– Мне как это расценивать, Снегирь? – негромко спросил Марков, надвигаясь на зэка. – Как отказ от работы? По изолятору заскучал? А ну быстро за работу, падлы!
Спорить с капитаном желающих не нашлось, и бригада Берензона нехотя поплелась к станкам. Рядом с Марковым остался только один, с лицом хорька.
– Гражданин начальник, у меня пальцы сломаны, мне нельзя, – показывая забинтованную руку вохру, жаловался Хорек.
Марков взял его за плечи, развернул в сторону платформы, и, не сказав ни слова, всадил пинка под зад. Хорек буквально пролетел несколько метров и скуля поднялся под громкий хохот товарищей.
Блатная бригада быстро разломала еще несколько ящиков. Работа пошла. Всем хотелось согреться и закончить побыстрее. Марков и Берензон ушли на станцию греться. Среди суматохи, окриков, звяканья бортов платформы, мата, команд и советов седой зэк, стоявший сверху, и Хорек, принимавший ящики на перроне, встретились.
– Вот тот Дед! Он мне, братва, пальцы сломал! – визгливо закричал Хорек, словно в испуге.
Несколько зэков оторвалось от работы и повернуло голову в его сторону, но никто особого значения крику не придал. В поисках поддержки Хорек оглянулся на то место, где стоял Берензон, и седой, поняв, что никто на него не смотрит, чуть сдвинул крайнюю доску левой ногой.
– Принимай! – сдавленно проговорил он и подтолкнул станок без ящика, уже стоявший на досках.
Железо пошло криво, уходя по сбитой в сторону доске. Хорек успел вскрикнуть от боли, пытаясь остановить станок сломанной правой рукой, и тот, завалившись, рухнул на него.
– Чисто башку на хер снесло, – скорее с восторгом, чем со страхом, произнес кто-то из зэков на перроне, когда затих грохот.
– Это Дед! Дед его убил, отвечаю! – заорал кто-то сверху.
Седой зэк стоял, не шелохнувшись, и молчал.
– А ну, заткнулись, – негромко приказал Берензон, вышедший со станции. – За работу. А ты, Дед, спускайся.
Зэки проводили их взглядом и снова принялись сгружать станки. Берензон отвел седого за угол и предложил папиросу.
– А вы?
– А я не курю, – ответил Берензон и тут же добавил: – Я видел, как ты это сделал, чистая работа.
– Не понимаю, о чем вы, – сказал седой зэк и нагнулся, чтобы почесать ногу в ботинке.
– И находчивость, и выдержка. Как твое имя, номер 958343?
– Здесь меня все Дедом зовут.
– И так сойдет. Вор?
– Иногда, – подумав, ответил седой зэк.
– Перевожу тебя, Дед, в бригаду на освободившееся место. Опытный человек мне сейчас очень нужен, с этими дебилами тяжело работать.
– Вот так просто? – спросил седой, не спеша докуривая папиросу и пытаясь разглядеть глаза Берензона сквозь запотевшие стекла очков.
– Какая мне выгода от того, что они тебе перережут горло? Нынешний бригадир меня разочаровывает, совсем страх потерял, убил каменщика, перед тем как сюда приехать. Завтра об этом услышишь. А я такого приказа не давал. Когда много начинают на себя брать, мне такое не нравится, ясно?
– В общих чертах, – туша окурок, сказал седой зэк. – Я здесь недавно, многого еще не знаю.
– У тебя будет время освоиться, – с улыбкой сказал Берензон. – Завтра оформлю тебе все документы, ужинать будешь с новой бригадой. Со Снегирем поговорю, никто тебя не тронет.
– Так и не за что, – с той же улыбкой ответил седой зэк.
– Вот и я так считаю, – оставил за собой последнее слово Берензон и протянул ему руку на виду у всей бригады.
Когда все станки были выгружены на перрон, труп убрали за вокзал до утра. От несчастного случая осталось только кровавое пятно. Блатная бригада вместе с Берензоном уехала. Марков дремал в кабине грузовика.
– Соберите доски на костер и быстро в кузов, – велел седой зэк своим соседям по палатке и, взяв пожарный топор, понес отдавать его дежурному по станции, отвлекая внимание.
Внутри было натоплено, дежурный дремал. Седой положил топор рядом с ним, взял лежавшую на полу газету «Сталинская стройка», свернул и сунул в карман. Он вернулся, машина тронулась. Водитель берег сон Маркова, и автомобиль ехал медленно-медленно. Глаза зэков сонно моргали, головы сваливались на грудь и покачивались в такт дороге. После остановки они без команд и окриков слезли и побрели к палатке. Седой остался один снаружи, слушая, как гремят доски, исчезая под нарами. Он взглянул на светлое, затянутое облаками небо, достал газету и, расправив, подложил под фуфайку, затем, шурша, нагнулся, и бритва снова переместилась из ботинка в рукав. Только после этого зэк нырнул в палатку, чтобы доспать оставшееся до подъема время.
