед жителями этих селений встанет выбор — чьих солдат накормить, а от каких спрятать зерно в тайные ямы.
— Да ты становишься политиком, — Гилэстэл одарил Астида оценивающим взглядом.
Глава 10
С Медвежьего перевала долина Таэрофарн предстала глазам путников драгоценной картиной: сапфирового цвета озеро сияло в окаймлении изумрудных лугов; леса всех оттенков зелёного покрывали малахитовым узором склоны гор, на чьих вершинах жемчужным ожерельем сверкали нетающие снега. На берегу озера располагался замок — угловатый, с четкими гранями стен и башен, коричневой черепичной крышей и обилием печных дымоходов. На шпиле над самой высокой башней лениво шевелился на ветру приспущенный штандарт с гербом Таэрофарна.
— Там мой дом, — голос Лейнолла дрогнул, когда он указал рукой на посёлок, расположенный неподалеку от замка.
Людей в повозках поубавилось — девятеро остались в своих деревнях. Лошади, почуявшие приближение дома, резво трусили под гору, а на лицах людей появились улыбки. Даже одноногий рыжеволосый парень, всю дорогу мрачно смотревший на свою культю и не проронивший ни слова, посветлел лицом при виде родного поселка.
— Сопровожу вас в замок, и домой, — Лейнолл улыбнулся Астиду и рассмеялся. — Представляю, как они обрадуются! Завтра сынишке поименование устроим. Ваша светлость, илан Астид! Не откажете ли мне в присутствии на моем семейном торжестве?
— Отчего же, — благосклонно кивнул Гилэстэл. — Я с удовольствием познакомлюсь с семьей своего спасителя.
Движущийся по дороге обоз встречала радостными криками детвора, пасущая скотину. Охали и иной раз подбегали к повозкам женщины с сенокоса, с надеждой и страхом расспрашивая о своих мужьях, сыновьях, братьях, оставшихся на северных пустошах. Кое-кто из вернувшихся выбрался из телеги и остался сидеть на обочине в обнимку со своей плачущей женой.
Въехали в поселок. Мальчишки, мчащиеся впереди, уже подняли суету — к повозкам из домов бежали люди, цеплялись за борта, обнимали встреченных мужчин, засыпали вопросами.
— Утис!
Растолкав народ, к телеге протиснулась женщина с
