— Так что же, они намерены дочку захватить и в виде выкупа от меня помощи потребовать?
— Это вряд ли, полагаю, все не так просто. Хотя само похищение не исключено.
— Так приставь к ней человека, двух, трех…
— Сколько убивают людей, которых охраняет чуть ли не взвод автоматчиков? За Юлией приглядывают, сейчас ее взять непросто, однако я имею дело с профессионалами. Моя задача не хватать вора за руку, у него рук много, отрубить ему голову. А если серьезно, так требуется объяснить человеку, что ему трогать Юлию Горсткову невыгодно либо опасно. Это уж как получится. А чтобы такую задачу выполнить, требуется нужного человека разыскать, вычислить.
Горстков некоторое время молчал, затем махнул на Гурова тяжелой рукой:
— Проще все, Лев Иванович, значительно проще. Шарик наш большой, земель и закоулков не счесть. Я Юлию в такое место зашлю, ее сам черт не разыщет.
— Черт, может, и не разыщет, а спецслужба прямо в Шереметьеве под ручку возьмет и до места проводит, — усмехнулся Гуров.
Алентов в это время на кухне вытирал посуду. Хозяйка домработницу отпустила на выходной, мыла посуду, а политик, возможно будущий Президент, тарелки, вилки, ложки вытирал.
Беседа велась неторопливо, уважительно, с обоюдным интересом, правда, каждый говорил о своем.
— Хотела я в свое время нарожать кучу ребятишек, троих как минимум, — говорила хозяйка, — да не получилось. Я Юльку произвела, второго носила, когда Юру взяли. Суд тогда был скорый, большевистский, раз-два, и срок. Нет, статья-то у него была, слов нет, только занимался Юра в те годы делом, которое они сегодня освоить не могут. Ну, у меня преждевременные случились, врачи сказали, мол, все, голубушка, более детей не жди.
— В такой стране живем. — Алентов укладывал тарелки аккуратными стопочками. — Поторопился, опередил время, в тюрьму опоздал — в кювет, кувыркайся в грязи.
— Так Юленька и осталась одна, росла одинокой березонькой. Какой родитель ни умный, один ребенок всегда балованный. Я вам, Николай, скажу по секрету, отец Юлию пару раз по заднице лупил, у меня сердце отмирало. У него же ручища — медведя заломать может. Я не скажу, что Юленька девчонка избалованная, капризная. Она и постирать и сготовить может с охотой, быстрая, но как бы сказать, — Нина Дмитриевна замялась, — она без цели в жизни живет. Деньги, естественно, ее не волнуют, а призвания в ней не организовалось. Мечты у нее нет, цели, день прошел, и ладно, завтра наступит лишь завтра.
— Редкий человек имеет цель в жизни, уважаемая Нина Дмитриевна, большинство живет днем сегодняшним. Вот это сделать, то решить, с кем-то договориться, — сказал Алентов. — Эйнштейны и Пикассо рождаются редко.
— Юлии требуется настоящий, прочный мужик, сын, затем дочь и опять сын. Хочу, чтобы она мою мечту осуществила, в доме должны дети кричать, тогда это дом, а не квартира со всеми удобствами.
Хозяйка протянула Алентову последнюю тарелку, вытирая руки полотенцем, посмотрела Николаю в глаза внимательно.
Они вернулись домой около семи вечера. Мария сразу переобулась. Гуров снял пиджак и галстук, надел спортивную куртку.
Привезший их Крячко, прощаясь, сказал:
— Нас «пасут» профессионалы, считаю, твоя квартира прослушивается. Генка Веткин и Гриша Котов, кажется, зацепились за мужика из аэропорта. Я тебе позже позвоню.
— И как мы говорить станем? — спросил Гуров.
— Найду слова, ты поймешь. — Крячко подмигнул и укатил.
— Полковник, вечер впереди, что-нибудь придумаем или отдадимся во власть телевизора? — спросила Мария.
— Я только сегодня понял, какая ты красивая, — сказал Гуров.
— Наблюдательность — основное оружие истинного сыщика. — Мария подняла руки, освободила собранные на затылке волосы, встряхнула головой, стала не такой строгой и официальной, более земной и знакомой. — У тебя есть ко мне вопросы?
— Множество. — Гуров обнял женщину, умышленно сжал ее так сильно, что она ойкнула, прошептал на ухо: — Помолчи. — А громко сказал: — Хочу вымыть голову, покажи мне, каким шампунем пользоваться.
— Сыщик, не морочь мне голову, скажи прямо, мол, мне твой выпендреж, игра в королеву надоели до какой-то матери. Я хочу тебя немедленно трахнуть в ванной, чтобы ты вернулась на землю, заняла подобающее тебе место.
