ступеням. Подбежавшая пожилая воспитательница задохнулась от бега, плакала, глядя на него, просила.
— Алёшенька, миленький… Не надо! Спускайся, деточка… Мы обязательно что-нибудь придумаем…
Алёша лез всё выше и выше. Внизу собралась толпа, какой-то парень рванулся было за ним, но его остановили — а вдруг мальчик спрыгнет… А через плотную толпу к трубе пробивалась девушка.
— Пустите… Пустите меня… Я его сестра… Пустите…
Её пропустили. Она вплотную подошла к трубе и негромко позвала.
— Алёша! Алёша, это я… Оля…
Он был уже довольно высоко, она говорила негромко, боясь спугнуть его.
— Алёша, я за тобой пришла… Я тебя заберу из приюта, мы теперь будем вместе жить…
Мальчик услышал её голос и остановился. Толпа замерла. Наверно, он не понял, что сказала ему сестра, но там внизу была единственная родная ему душа, и он осторожно посмотрел вниз через плечо. Земля была далеко, а голова кружилась от голода постоянно. Он покачнулся, и ноги едва не сорвались со скользких ступеней. В мёртвой тишине громко вскрикнула какая-то женщина — на неё зашикали. Ольга продолжала тихо и ласково, изо всех сил стараясь не выдать своего страха.
— Не смотри вниз, Алёша… Не смотри… И слезай потихонечку, не торопись, проверь, чтоб нога хорошо стояла, потом другую поставь…
Мальчик помедлил немного и осторожно начал спускаться. Девушка с волнением следила за ним.
— Вот так… Осторожно, пожалуйста…
Наконец, Алёша коснулся ногой земли. Сестра сжала его плечи и повела прочь от страшной трубы. Люди расступились перед ними.
— Ты знаешь, Алёшенька, я хорошую работу нашла: меня один профессор в горничные взял. Он один живёт, целый день работает, а я ему обед буду готовить и в квартире прибирать… Он обещал хорошо платить и питаться я буду вместе с ним. Мы голодать больше не будем, вот увидишь…
Она говорила очень быстро, задыхаясь от облегчения, только, чтобы не молчать.
— А кто такой профессор? — К её несказанной радости вяло откликнулся мальчик.
— Я тебе всё-всё расскажу…
Вскоре они уже шли по улице в толпе спешащих куда-то людей. Ольга крепко держала Алёшу за плечи и говорила, говорила, не переставая.
Было поздно. Чистое высокое небо освещала огромная до неестественности луна. Тёмные стволы деревьев в парке перед клиникой отливали серебром. Опавшие мокрые листья слабо шуршали под ногами. По аллее парка к тёмному зданию клиники быстро шёл Славка. Он остановился, поднял голову. Только одно-единственное окно на втором этаже светилось ровным спокойным светом. Славка подошёл ещё ближе и встал прямо под ним. Он пристально вглядывался, стараясь разглядеть какое-нибудь движение в комнате. Форточка была приоткрыта, и белые больничные шторы слегка раздувались мягким ветром. Сзади на аллее послышались чьи-то лёгкие шаги. Славка не обратил на них внимания. Кто-то подошёл ближе и остановился, заметив парня. Потом приблизился и положил руку на его плечо. Это был Дмитрий Павлович.
Славка вздрогнул, оглянулся.
— Это не здесь… — Мягко сказал Дмитрий Павлович. — Пойдём…
Он крепко сжал Славкино плечо и, не отпуская его, повёл за собой вокруг здания клиники. Наконец, они остановились, и Дмитрий Павлович сказал:
— Это там…
И, отпустив Славку, ни разу не оглянувшись на него, он ушёл широкими лёгкими шагами вверх по пандусу и скрылся в дверях Приёмного отделения.
Славка не сразу поднял голову. Это окно было на пятом этаже. Здесь тоже за белыми больничными шторами не видно было никакого движения. На подоконнике стояла настольная лампа и свет от неё падал прямо к ногам Славки. Он прислонился спиной к мокрому стволу дерева и замер, не сводя глаз с окна. Он стоял так целую вечность. Небо посветлело. Огромная луна стала сползать к горизонту, отчётливо стали проступать из темноты голые деревья в парке…
Губы Славки дрогнули. Он то ли шептал что-то, то ли плакал без слёз. А окно всё светилось, и электрический свет постепенно тускнел и линял в утреннем холодном тумане…
— До свидания, дедушка, — вдруг отчётливо произнёс он. — Я иду, дедушка… Я иду…
И, наклонив голову, ссутулившись, словно пряча вздрагивающие плечи, он пошёл от здания клиники по аллее, а тускнеющий свет от окна падал впереди него и растворялся в тёмных давно опавших листьях.
ЭПИЛОГ
Зоя Васильевна ненадолго пережила мужа, умерла во сне через три месяца.
Вскоре ушёл из жизни и Дмитрий Павлович. Он закончил тяжёлую полостную операцию, аккуратно положил использованные инструменты на простыни рядом с больным и медленно опустился на колени перед операционным столом. Не смотря на возраст уверенные твёрдые руки не подводили его — подвело сердце.
Вера окончила институт и уехала к родителям в Англию. Там успешно сдала все необходимые испытания и получила медицинскую лицензию. В настоящее время работает в процветающей частной клинике. Семья решила на родину не возвращаться.
Наташа по-прежнему служит в театре. С возрастом вдруг нашла своё амплуа — у неё стали великолепно получаться роли комических старух. Она стала много играть, о ней заговорила пресса.
Отец Славы Владимир — вполне преуспевающий бизнесмен. Он не сдал свой партбилет, как это сделали другие: он не смог предать Соколова. По-прежнему живёт один. Много работает, входит в Совет директоров своего завода.
Слава вернулся из Афганистана с целыми конечностями, но после тяжёлой контузии. Теперь и он хорошо знал, что такое война. В институт не поступил — заниматься было трудно, при малейшем напряжении дико болела голова. К тому же в боях он растерял остатки школьных знаний. Так и не сумев найти себе применение, вскоре спился.
Иногда, объединив усилия, отцу с матерью удаётся устроить сына на лечение в диспансер или в больницу. Оттуда Слава выходит преображённым человеком, устраивается на работу, но вскоре срывается, и всё начинается сначала.
Институт, которым руководил Соколов, через несколько лет после его смерти пришёл в упадок. Прекратилось финансирование, фундаментальная наука оказалась на задворках новой жизни. Зарплата не выплачивалась месяцами. Большая часть прежде преуспевавших отделов прекратила существование. С распадом СССР Средняя Азия и Закавказье стали заграницей, закрылись филиалы и опорные пункты по всей России.
Сакен после похорон своего шефа исчез и больше никогда не появлялся в доме у Соколовых.
Кондаков успел защитить докторскую диссертацию и успешно руководит кафедрой в Технологическом институте.
Сцилла и Харибда
Марина подняла голову и дерзко взглянула прямо в лицо хозяйке кабинета. Перед ней сидела крупная дама с ярко выраженным чувством собственного достоинства на полном лоснящемся лице. Возраст её давно перевалил за пенсионный. Отёчные веки почти скрывали узкие глаза, смотревшие на девушку холодно и отчуждённо. С
