Пройдя через двор, пленник очутился около небольшой двери, возле которой дежурили двое жезлоносцев. Один из них остановил стражников, приказав им вытащить копья, а сам ухватил Хасту и поволок вверх по лестнице.
Агаох с достоинством поднимался следом. Ему показалось странным, что не слышно лязганья тяжелого засова, как всегда, когда он приходил сюда по велению Кирана. Но в конце концов, это было не его дело.
Жезлоносец втолкнул Хасту в небольшой зал. Тот оглянулся, спеша получше рассмотреть место, куда попал: узкие окна-бойницы, стол, загроможденный трубками свитков, очиненные перья… За столом, положив руки на подлокотники, восседал молодой, богато одетый мужчина. Хаста не сразу узнал его — свет факелов придавал худому лицу жесткое и зловещее выражение. Однако жрец понял, кто перед ним. Любимец придворных красоток, щедрый на угощение и подарки, ясноликий Киран. Сейчас его лицо не было раскрашено по придворному обычаю. Оно казалось осунувшимся и нездоровым, — впрочем, может, то была лишь игра зыбкого света.
— Так вот ты какой, жрец Хаста, — протянул блюститель престола, не сводя с пленника изучающего взгляда. — Интересно, что такого нашел в тебе святейший Тулум? С виду ты похож на жулика с торжища, которого наконец поймали на горячем…
— Люди с разбитыми лицами вообще похожи друг на друга, — шмыгнув носом, заметил Хаста. — Возможно, в таком положении кто-то и нас с тобой не различил бы.
— Дерзкий, — ухмыльнулся Киран, вытащил из связки одно из гусиных перьев и пригладил его пальцами. — Знаешь, твоя дерзость сейчас меня повеселила, и я даже готов посмеяться твоим словам. Но тебя сюда привели не для этого. Либо ты расскажешь все, что я захочу узнать, либо я передам тебя в руки людей, которые совсем не понимают шуток. Порой мне кажется, что им просто нравится причинять людям боль… А это плохо — мне нужно, чтобы люди говорили, а не орали…Так что ты предпочтешь?
— Выбор скудный, — пожал плечами Хаста. — Но я ума не приложу, ясноликий, что ты хочешь от меня услышать. Выполняя приказ святейшего Тулума, я пришел в башню накхов, чтобы говорить о перемирии. Когда накхи уходили из города, прихватили меня с собой. Возможно, думали, их это защитит? Потом случилась жуткая битва. Мне удалось спастись. И теперь я вернулся, чтобы снова, как и прежде, служить моему учителю…
— Похоже, ты все же желаешь познакомиться с людьми, не понимающими шуток, — вздохнул Киран. — Я знаю, что ты был в Накхаране, когда мерзавец Ширам возлагал на себя змеиный венец. Мне рассказывали, будто ты даже благословил его именем Исвархи. Подумать только — благословить порождение Предвечного Змея священным именем Господа Солнца! — Блюститель престола закатил глаза в притворном ужасе. — А потом тебя видели в Дваре. Ты вновь стоял одесную Ширама, и накхи говорили с тобой уважительно. Небывалое дело! Накхи вообще никого из людей не считают равными себе. Прежде они были вынуждены признавать власть арьев, однако нынче ты им помог вернуться к прежней дикости. Как видишь, я очень много знаю. А потому, сделай одолжение, не утомляй меня ложью. Уже ночь, я бы не хотел провести ее, разбираясь в твоих выдумках. Говори правду, и мы поладим. Ты же знаешь, я не люблю пустого кровопролития… Итак — зачем ты пришел в столицу?
— Но я уже сказал — вернулся к учителю. Я исполнил его поручение как мог…
— Что это было за поручение?
— Я должен был склонить Ширама не поднимать оружие против государя. И я это сделал… но все оказалось ни к чему. Да, я стоял рядом с Ширамом, когда на его голову возлагали древний венец, но никто не спрашивал меня, хочу ли я там находиться… Я и впрямь был в Дваре, хотя не с войском Ширама. Я пришел туда один, чтобы искать помощи у тамошних жрецов. Хвала Исвархе, мне удалось упросить саарсана не причинять им зла! Потом я отправился в столицу, и добрые люди кормили меня по пути. Но ведь тебя не интересует, в какой день я ел брюкву, а в какой репу? Я лишь возвращался в свой дом…
— Ложь! — с непонятной радостью вскрикнул вдруг Агаох, воздевая украшенную золотым перстнем пятерню. — Гнусная ложь! На руке у Хасты был вот этот самый знак!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты говоришь так, будто я знаю все ваши знаки, — скривился Киран.
