Вот уж нет! Говорят, Лапия – страна огнежаров. Надо найти того, кто тоже мечтает о подвигах и славе. Вдвоём, огонь и ветер, будут непобедимы. Или хотя бы прорвутся сквозь патрули Лучезарных, ведь мыслечтение на Николаса не действует.
– Эй, я знаю, о чём ты думаешь! – взмахнул у него перед лицом ладонью Гвидион. – Не применяй ветроплав без крайней нужды, не снимай амулет Кишно, не привлекай к себе внимание. Ты один с Лучезарными не справишься. Не называй своего имени, постарайся достать дорожные грамоты.
– Мы могли бы попросить Лесли, – заметил отец.
– Долго, к тому же просьбу могут перехватить, – покачал головой Гвидион. – Неделю Мардуна проводи на священной земле и соблюдай все предосторожности. Неистовый гон может докатываться аж до Рифейских гор. Дорога дальняя, всем тебя даже отец не обеспечит. Нанимайся на посильную работу, но не иди против совести и наших законов. Главное, плату всегда бери вперёд.
Отец придвинул к сыну большой кошель.
– Это всё, что есть. Там ещё пару неприметных безделушек на продажу.
– А как же приданное для Лизи? – замотал головой Николас.
– Ты сейчас важнее.
– Тут я полностью согласен, – поддержал его наставник. – Первое время без денег ты не продержишься, да и за дорогу до Урсалии придётся заплатить.
Они обговаривали менее существенные детали и собирали оставшиеся вещи, споря, что будет лишним. На рассвете, передав Николасу подарки – рубашку с оберёжной вышивкой от Рианы и лук со стрелами от Мидрира – Гвидион попрощался и скрылся в лесу.
Когда всё уже было готово, начали просыпаться домочадцы. Лизи первой выбежала в гостиную, почувствовав, что отец с братом уже давно не спят.
– Ты снова уезжаешь? – понурилась она.
– Да, на этот раз надолго. Года на два-три, но я обязательно привезу тебе какую-нибудь диковинку, и, может быть, раздобуду денег на приданное, – неловко отшутился Николас и обнял её на прощание.
– Два-три года – это так долго, – в глазах Лизи стыли слёзы. – Куда же ты и зачем?
Николас потупился:
– Так надо. Просто надо. Не спрашивай больше!
– Лизи! – на лестнице показалась мама.
Она обняла и поцеловала в лоб.
– Мне иногда жаль, что твой отец ничего нам не рассказывает. Но как бы там ни было, моя любовь и моё благословение всегда с тобой, мой милый мальчик.
С её губ сорвался всхлип, его рубашка промокла от её слёз.
– Мама! – Николас чувствовал себя до жути неловко, словно снова стал мелким сопливым мальчишкой, который тоже вот-вот расплачется. – Не надо, пожалуйста!.. Я… Я же не навсегда, я только туда и обратно!
– Конечно, – она отстранилась и вытерла глаза платком. – Возвращайся! Мы все будем тебя ждать и считать дни.
Зачем он так чурался их, когда было время? Вернётся ли он? Выживет ли? Нет, нельзя даже думать о неудаче.
Эдвард не собирался заглядывать домой в ближайшие дни – с ним никак попрощаться не удастся.
Подхватив тюки, Николас поспешил во двор, где его ждал отец с посёдланной лошадью. Остальные наблюдали с порога, давая им возможность попрощаться без посторонних ушей.
– В Ленноксе продай – ещё денег выручишь, – сказал отец, впервые осмелившись взглянуть сыну в лицо. Даже слабо улыбнулся. – Вот… это теперь твоё по праву.
Он вручил сыну продолговатый свёрток. Николас отогнул ткань и ахнул: сверкнул коричневый камушек-крестовик в навершии дедовского клеймора.
– Надеюсь, он послужит тебе верой и правдой, как служил Утреннему Всаднику.
– Отец, что ты скрываешь? Гвидион же тогда соврал – я видел, – не выдержал Николас его унылого вида.
– Я… не могу. Прости. Ты должен ехать, – отец замолчал, глотая ртом воздух. – Это испытание – твоя судьба. Твой дед просил меня об этом перед казнью.
– Поэтому ты обрёк меня на проклятье мар ещё до моего рождения? – взвился Николас, нутром чувствуя фальшь.
