даже не вопрос, а просьба, поступила к нам от Лидии Аркадьевны Шпырёвой, проживающей на улице Героев Панфиловцев. Она выражает мэрии глубокую благодарность за устранение трёх ям на улице, особенно на перекрёстке с проспектом Калинина. И спрашивает, будет ли отремонтирована и детская площадка возле дома номер двадцать шесть, которая сейчас находится в запустении?
– У города есть комплексная программа по восстановлению всех объектов детского отдыха. В настоящий момент мы ведём переговоры о закупке соответствующего оборудования, в частности – со словацкой фирмой «Вельдес Пони». К осени наши коммунальные организации уже планируют приступить к работе.
В том же духе беседа тянулась около получаса.
Наблюдая за ней, я не мог отделаться от мысли, что присутствую на неком спектакле. Милинкевич, задавая свои предсказуемые и безобидные вопросы, изображал, тем не менее, грозного журналиста, пытающегося изобличить нечистоплотного чиновника. Силуанов же, в свою очередь, играл роль несправедливо заподозренного в дурном человека, изо всех сил отбивающегося от ложных обвинений. Я присутствовал отнюдь не на премьере представления, заметно было, что оно давно отрепетировано и сыграно обоими участниками, которые, судя по всему, находили в нём даже некоторое удовольствие. Понятно, что с поправкой на определённые стилистические особенности, Милинкевич был типичным покладистым, обласканным властью журналистом. И тем страннее казалась история о нападении на него, рассказанная вчера Николаем. Чем такой как он мог не угодить чиновникам? Возмутился ли он некой вопиющей несправедливостью и пострадал, впервые в жизни пойдя против системы?Или же просто переиграл, оказался слишком резок в своей опереточной роли обличителя?
Уже не обращая внимания на говоривших, я осмотрелся по сторонам. Комната была обставлена со вкусом. Стены, обшитые панелями из морёного дуба, лакированная дизайнерская мебель, огромный плазменный телевизор на футуристически изогнутой титановой тумбе, две напольные лампы из дутого цветного стекла возле стилизованного под старину глянцевого орехового бюро, На столе, среди прочих модных безделушек, я заметил алюминиевый «Макбук про», письменный набор «Монблан» на малахитовой подставке и настольные часы от «Картье». С ходу нельзя было догадаться, что кабинет принадлежит провинциальному чиновнику – он больше подходил банкиру или владельцу преуспевающего бизнеса.
После Милинкевича я задал мэру несколько скучных вопросов о том, когда было построено здание администрации, кто выступит на праздничном вечере, и так далее, и получил на них такие же скучные ответы. Саша без энтузиазма сделал несколько снимков с готовностью позировавшего Силуанова за столом и в кожаном кресле возле бюро. Затем мы, в сопровождении секретарши, не отходившей от нас ни на шаг, покинули кабинет градоначальника.
– Ну что, кажется, неплохо всё прошло, – самодовольно крякнул Милинкевич после того как кожаная дверь за нами с глухим стуком затворилась. Он искоса поглядывал на меня, вероятно, ожидая одобрения.
– Смело вы… – выдавил я.
– Да, надо иногда не стесняться перед ними, – изрёк он, расплываясь в самодовольной улыбке. Казалось, даже в блеске его розовой лысины выразилось что‑то торжествующее. Бедняга, видимо, искренне считал себя борцом с злоупотреблениями и радетелем за свободу слова. Впрочем, на Сашу он всё-таки поглядывал с опаской. – Я, кстати, не лукавил, когда говорил, что задаю Силуанову читательские вопросы. Всё, о чём спрашивал, взято из писем, присланных в редакцию.
– Да ты прям герой! – не замедлил отозваться Васильев. – Только, кажется, упустил кое-что. Мне вот тоже читатели пишут, и не только с благодарностями и предложениями. Интересуются, например, почему это цены на коммуналку в этом году выросли на двадцать процентов вместо положенных по закону четырёх. Спрашивают – не имеет ли к этому отношения зятёк мэра, а по совместителю – хозяин «Терпиловских теплосетей»?
– Саш, вот давай без гусарства твоего, – кисло скривился Милинкевич.
– А ещё вот Марья Николаевна Абрамова обратилась, – безжалостно наседал молодой человек. – Помнишь, та, что у нас на диване рыдала недели две назад? Спрашивает: когда её, наконец, переселят из барака на Войковской? Уже и решение суда есть, а всё тётку мурыжат в аварийном доме. У неё диабет с осложнениями, ждут чинуши, пока сама копыта откинет, – раздражённо пояснил Саша мне.
– Ну сколько тебе можно объяснять, что в диалоге с властью неизбежны ограничения, что всегда присутствует некая двойная сплошная… – плаксиво скуксился Милинкевич.
– У кого-то и через совесть эта сплошная проходит, – съязвил Васильев.
– Силуанов, кстати, идёт в губернаторы, – повернулся Милинкевич ко мне, благоразумно пропустив этот выпад мимо ушей. – Дело, говорят, решённое, в начале следующего года областная Дума уже предложит его кандидатуру президенту.
– Разве? Я не знал.
– Ну вообще, это и не удивительно. Народ доверяет, в Москве он тоже хорошо известен. Город наш, опять же, по благоустройству второе место в области занял в этом году. Есть, конечно, к мэру претензии, но в целом работает человек, чего уж там…
На выходе из здания мы остановились.
– Я в столовую местную забегу, пообедаю. Тут хорошая кухня и недорого, пойдёмте со мной? – позвал Милинкевич.
Нет, как ни велико было моё терпение, но ещё час выслушивать его самодовольную трескотню, приправленную второразрядным фрондёрством, было выше всяких сил.
– Вообще, я думал в больницу заскочить, – замялся я. – Надо ведь ещё о рентгеновском аппарате сделать репортаж. Вот и Саша тут – я с персоналом поговорю, а он технику сфотографирует. Ты ведь свободен сейчас? – обернулся я к молодому человеку.
– В принципе, да… – пожал плечами тот.
– Так номер же только в пятницу? – удивлённо оглядел нас Милинкевич.
– Да зачем же тянуть, если всё сегодня можно сделать?
– Ну что ж, идите…
Больница располагалась в двух кварталах от администрации. Её длинное, недавно отштукатуренное двухэтажное здание находилось на обширной огороженой территории, посреди яблоневого парка. Чёрные и корявые, словно изуродованные нечистой силой деревья, отчётливо выступали на фоне покрытых глянцевым настом высоких сугробов. Дорожки в парке никем не расчищались, и нам с Сашей пришлось пробираться до входа по петляющей в снегу узкой жёлтой тропинке, вытоптанной посетителями. Оказавшись у подъезда, я набрал телефон приёмной главного врача и сообщил секретарю о нашем прибытии.
– Вы пока подождите, пожалуйста, внизу, у регистратуры. К вам Василиса Ивановна, наш администратор, спустится, – ответил мне бойкий женский голос.
Мы несколько минут простояли в приёмном покое. Тут, очевидно, недавно окончился ремонт – возле стен ещё высились леса и в беспорядке валялись остатки строительных материалов – доски, обрезки фанерных листов и пустые банки из‑под краски. Администратором оказалась полная черноглазая женщина в опрятном белом халате с щёголскими синими кантами на рукавах.
– Здравствуйте, я Торобова Василиса Ивановна, – с улыбкой представилась она, обведя нас внимательным, с прищуром, взглядом. – Мне сказали, вы из газеты?
– Да, из «Терпиловской правды». Меня зовут