Никакого обещанного расписанием звукового сигнала не было. Палатка, как и ночью во время пересчета, содрогнулась от удара прикладом. Ранее утро 30 ноября ничем не отличалось от ночи, и когда зэки открыли глаза, внутри было так же темно. Им не дали лишних часов сна за ночную работу, кроме того, сразу пришлось нарушить два лагерных правила. Никто не застелил постель, потому что на нарах не было даже матрасов, и не умылся, потому что никакой воды тоже не было.
Седой зэк переложил бритву в ботинок и остался лежать на спине, растирая замерзшие руки. С нижних полок раздавался нехороший грудной кашель, кто-то шумно сморкался. После разгрузки платформы и нескольких часов сна ни у кого не было сил даже материться. Седой так бы и лежал до утреннего развода, но мочевой пузырь требовал немедленного подъема. Зэк не спеша слез с верхних нар и, прихрамывая на затекших ногах, двинулся к выходу.
– Дед, – простонал здоровяк с нижних нар. – Температура. Подыхаю.
– Ползи в медчасть, – коротко ответил ему тот и вышел наружу.
Ветер раскачивал желтые фонари безлюдного лагеря. Небо ни с какой стороны светлеть еще не начинало. Седой зэк нашел выгребную яму, быстро расстегнул пуговицы на штанах и поднял струей облако пара ото льда на дне. Модель лагеря в миниатюре, подумал он, глянув вниз, и поспешил обратно в палатку.
Боль в мышцах, холод, слипавшиеся от недосыпа глаза, все прожитые годы навалились на него темнотой Безымянлага. Устроившись на нарах, он высыпал на ладонь искрошенные полпайки со вчерашнего ужина. Жалкая пища усилила голод. Такое утро можно только постараться пережить. Рука сама потянулась в карман, и седой зэк, не обращая внимания на просьбы оставить, выкурил папиросу до конца. Если он протянет до вечера, то ужин будет сытным, а спать ночью он будет в натопленном бараке бригады Берензона. Никто здесь о таком не может даже мечтать, он знает это наверняка. И как бы плохо ни начался день, он всегда может закончиться хуже. Лучше, мысленно поправил себя седой. И к моменту, когда раздался крик: «На развод!», у него уже были силы пережить этот день.
Построения начались в темноте. Под желтыми фонарями, словно греясь в их свете, расположилось начальство, ряды зэков скрывались во мгле. Вчерашний женоподобный работник учетно-распределительного отдела в буквальном смысле клевал носом. Рядом с ним стоял лейтенант НКВД – молодой, небольшого роста, лицо круглое с тонкими губами.
– Замолкли! – заорал кто-то из вохров, устанавливая тишину на небольшой утоптанной площадке среди бараков.
– В связи с участившимися случаями побегов, – тихо, словно издалека, начал читать лейтенант НКВД, – довожу до сведения заключенных, что постоянной сессией Куйбышевского областного суда за попытки побега из лагеря были осуждены к высшей мере наказания – расстрелу следующие заключенные…
Начавшийся рассвет не освещал фигуры, лишь размывал их, делая неясными, будто подернутыми дымкой. Лейтенант сделал паузу и громким голосом начал зачитывать, вбивая каждым именем гвоздь:
– Баранов Александр Николаевич, Конашевич Иван Федосеевич, Юдицкий Борис Альфонсович, Орлов Александр Петрович, Мерзляков-Колесников Семен Варфоломеевич, Скопин Николай Иванович…
Седой зэк был готов поклясться, что лейтенанту доставляет радость читать этот список, он был похож на актера, вдохновенно исполнявшего роль перед замершей публикой. Желтый фонарь светил прямо на оратора, лишь увеличивая впечатление театральности. Облака пара, вылетавшие из его рта, были сценическими эффектами.
– …Авачев Александр Васильевич, Бадун Иван Иванович, Антропов Алексей Иванович, Лобазин Иван Васильевич, Расеев Антон Онисимович, Сепуренко Михаил Георгиевич, – не заканчивался перечень.
«Ведь немало бегут, – отметил про себя седой зэк, – и тех, кому удалось, не зачитывают».
– Приговоры Верховным судом РСФСР в отношении всех вышеуказанных утверждены и 29 ноября сего года приведены в исполнение, – завершил речь в смешанном сиянии искусственного и естественного света лейтенант НКВД.
Пухлощекий из учетно-распределительного успел задремать, но конец речитатива пробудил его. Сделав шаг вперед, он зачитал номера нового этапа, приписывая их к бригадам. Седого зэка он назвал последним.
– 958343 – сварочные работы на двадцать четвертом заводе.