– Кто тебе… Гвидион, подлец! Кто же ещё?
– Какая разница! Почему даже сейчас ты не можешь в меня поверить? Что я выстою, смогу один без дедовых волшебных мечей и твоих денег!
– Но ведь я… Я просто хочу, чтобы ты прожил долгую счастливую жизнь. Николас!
Не слушая отца, он закинул тюки на лошадь и запрыгнул в седло. Хватит! От слёз и траурного выражения лица родных, будто его уже похоронили, тошнило.
Даррен ухватил коня за поводья, заглядывая Николасу в глаза:
– Пожалуйста, давай не будем расставаться вот так. Я сделал всё, чтобы загладить свою вину, всё, чтобы ты выжил. Ну же, не молчи! Скажи, что не держишь на меня зла. Быть может, мы больше никогда не увидимся, сын!
Руки предательски дрогнули, Николас стиснул зубы и вырвал у отца поводья. Зачем, зачем они травят ему душу?
Нет, он не хлюпик и не слабак, он не будет плакать. Он доберётся до мифической долины, чего бы это ни стоило. Он найдёт там… чего бы ни требовалось. Он вернётся домой победителем, и тогда отец поймёт, все поймут, что он настоящий воин не хуже деда!
Пятки со всей силы врезались в конские бока. Не потрудившись даже разогреть лошадь, юноша погнал её галопом к лесной дороге. Лишь ветер и восходящее солнце видели выступившие на его глазах злые слёзы.
***
Когда усадьба скрылась за поворотом, Николас придержал коня. Холодный весенний воздух остудил его пыл. Во взрослой жизни всё придётся делать самому. Никто уже не подскажет и не одёрнет за руку, если он потеряет бдительность и совершит ошибку, которая может стоить не только миссии, но и жизни. Надо собраться и не совершать глупостей сгоряча.
Николас внимательно следил за дорогой и перебирал в голове все советы наставника и свои знания, составляя примерный план. Держаться тише воды ниже травы и не привлекать внимания – вот лучшая тактика. А неприятности найдут его сами.
Лесные дороги развезло так, что ехать быстро не получалось, а показываться на открытой местности, рядом с селениями до самого Леннокса не стоило.
Без приключений Николас добрался до места через пару дней к закату. Небольшой портовый городок кишел людьми. За ворота пропускали всех, кто выглядел хоть немного пристойно и мог заплатить пошлину. Николас натянул капюшон поглубже и бросил медьку в подставленную ладонь стражника, когда подошла его очередь.
Люди толкались, кричали друг на друга, тянули на себе узлы с вещами. Несмотря на сгущающиеся сумерки, все торопились в порт. Николас спешился и повёл коня в поводу. Не меньше часа понадобилось, чтобы протиснуться к конторе распорядителя в доках. Сложенная из серого камня хибара трещала от наплыва посетителей. Хвост очереди тянулся до конца улицы.
Николас решил сперва продать коня, пока его не украли. Цены он помнил плохо и жалел, что пропускал важные сведения мимо ушей. Торговаться с ушлым перекупщиком, норовившим облапошить безусого юнца, пришлось долго. Проливным дождём лились речи о том, как всем тяжело живётся в нынешнее непростое время, но вроде бы Николас выручил справедливую плату.
К распорядителю он вернулся под конец служб, когда зазвонили колокола в замшелом храме Единого-милостивого, который служил ещё и маяком. Судя по причудливой архитектуре и украшениям в виде морских чудищ, раньше он принадлежал Повелителю Вод. Видимо, денег здесь не хватило даже на то, чтобы хоть немного подновить постройку.
У конторы до сих пор толпились люди. На узкий порог вышел человек в засаленной рубахе и штанах. Он принялся всех выпроваживать, выслушивая череду возмущений.
– Завтра всё, завтра! Не нужно меня во дворе караулить и пугать моих кошек.
Николас подался вперёд, разглядывая его в свете свечного фонаря. Воротник на рубашке был не зашнурован, хотя с наступлением темноты начало пробирать от сырости. Из-под отвёрнутого края на груди выглядывала татуировка в виде паутины – знак общины Каледонских гор.
Мужчина уже закончил ругаться с посетителями и направился к Николасу. Тот вытянул из кошелька деревянный кругляш с таким же узором и покатал между пальцами. Этот знак они использовали в общине, чтобы узнавать друг друга.
