— Ты разве не говорила об этом с мамой? — осторожно посмотрел на дочь Уиллоус.
Энни кивнула.
— И что она сказала?
— Что ты отдаешь так много времени работе, что его не хватает для семьи. Но это несправедливо, и она не собирается больше терпеть это.
Ничего нового, в общем-то, он не услышал.
Уиллоус отрывал кусочки бумажной салфетки, комкал их и бросал в кофейную чашку. Он занимался этим, ожидая, чтобы дочь выговорилась. Это была хитрость полицейского, так называемый способ затягивания паузы и снятия напряжения. Он не раз применял этот способ на допросах. Очередным щелчком он отправил еще один бумажный шарик в кофейную чашку. Ему не пришло в голову, что его восьмилетний сын безмолвно принимает участие в этом разговоре.
Энни сделала глубокий вдох и снова заговорила:
— Я сказала маме, что хотела бы видеть тебя хоть изредка. Это ведь лучше, чем не видеть совсем. И что я очень скучаю по тебе.
Уиллоус вместо ответа протянул руки, и дочь бросилась в его объятия, глаза ее были полны слез.
— Когда-нибудь ты все же придешь домой, папа?
— Я очень надеюсь на это, Энни.
Уиллоус проглотил ком, остро почувствовав вкус горя.
— Я ведь тоже скучаю, и ты это знаешь. Скучаю по всем вам, очень сильно скучаю. Но именно теперь вашей маме нужно некоторое время побыть одной.
— Почему?
Уиллоус вручил Энни оборванный остаток салфетки.
— Потому что она должна подумать обо всем и решить, чего она хочет, — ответил он.
Он взял салфетку из беспокойных рук Энни и нежно осушил ее слезы.
— Я должен дать ей столько времени, сколько она захочет, душенька. Это пока нелегко тебе объяснить, но это так.
— Взрослые выдумки! — решительно сказала Энни.
— Возможно, — ответил Уиллоус, не зная, что сказать, чтобы девочке было понятно.
Вилка сломалась с сухим треском. Кусочки белого пластика рассыпались по столу подобно разлетевшимся костям небольшого животного.
— Извини, — сказал с мрачным видом Шон.
Пытаясь разрядить обстановку, Уиллоус щелчком отбросил от себя кусочки пластика обратно к сыну. И поднялся.
— Пойдемте отсюда, хорошо? Давайте уткнемся в сахарную вату, а потом возьмем несколько рулей и лягнем осла.
— Лягнем кого? — спросила Энни с удивлением.
— Это — жаргон «Формулы один», — сказал Уиллоус. — Профессиональный жаргон автодрома.
— Согласна, если ты приглашаешь меня.
— Лягнем осла! — радостно выкрикнул Шон.
Женщина в лимонных одеждах быстро вытерла прилавок влажной тряпкой.
Уиллоус приветственно помахал ей, и она улыбнулась в ответ, тоже махнув рукой.
Уиллоус прикоснулся к банту дочки.
— Позволь мне, — сказал он, — приподнести тебе букет сахарной ваты.
Энни, подумав, спросила:
— Розовой или голубой?
— Как скажешь, конечно.
— Розовой!
Глава 27
Мэнни показали на единственное место у стола на заднем дворике, которое не было защищено полосатым зонтом. Он сел. Хрупкий металлический стул скрипнул под его тяжестью. Феликс был в бейсбольной кепке «Калифорнийских ангелов»[2], дешевых резиновых сандалетах, мешковатых белых брюках и рубашке, разрисованной фруктами. Миша сидела слева от Феликса. На ней были необычные летние очки с зеркальными линзами и розовато-лиловое бикини. Юниор принес из дома огромную стеклянную чашу, наполненную овощной смесью.
— Ты читал Стейнбека? — спросил Феликс Мэнни.
— Кого?
— А какого ты мнения о пленке?
Мэнни, не зная, что сказать, пожал плечами.
— Девяносто секунд, — сказал многозначительно Феликс.
— Что?
Миша повернулась, наклонив голову набок, солнечные лучи потянулись от ее очков к глазам Мэнни. Он перевел взгляд на розовый, по форме напоминающий сердце бассейн, который занимал большую часть двора.
— Я сказал «девяносто секунд», имея в виду, что именно столько времени заняла в восьмичасовых новостях передача о твоей маленькой проделке, — объяснил наконец Феликс.
— Юниор сам оборудовал «Эконолайн». До него это был дерьмовый бордель на колесах, привлекавший внимание только своей яркостью.
— Как видишь, станция получила полицейское сообщение очень быстро, — сказал Феликс.
— Видимо, так, — неуверенно заметил Мэнни.
— Ты сам звонил им?
— Кому, полицейским?
— Нет, Мэнни. Работникам телевидения.
— Иисус! Нет, конечно, нет!