— Это знак великой власти! Носящий солнечный перстень говорит устами верховного жреца, — объяснил Агаох. — В любом храме ему бы повиновались и оказывали высочайшие почести. Но я не слышал, чтобы кто-то в наших землях воспользовался такой властью, — а в мой храм приходят отовсюду…
— Я просто очень скромный, — ввернул Хаста.
— Вот оно что! — пробормотал Киран, пропуская мимо ушей слова рыжего жреца. — Дай сюда кольцо!
Он протянул ладонь через стол.
— Но это жреческое кольцо, — воспротивился Агаох.
— Вот я и вручу его тому жрецу, которого решу в свое время поставить во главе храма.
— Но ведь я же…
— Давай кольцо!
Предстоятель храма литейщиков сморщился и, едва не плача, начал стаскивать перстень с толстого пальца.
— Да… Такой маленький кусочек золота — и такая сила! — Киран повернулся к Хасте. — Расскажи мне, простодушный скромник, — это ведь при помощи священного перстня ты помог Шираму отворить врата Двары и взять город без боя?
— Можно подумать, прежде накхи никогда не брали крепостей, — возразил Хаста. — И для того чтобы открыть ворота, им нужна моя помощь! Скажу лишь одно — в тот день Исварха явно был на их стороне!
Киран вздохнул и протянул кольцо Агаоху:
— Ладно, покуда носи.
— О ясноликий! — Просияв, жрец попытался облобызать руку правителя, но Киран отвернулся от него и вновь обратился к Хасте:
— Мы с тобой друг друга явно не понимаем. Ты не веришь мне, я не верю тебе… — Он кивнул жезлоносцу, стоявшему наготове за спиной Хасты. — Ступай, приведи сюда родителей правды. Пусть они помогут этому несчастному забыть, что такое ложь.
* * *
Жезлоносец склонил голову, направился к двери, потянул засов — и тут же рухнул на спину, отброшенный слитным ударом трех копий. В следующее мгновение в комнату ворвались недавние городские стражники — только уже без шлемов, мешавших видеть в темноте переходов. Впрочем, их вернее было бы назвать стражницами. Агаох застыл на месте, раскрыв рот. Киран шарахнулся к столу, но Марга одним прыжком оказалась рядом с ним, коротко ударила его кулаком под ребра, и блюститель престола, выпучив глаза, рухнул на колени.
— Обоих раздеть до исподнего, — принялась распоряжаться сестра Ширама. — Этого, — она ткнула пальцем в Агаоха, — избить так, чтобы узнать было невозможно…
— Может, лучше сразу прикончить? — деловито предложила Вирья, извлекая онемевшего жреца из просторных златотканых риз.
— Нет, так нельзя! — вмешался Хаста, едва обретя дар речи. — Он жрец, на нем благодать Исвархи! Если его убить, на нас падет проклятие! Объясни им, Марга!
Та скривилась, будто Хаста случайно наступил ей на ногу, и процедила:
— Если помрет, значит Исварха оставил его. Когда закончите, переодеваем Кирана жрецом, забираем с собой и уходим…
— Смилуйтесь! — раздался крик Агаоха, тут же перешедший в вопль боли.
Хаста молча смотрел на юных девиц, ловко управляющихся с длинными, туго набитыми кожаными кошелями из воловьей кожи, которые в умелых руках становились страшным орудием расправы. Он ясно понимал, что Марга использовала его как наживку на большую рыбу. И, невзирая на все их задушевные разговоры в пути, если бы понадобилось, не просто разбила бы ему нос о каменную стену, а переломала все кости, не меняясь в лице.
— Погодите! — крикнул он, быстро подошел к скорчившемуся на полу Агаоху и стащил солнечный перстень с его пальца. «Бывало ли прежде, чтобы это кольцо трижды за день меняло владельца?» — невольно усмехнувшись, подумал он. Агаох с трудом приоткрыл глаза, узнал Хасту и прохрипел:
— А все-таки ты принимаешь его от меня!
Одна из накхини что есть силы пнула его ногой в лицо, и Агаох замолк.
— Хаста, выслушай меня! — раздался рядом отчаянный голос Кирана.
