class="p">— Безвременно погибшие дети не должны почитаться наравне с предками в храме.
Линь Цюши знал об этом обычае. Согласно легенде, погибшие дети полны обиды на целый мир, и даже могут ненавидеть своих родителей, братьев или сестёр, поэтому их нельзя хоронить вместе с остальными родственниками.
Они как раз обсуждали этот момент, когда табличка вдруг упала со своего высокого места и раскололась пополам прямо перед ними.
Линь Цюши и Гу Лунмин разом умолкли.
— Ха-ха, наверное, ветер, — нервно посмеялся Гу Лунмин.
Линь Цюши промолчал, его взгляд скользнул по верхнему ряду табличек, на которых оказались записаны исключительно дети, самый старший не дожил и до трёх лет, а самому младшему исполнился год… А может даже меньше.
И разбившаяся табличка точно упала не от ветра, здесь не было окон, а дверь позади них наполовину прикрылась, откуда взяться ветру?
Линь Цюши снова посмотрел на то место, где стояла табличка, и сказал:
— Пойдём отсюда.
Гу Лунмина и просить не пришлось — он молнией вылетел наружу.
Уходя, мужчины встретили Янь Шихэ с напарницей, которые, наоборот, только собирались в храм. Они вежливо обменялись приветствиями.
— Ну как, нашли что-нибудь? — спросил Янь Шихэ.
— Даже если нашли, вам не скажем, — Гу Лунмин обладал очень прямым характером и не собирался ходить вокруг да около. — А вдруг вы отыщете ключ и сбежите, что мы будем делать?
Янь Шихэ его слова рассмешили. Похоже, Гу Лунмин показался ему весьма интересной личностью.
Линь Цюши был занят мыслями о храме предков, и вдруг почувствовал, как кто-то приблизился и дунул ему в ухо. Мужчина вздрогнул:
— Ты чего?
Гу Лунмин:
— Да просто хотел с тобой поговорить. Как думаешь, они найдут что-нибудь, чего мы не заметили?
Линь Цюши не успел ответить, когда услышал в храме позади них странный треск, который был ему уже знаком. Они сами только что слышали его, когда табличка упала и разбилась о пол. Но судя по звуку, на этот раз упало сразу несколько табличек.
Гу Лунмин тоже это услышал и даже немного обалдел:
— Бл*ть, они что там натворили? Хотят весь их род разозлить?
— Не знаю…
Храмовый сторож, услышав треск, явно рассердился, поднялся и направился внутрь.
Через секунду они услышали его крики, а потом Янь Шихэ и его напарница Сяо Цянь выскочили из храма как ошпаренные.
Гу Лунмин тут же стёр с лица выражение радости чужому горю, нацепив маску беспокойства, и обратился к ним:
— Вы в порядке?
— В порядке, — ответил Янь Шихэ, — просто недоразумение… — Он глянул на Сяо Цянь.
Девушка обиженно уставилась на него в ответ и тихо пробормотала:
— Но меня правда кто-то толкнул, иначе я бы не упала на эти таблички…
— Не делай поспешных выводов, — вставил Гу Лунмин. — Возможно, это был не «кто-то», а «что-то».
Сяо Цянь едва не расплакалась.
Линь Цюши подумал, что лучше бы Гу Лунмин вообще молчал.
К тому времени уже начало темнеть, и четверо решили вернуться в своё жилище.
Погода здесь стояла не очень тёплая, и даже днём в небе висели тяжёлые тучи, а около шести часов вечера посёлок уже погружался в тишину, будто наступила глубокая ночь, и только красные фонари одиноко покачивались от ветра.
Вернувшись во двор, где они жили, Линь Цюши снова увидел хозяйку, которая встретила их вчера.
На этот раз она была одета по-другому, сидела среди акаций во дворе и что-то прижимала к груди. Сначала Линь Цюши подумал, что это ребёнок, однако, проходя мимо, заметил, что женщина обнимала ярко-красное одеяльце, похожее на то, в которое заворачивают младенцев.
Линь Цюши как раз задумался об этом, когда Гу Лунмин снова дунул ему в ухо и спросил:
— На что смотришь?
Вздрогнув от щекотки, Линь Цюши беспомощно попросил:
— Ты не мог бы больше так не делать? Очень щекотно.
— У тебя уши шевелятся, когда на них дуешь. Так мило.
Линь Цюши сердито бросил:
— Следи за своим поведением, не забывай о статусе старшеклассницы!
Гу Лунмин:
— …
Он молча достал из кармана заколку в виде морковки и прицепил на волосы.
Линь Цюши:
— …
Я сдаюсь.
Пока они говорили, хозяйка поднялась и медленно удалилась.
— Идём, пора ужинать, — сказал Линь Цюши.
Гу Лунмин радостно закивал.
Сегодня из-за несчастного случая на берегу реки они лишились одного члена команды, и теперь за столом осталось одиннадцать человек.
За ужином Гу Лунмин признался, что для него самое счастливое время — когда он ест. И спросил Линь Цюши, когда тот чувствует себя счастливым.
— Когда покидаю мир за дверью, — ответил тот.
— Тоже верно…
— Ты правда только четвёртый раз за дверью? — сказать по правде, Линь Цюши считал, что Гу Лунмин слишком хорош для новичка, не похоже, что это его четвёртая дверь.
— Ага! — Гу Лунмин вытер рот. — Но в реальности я занимаюсь тем же самым.
— Чем же это? — удивился Линь Цюши. — Ловишь призраков?
Гу Лунмин кивнул.
Линь Цюши долго молчал, прежде чем заговорить опять:
— В реальности тоже встречаются призраки? — Когда же его, убеждённого материалиста, уже оставят в покое?
— Нет! — спокойно ответил Гу Лунмин. — То есть, другими словами, на самом деле я просто мошенник…
Линь Цюши:
— …
И ты так легко в этом признался?
Тяжко вздохнув, Гу Лунмин добавил:
— Я и не думал, что мои навыки где-нибудь ещё пригодятся. Но тут со мной случились эти двери. А ты в реальности чем занимаешься?
— Безработный.
Раньше работал, но теперь целыми днями глажу кота и сплю. Стал ленивой задницей без целей в жизни.
Гу Лунмин уж было сочувственно улыбнулся, однако Линь Цюши прибавил:
— Иногда получается найти халтуру, подзаработать деньжат.
— Слушай, мы ведь уже такие хорошие друзья…
— Скидок не даю.
— Линьлинь, ну и безжалостный ты человек! Но ты мне нравишься. Мне нравится именно это в тебе!
Линь Цюши подумал: «Если тебе это правда нравится, я могу ещё более безжалостно поднять цену».
