– Так сами лопаты возьмите, – отозвался крестьянин из колонны новеньких.
– А нельзя зэку с лопатой по лагерю передвигаться, – буркнул десятник, и сидевший рядом вохр авторитетным кивком это подтвердил. – На лесобазе, говорят, одна бригада две недели топоров ждала, кору жрали… Чем людей мучить, лучше б сразу к стенке поставили.
– А вы прокурору маляву накидайте на начальника участка, – подал совет крестьянин.
– Ты вот, видать, и накатал, раз здесь оказался. И покумекай, что лучше: здесь в яме жопу на пустое брюхо морозить или в Елшанском карьере киркой махать. Заебись им там, наверное, раз оттуда не возвращаются. А хочешь, езжай по такой погоде лед на Волге колоть, а если воду холодную не любишь, вставай к печи гофманской, там жарче. А начнешь голос подавать, так тебе бригада Берензона кровь шеей пустит. Да пошло оно все! – Слова у десятника кончились, глаза слезились от дыма или красноречия.
– Ладно тебе, не распаляйся, у костра сидеть – не мешки ворочать, – безуспешно попытался разорвать тяжелую тишину зэк у костра. – Вечереет уже, скоро ужин.
– Пустой, – отозвался кто-то.
– Говорят, на фронте всем водку дают и папиросу, – мечтательно протянул молодой парень без передних зубов. – И жрать перед боем. А пуля влетит – и хер с ней, едешь в медсанбат к сестричкам. Расскажи, Дед, как ты с немцами при царе воевал?
– А вот как ты рассказываешь, – охотно ответил седой зэк. – Только знаете, если товарищ в бою пал, мы его из списков не сразу вычеркивали, чтоб нам больше водки и сестричек досталось. У вас так не делают? А то, может, есть у вас свободное место на ужин?
– За три папиросы найдется, – мгновенно вышел из оцепенения десятник.
– Могу дать одну, а за три я в ресторан схожу.
– Сходи, – якобы безучастно бросил десятник, но глаза его горели азартом.
– Проходили мы мимо столовой, квашеной капустой несло. Ты как две тарелки этой баланды в себя вольешь, пойдешь по лагерю – отрыжка начнется. Вот тут и подумаешь, надо закурить, а будет нечем, – обратился седой зэк к десятнику, и все взгляды переместились обратно, в ожидании ответа.
– Жалко мне тебя, Дед, укуришься на пустой желудок… Две за постные щи, – со смехом ответил десятник.
– Одну и одну на выходе вместе раскурим, чтоб отрыжку отбить.
– Ушлый ты, Дед, так, глядишь, и еще девять лет отмотаешь.
– Раньше выйду. Я и с войны раньше успел. Когда последнего товарища убили, я вместо него в гроб лег и молчал всю дорогу, пока домой…
– Конец смены, на развод! – проорал голос где-то рядом в темноте.
– Давайте стройтесь, бабоньки. Наворковались, – вскочил вохр. – Все мои здесь? А ты, Дед, строй свою колонну, после нас пойдете, я за вас отчет не несу.
– Я у вас бригадиром не нанимался, – сказал седой зэк товарищам по колонне и жестом пригласил следовать за ушедшим вперед конвойным.
– Чья бригада? – окликнул их лейтенант вохр на выходе со строительного участка.
– Ничья, сегодня этапом прибыли, еще не распределяли по бригадам, – заговорил седой зэк, понимая, что иначе они не успеют на ужин.
– Как так, вашу мать!
– Не могу знать, гражданин начальник, руководство с участка отослало на работу сразу по прибытии.
– Без разнарядки, конечно. Сколько раз на него можно жаловаться, – лейтенант выглядел скорее расстроенным, чем злым. – Сколько вас было?
– Двадцать четыре, гражданин начальник.
– Сколько сейчас?
– Двадцать четыре, гражданин начальник.
– Встать ровно, пересчитаю. – Лейтенант, не всматриваясь в лица, шевелил губами, считая про себя. В конце рот его дернулся, а глаза вспыхнули, он прошипел: – Двадцать три, сука.
– Меня не учли, гражданин начальник, – не дрогнув, ответил седой зэк.
Лейтенант коротко кивнул на выдохе, пропуская колонну.
– Дед, а пожрать получится? – подобострастно спросил здоровяк, шедший с седым в паре.
– У меня – да, – ответил тот, замедляя шаги.
Перед столовой стояла не совсем обычная толпа. Никто не лез вперед и не матерился. Не было ни драк, ни давки. Одна бригада выходила, на ее место, соблюдая очередность, затекала другая.
– Вот это порядок, – с уважением сказал седой, заметив знакомого десятника.
– Татарин, падла, навел дисциплину. Кто орет, без очереди лезет, тому воды гнилой вместо баланды наливает, второй раз провинишься – может избить, на третий тебя вообще из списков вычеркивают, и хер ты чего докажешь. И ведь все номера, все лица наизусть помнит.
