раз увидел своего отца в костюме и галстуке, – все равно что встретил его со шлюхой».
В остальном Амос не изменился: последним ложился спать ночью, был в центре каждой вечеринки, светом, к которому слетались все бабочки, и самым свободным, счастливым и интересным человеком. Он по-прежнему делал только то, что хотел. Даже привязанность к костюму происходила скорее из прагматизма, чем из буржуазности. Амос выбрал его, руководствуясь исключительно количеством и размером карманов пиджака. Вместе с интересом к карманам Амосом овладело нездоровое влечение к портфелям, и он покупал их десятками. После пяти лет нахождения в самой меркантильной на земле культуре он вернулся с потребностью только в тех вещах, которые помогали ему упорядочить окружающий мир.
Наряду с новым костюмом Амос обзавелся женой. В Мичиганском университете тремя годами раньше он познакомился со студенткой Барбарой Ганс, будущим психологом. Через год они начали встречаться. «Он сказал мне, что не хочет возвращаться в Израиль один, – рассказывает Барбара. – И мы поженились».
Она выросла на Среднем Западе и никогда не покидала Соединенные Штаты. То, что европейцы обычно говорят об американцах – как о дико неформальных и склонных к импровизации людях, – было для нее еще более верно в отношении израильтян. «Все, что ломалось, они чинили при помощи резинок и изоленты», – вспоминает она. В материально бедном Израиле Барбара чувствовала себя богатой в другой сфере. Израильтяне – по крайней мере, евреи – стремились заработать примерно такую сумму денег, которой хватало бы для удовлетворения основных жизненных потребностей.
Обходились без излишеств. У них с Амосом не было телефона и машины, но их не было и у большинства знакомых. Магазинчики стояли маленькие и конкретные: точильщик ножей, камнерез, продавец фалафеля… Если вам требовался плотник или маляр, звонить было бессмысленно, даже если вы знали их номер телефона, потому что они никогда не брали трубку. Нужно было отправляться в город во второй половине дня в надежде на них наткнуться. «Все отношения носили личностный характер. Стандартная шутка того времени: человек выбегает из горящего дома, чтобы спросить у прохожих, знают ли они кого-нибудь в пожарной части».
Телевидения не было, зато везде стояли радиоприемники, и, когда включали Би-би-си, каждый, чем бы он ни занимался, останавливался, чтобы послушать новости. Потребность в новостях ощущалась как жизненная необходимость. «Все были начеку», – вспоминает Барбара. Напряжения и раздоров, как в Соединенных Штатах во время войны во Вьетнаме, не было вообще. В Израиле опасность чувствовалась постоянно. Было ощущение, что если арабы на всех границах перестанут грызться между собой, то в считаные часы захватят страну и убьют тебя.
Студенты в Еврейском университете, где Барбара преподавала психологию, показались ей агрессивными и неуважительными, настроенными в основном ловить преподавателей на ошибках. Один студент оскорбил американского интеллектуала, прерывая его выступление насмешливыми комментариями; руководство университета потребовало, чтобы он нашел американца и извинился. «Мне жаль, если я вас обидел, – сказал студент, посетив оскорбленного, – но понимаете, то, что вы говорили, было неправильно».
Для окончательного экзамена по психологии старшекурсникам вручили часть опубликованного исследования и попросили найти в нем изъян. На втором занятии у Барбары через десять минут после начала лекции студент в конце зала закричал: «Неправда!» – и никого это не удивило. Выдающийся профессор Еврейского университета выступил с докладом под названием «Что не есть что в статистике», после чего один из студентов в аудитории довольно громко заявил: «Это гарантирует ему место в справочнике «Кто не есть кто в статистике».
И в то же время в Израиле к профессуре относились гораздо более серьезно, чем в Америке. Считалось, что израильские интеллектуалы дают дополнительные возможности для выживания еврейского государства, и интеллектуалы отвечали, хотя бы притворно, вовлеченностью в жизнь страны. В Мичигане Барбара и Амос жили исключительно в рамках университета и проводили время, как правило, с другими учеными. В Израиле, смешиваясь с политиками, генералами, журналистами, они принимали непосредственное участие в управлении страной. В первые несколько месяцев после возвращения Амос много рассказывал о достижениях в теории принятия решений генералам израильской армии и израильских военно-воздушных сил, несмотря на то, что практическое применение теории было, мягко говоря, неочевидным. «Я никогда не видела страны, где должностные лица так сильно стремятся быть в курсе научных событий», – писала Барбара своей семье в Мичиган.
И конечно, все состояли в армии, даже профессора, и поэтому самый утонченный интеллектуал не мог оградить себя от угроз, нависших над обществом. Все были в равной степени подвержены прихоти диктаторов. Эта правда постучалась в дверь дома Барбары через шесть месяцев после ее приезда, 22 мая 1967 года, когда президент Египта Гамаль Абдель Насер объявил, что он закрывает Тиранский пролив для израильских судов. Большинство израильских торговых путей проходило через проливы, и такое объявление было воспринято как начало войны. «Амос пришел однажды домой и сказал, что скоро его призовут в армию», – вспоминает Барбара. Он порылся в доме и нашел мешок со своей старой формой десантника. Она все еще ему подходила. В десять часов вечера его призвали в армию.
Прошло пять лет с тех пор, как Амос прыгал с парашютом; теперь ему дали командовать пехотным подразделением. Вся страна готовилась к войне и в то же самое время пыталась понять, какой эта война будет. В Иерусалиме те, кто помнил войну за независимость, боялись новой осады и опустошали полки магазинов. Людям трудно установить связь между вероятностями и возможными результатами: война с Египтом, вероятно, будет трудной, но успешной; война с объединенными арабскими государствами может привести к полному поражению. Израильское правительство спокойно разрешило использовать общественные парки для массовых захоронений.
Вся страна мобилизовалась. Личные автомобили запускали по автобусным маршрутам, так как автобусы реквизировали. Школьники доставляли молоко и почту. Израильские арабы, которым не разрешалось служить в армии, добровольно приходили на работу, оставленную еврейскими призывниками. Со стороны пустыни дул апокалиптический ветер. Таких ощущений Барбара никогда не испытывала. Независимо от того, сколько вы выпили, хотелось пить; независимо от того, насколько влажным было белье, оно высыхало через тридцать минут. При температуре в тридцать пять градусов, стоя посреди пустынной бури, вы едва ли ощущали жару.
Барбара поехала в кибуц на границе, чтобы помочь рыть окопы. Мужчина сорока лет, руководивший добровольцами, потерял ногу в войне за независимость и носил протез. Он был поэтом и ковылял по округе, читая вслух сочиненную поэму.
Прежде чем начались боевые действия, Амос побывал дома дважды. Барбара была поражена тем, как небрежно ее муж бросил «узи» на кровать, отправляясь в душ. Ничего страшного! Страна находилась в состоянии паники, но