— Я имел в виду иное, но твоя идея мне тоже нравится. — Гуров подхватил Марию на руки, отнес в ванную комнату, осторожно, словно хрупкую статуэтку, поставил на кафельный пол, пустил воду.
— Я все это видела в кино. — Мария присела на край джакузи.
— А мы учимся друг у друга, киношники у нас, мы у них, в советское время это называлось обменом опытом. Станислав сказал, что его машину «вели», то есть следили за ним. Причем делалось это не как-нибудь, профессионально, возможно, моя квартира прослушивается. В старые времена для этого требовалось в помещении вмонтировать «жучок», и я бы его обнаружил быстро, есть специальный аппаратик. Сегодня спецслужбы совершенствуются, потому я ничего искать не буду. Просто о делах в квартире не говорить, и все.
— Все? — Мария передернула плечами. — Они будут слышать, как мы любим друг друга, как я ору матом.
— Пусть слушают и завидуют.
— Гадость, мне не нравится такая игра.
— К сожалению, это не игра, а жизнь. — Голос Гурова неуловимо изменился. — Могу тебе сказать, я рад происходящему. Раз они поднимают такую войну, значит, мы на верном пути и вышли на тропу войны.
— Мы? Ты зачислил меня в штат и поставил на довольствие?
— Самое разумное, если ты вернешься к себе, переждешь, пока история не закончится.
Мария взяла Гурова за рубашку у самого горла, посмотрела в глаза. Он даже качнулся, мелькнула мысль, что Мария колдунья.
— Так вот что я тебе, милый, скажу о Юлии. — Мария отпустила Гурова, потупилась. — Девочка неглупая, с характером. Таких по Москве миллион шастают. Без претензий и самомнения, без особых комплексов, видно, женщина в ней еще не проснулась, пока дремлет. Ты прав, тайну она носит, чего-то боится. Я ее пригласила в театр во вторник, хотела привезти сюда, но, раз такое дело, поедем ко мне. Я Юлию угощу и оставлю ночевать, думаю, она заговорит.
— Умница. Я пришлю к театру машину с водителем, якобы твой поклонник. Он и в квартиру на минуточку поднимется.
— Я могу в театр поехать на своей…
— За тобой приедет поклонник с цветами, — перебил Гуров. — Я тебя не неволю, но был бы благодарен, если ты недельку-другую поживешь у себя.
— Я подумаю, — насмешливо ответила Мария, не оставляя сомнений в своем решении. — Между прочим, жизнь наша складывается не из лет, месяцев и недель, даже не из дней, а из минут. — Она поднялась на носки и крепко обняла сыщика.
Две недели царило затишье, а в это чертово воскресенье, восемнадцатого февраля, словно плотину прорвало, и события хлынули, все больше расширяя брешь.
Около двух часов дня оперативники Гурова вышли на мужчину, который встречал Юлию третьего числа в Шереметьеве. Удача улыбнулась отставному майору, опытному сыщику Григорию Котову. Высокий, худой, с длинным, чуть горбатым носом, который не соответствовал русской фамилии, зато полностью оправдывал отчество Давидович, сыщик, при своей субтильной внешности еврея-интеллигента, обладал мертвой хваткой. Если Котов вцепился, то его можно было только убить, но не оторвать.
Еще третьего, во время быстрого опроса людей в Шереметьеве, обслуживающих депутатский зал, Котов заметил, что одна из буфетчиц не смотрела на оперативников с любопытством, а быстро отвернулась и начала без надобности протирать стойку. Когда блицкриг результатов не дал и на след неизвестного выйти не удалось, Котов вернулся, как говорится, к печке. На следующий день оперативник посетил парикмахерскую высшего разряда, надел белоснежную рубашку и парадный костюм, который носить умел, даже купил новые модные очки и вернулся к той самой стойке. При первом знакомстве он не имел успеха у женщин. Уж больно он был худощав и внешне немужественен, обладал мужеством и стойкостью, которые следовало почувствовать, а на это требовалось время.
Настя, так звали буфетчицу, пышнотелая и миловидная, нравилась мужчинам. Увидев Настю, большинство мужчин испытывали прилив крови и желание своих древних предков схватить женщину, раздеть, овладеть ею. Она прекрасно знала об этом, но в большинстве случаев оставалась фригидна — мужчины, кроме брезгливости и презрения, никаких иных чувств у Насти не вызывали. Она знала человека, которого разыскивали менты, но не желала помогать похотливым мужикам, тем более ментам, да еще ввязываться в историю. Сергей Батулин, так звали разыскиваемого, однажды провел с ней вечер, затем ночь, оказался нежным и внимательным, она даже получила удовольствие. Он, безусловно, работал в КГБ, Настя эту организацию иначе не называла, и ввязываться в драчку между двумя службами, да еще выдавать человека, от которого, кроме добра, ничего не видела, женщина не желала.