Утреннее солнце озарило череп Мэнни. Он вытер пот со лба. Феликс Ньютон снова пристально посмотрел на него своими темными, казавшимися особенно яркими на изрезанном морщинами лице глазами.
— Все готово, — сообщил Юниор.
Миша взглянула на него. Ее маленький ротик раздраженно скривился. Она отошла от стола и перешла к раме с решеткой для жарки мяса. Мэнни услышал сначала стук о металл и затем резкое шипение. Аппетитный запах поджариваемого мяса смешался с резким запахом хлорки, который тянулся от бассейна.
Юниор в результате топтался вокруг стола, не решаясь сесть на освободившееся кресло Миши.
— Я должен кое-что сказать Мэнни наедине, — обратился к нему Феликс, — пойди проплыви несколько кругов.
— Хорошо, — легко согласился Юниор. Он расстегнул пиджак, достал револьвер «магнум» и, опустив его на стол рядом с бокалом Феликса, отправился к бассейну.
Миша в это время разбивала над сковородой яйца, но увидев, что Юниор подошел к бассейну, остановилась, глядя на него.
Юниор покачивался, стоя на краю бассейна, руки его вращались, помогая ему сохранить равновесие и не упасть в воду.
— Он же в трехсотдолларовой куртке, — усмехнулся Феликс и крикнул: — Сними куртку, болван! И заодно избавься от туфель. Одетый ты выглядишь как трахнутый осьминог.
Мэнни потянулся через стол и налил себе бокал белого вина. Юниор между тем быстро разделся, снял носки, босоножки и вылез из брюк. Мэнни увидел, как Юниор загорел. Даже зад у него был такой же коричневый, как и все остальное. Что они там в Калифорнии, подумал он, все время ходили нагишом?
Сильное мускулистое тело пловца изогнулось, и он тут же исчез под розовой поверхностью воды. Мэнни успел сосчитать до ста пятидесяти, когда Юниор наконец всплыл и перевернулся на спину, как тюлень. Он плавал в середине сердечка, закрыв глаза. Его пенис и яички медленно покачивались из стороны в сторону.
Феликс достал из кармана рубашки пачку «Кэмела», вытряхнул одну сигарету и прикурил.
— Говорили, что тот мальчик выглядел, будто побывал в зубах у акулы, — сказал он. — Это было достаточно глупо… А Наоми Листер, надо сказать, была очень мила. Какой-то полицейский выудил ее из воды там, в горах. Вот чертовщина, верно? Двоих убрали, один ушел. Это по моим расчетам. — Легким движением мизинца он стряхнул пепел с сигареты.
— Хочешь знать, зачем все это?
— Вообще-то нет, — ответил Мэнни.
— Юниор подобрал четверых парней с Дэви-стрит. Привез их сюда на вечеринку. Ты знаешь, чем это могло обернуться? — Феликс смотрел на него, выжидая.
— Конечно, — сказал Мэнни, хотя и не понимал, о чем шла речь.
Феликс молчал, пока Миша ставила тарелки на стол — полупрозрачный белый фарфор с золотым орнаментом. Омлет с одной стороны, салат — с другой. Феликс ткнул в кусочек помидора, насаживая его на вилку «Арт Деко».
— Я задушил одного из тех парней, — продолжил Феликс. — И Юниор снял это на видеопленку. По крайней мере он, глупое дерьмо, думает, что снял. Но когда уцелевшие ушли, оказалось, что пленка ушла вместе с ними.
— Они что же, пытаются связаться с вами?
— Сначала мы свяжемся с ними. — Феликс нахмурился. — Можешь представить, что я чувствовал в связи с убийством этого бедного мальчишки, когда наконец достаточно отрезвел, чтобы проконтролировать свои действия? Зная его приятелей, мы собираемся убрать тоже и их, иначе можно влипнуть в дрянную историю.
Рот Феликса какое-то время был занят едой, и он надолго замолчал.
— Юниор, — наконец заговорил он, — проверил квартиру Стива и Наоми. — Там никого, кроме компании тараканов. Поэтому он и повел свой дерьмовый «транс-ам» в Сквемиш и бросился в дом ее отца, но там тоже ничего обнаружить не удалось.
Мэнни пожал плечами. Он занимался омлетом, выискивая и раскладывая кусочки грибов по ободку тарелки.
— Неплохой способ немного остудить омлет, — сказал он.
— Возможно. Но что ты думаешь о главном?
Феликс ожесточенно вонзил вилку в другой кусочек помидора. Томатный сок, смешанный со сметаной, стекал по его подбородку. Он вытер губы тыльной стороной ладони и тут же облизал ее.
— Керли, — сказал он строго, — живет с парнем по имени Уолтер. Худой такой, маленький парнишка.
— А что он делает?
— Торгует крадеными вещами. Главным образом старыми. Не беспокойся о нем, он никогда не получит клиентуры.
Мэнни осушил свой бокал. Феликс налил ему снова, выразительно указав пустой бутылкой на город и океан, сверкающий вдали.