– И много вычеркнул?
– Таких не знаю.
Татарин выкрикивал номера бригад из открытого окошечка, и зэки, выпустив поевших, заходили гуськом по одному, снимая перед входом шапки.
– Уговор в силе, землекоп?
Вместо ответа десятник кивнул, и когда настала очередь бригады из котлована, седой зэк вместе с ними прошел внутрь столовой.
– Опять без нормы, говноеды, – утвердительно сказал татарин и, заметив седого зэка, строго спросил: – А это что?
– Специалист, на сегодня к нам приписан.
– В списках нет, если хочешь, можешь ему свою вторую бригадирскую порцию отдать, – татарин смерил зэка взглядом. – Он от меня ничего не получит.
– Конечно, Султан, – примиряюще согласился десятник, забирая с раздачи две тарелки, вонявшие кислой капустой.
Зэки ели быстро. Помогал этому в том числе сквозняк из открытого окна. Седой проглотил пустое варево, шутить про капустную отрыжку больше не хотелось. Половину темного, влажного на ощупь хлеба он сжевал, а оставшуюся часть спрятал в кармане фуфайки.
Татарин выкрикнул следующих, и бригада из котлована, быстро сдав и без того чистые тарелки в мойку, поспешила на выход. Седой зэк отдал десятнику папиросу и закурил вторую обещанную.
– На таких щах долго не протянешь, – выпуская струю дыма в воздух, задумчиво произнес он.
– Щи – хоть жопу полощи, – мрачно подтвердил десятник, не отрывая взгляда от огонька. – Оставишь больше половины, дам хороший совет.
Седой зэк усмехнулся и отдал папиросу.
– Будет возможность выбирать при расселении, иди в палатку. В бараках не теплее, в землянке от сырости загнешься, а в палатке ни клопов, ни вшей, а если снежком припорошит, так и вообще хорошо. С другой стороны – как снег, так побудки. Только они везде побудки, что в бараке, что в палатке.
– Дело, – кивнул седой зэк и, не прощаясь, вернулся к своей колонне. Заключенные смотрели на него с завистью и надеждой. – Без бумаг туда не пустят, пойдемте начальника участка искать, мужики, а то и ночевать под открытым небом придется.
– А вон он чешет! – заорал здоровяк: его лицо за секунду сменило полное отчаяние на твердую решимость.
Замотанный в шарф начальник участка не сумел вовремя разглядеть опасность и теперь замер от неожиданности. Здоровяк сразу пошел в атаку:
– Гражданин начальник, весь день на холоде, два дня без еды, с этапа по инстанциям, потом на работу, проведите в столовую.
Колонна обступила начальника, не давая сбежать.
– В этом, товарищи зэка, я вас поддерживаю, – оглядевшись в поисках вохров и не обнаружив бойцов, затараторил тот. – Я без дела, знаете ли, тоже не сидел, приписал вас всех к бригадам, сейчас будем вопрос питания решать, в порядке поступления, как того хотелось бы. А как же, машина производства, строительства простаивать не должна! Узнаем мнение товарища Ахметова по данному вопросу…
– Нам бы не мнение, нам бы баланды похлебать, – зарычал здоровяк.
– Товарищ Ахмед, – визгливо крикнул начальник участка в окошечко столовой. – Как бы нам товарищей новоприбывших с последним этапом обеспечить питанием?
– Без наряда трудились? – грозно спросил Ахметов, появляясь в окне.
– Так точно, товарищ Ахмед, – робко подтвердил начальник участка.
– Есть у меня на них бумаги, – дал соизволение заведующий. – По первому котлу, как не выполнившие норму, последние в очереди.
– Само собой разумеется, товарищ Ахмед, – часто закивал меховой шапкой начальник участка. И победно обратился к колонне, расталкивая заключенных с целью скрыться: – Вот видите, вопрос довольствия решен положительно.
– А вопрос проживания? – преградил ему путь седой зэк.
– Изыскали для вас места, готовы к заселению. Разрешите пройти, – с раздражением ответил начальник.
– Где? Как мы их найдем?
– Я не знаю, как малые дети…
– Новые, заходим, – выкрикнул в окошечко Ахметов.
И заключенные затолкали начальника участка в столовую.
– Так, – обратился Султан к седому зэку. – Ты уже свою порцию съел.
– Не свою, а бригадирскую, – глядя в глаза Ахметову, ответил он.
Заведующий собрался было что-то сказать, но, отведя взгляд, отрицательно покачал головой и отошел.
Как ни отвратительна была баланда, съеденная седым зэком, колонне досталась жижа со дна, и была она значительно хуже. От варева несло гнилью, а цвет жидкости намекал, что капустные вилки не слишком тщательно мыли, прежде чем бросить в кипяток.
