После его ухода все долгое время молчали. Огонь в камине почти потух, и в комнате становилось все холоднее. На лице генерала Мейсона застыло сердитое выражение. Он воздел руки вверх, шутливо подражая гипнотизеру.
– Фокус-покус, – пробормотал генерал. – Надеюсь, Хэдли, у вас больше нет свидетелей. Достаточно уже. Сначала шляпы, потом любовные связи, а теперь еще и манускрипт. Это ничему не поможет. Только еще больше нас запутает… Что вы думаете о нашем эстете?
– Как свидетель, – принялся отвечать Хэдли, – он был то слишком насторожен, то слишком спокоен. Начал довольно гладко. Затем при упоминании убийства едва не потерял голову от страха. И наконец, могу поклясться, он сказал правду о том, что ему известно о происшедшем здесь.
– То есть?
Хэдли снова начал расхаживать по комнате, и его голос звучал раздраженно:
– У меня только одно объяснение. Но оно, скорее, все осложняет. Подумайте сами. Он наверняка не знал, что убитый здесь человек – Дрисколл. По крайней мере, он не знал, что это тот юноша, с которым он встретился у сэра Уильяма. И, узнав об этом, он перенес сильное потрясение. Почему? Предположим следующее. Эрбор – человек умный и хитрый. Он искренне не желает ввязываться во всякого рода неприятности, потому что это уязвляет его достоинство. Но храбрости у него не больше, чем у зайца. Это видно по всему, что он говорил. А главное, он испытывает страшный ужас перед оглаской. Вы согласны?
– Безусловно, – подтвердил генерал.
– Отлично. Далее, Эрбор попытался превратить в шутку предположение, что он сам мог украсть манускрипт. Но если знать Эрбора и сэра Уильяма, это предположение становится не таким уж фантастическим, как кажется. Эрбор знал, что старик поднимет страшный шум, если он потребует у него свою рукопись. Возникнут разного рода препятствия, задержки, споры и, может, даже огласка, не говоря уже о том, что с ним мог сделать сам сэр Уильям… Однако, если бы рукопись украли, сэр Уильям стал бы ее искать. Но тщетно. У него не было никакой надежды. Эрбор мог указать ему на это (если придется, по телефону) после того, как манускрипт окажется у него в руках, и уехать из дома. И сэр Уильям не стал бы поднимать шум и предпринимать какие-то меры для ее поиска. Кроме того, что у него не было надежды на успех. Он сам предстал бы в смешном виде. Бывший уважаемый член кабинета министров не пошел бы на это.
– Сомневаюсь, чтобы сам Эрбор и в самом деле украл рукопись, – покачал головой генерал. – Он не осмелился бы.
– Подождите. То, что рукопись пропала, его не беспокоит. И вы видите, он не лезет из кожи вон, чтобы найти рукопись. Так кто мог украсть эту бумажную ценность для него?
Генерал присвистнул.
– Вы намекаете…
– Этого не может быть! – резко заявил старший инспектор, стукнув по столу кулаком. – Это было бы уже слишком. Но такая возможность представляется слишком очевидной, и мы не должны упускать ее из виду…
– Так вот. Я имею в виду следующее. Эрбор сказал, что он говорил об Эдгаре По, пока вся семья не стала задумываться. Намеки его делались все более пространными. Он также сказал, что, поскольку сэр Уильям тоже постоянно ронял загадочные намеки, все должны были знать о рукописи. И наверняка такой сообразительный молодой человек, как Дрисколл, не пропустил бы смысла этих намеков. Дрисколл как раз присутствовал за тем обедом, когда Эрбор все время говорил…
– Нет, постойте! – расстроенно возразил генерал Мейсон. – Я хочу сказать… Это не дело! Конечно, торгаш вроде Эрбора мог это сделать. Но если вы полагаете, что юный Дрисколл… Что вы! Чушь, самая невероятная нелепость! Не стоит и обсуждать! Это совершенно недопустимо!
– Я не сказал, что это так, – терпеливо произнес Хэдли. – Но подумайте сами. Дрисколл был раздражен, ему постоянно не хватало денег. Дрисколл, безусловно, ссорился с дядей. Дрисколл был юным сумасбродом, который мог считать эту рукопись простым клочком бумаги. Признаюсь, я и сам так думал, пока не узнал, сколько она стоит. Так что предположим, что Дрисколл отозвал Эрбора в сторонку и сказал: «Послушайте, если однажды утром эта рукопись окажется у вас под подушкой, сколько вы готовы за это дать?» – Хэдли поднял брови. – Возможно, тогда Эрбор объяснил ему, что эта рукопись принадлежит ему. Возможно, для Дрисколла это не имело значения. Но если Эрбор готов был уплатить какие-то деньги старику, если открыто купит ее, а? Это была хорошая возможность уладить дело. Старику была известна настоящая стоимость манускрипта. А Дрисколлу – нет. А Эрбор настоящий бизнесмен, который не станет переплачивать, когда это возможно.
– Нет! – раздался в комнате громовой голос.
Хэдли буквально подскочил. В этом голосе был не только протест, но и мольба. Все взгляды устремились на доктора Фелла, который, опираясь на стол руками, пытался подняться на ноги.
– Прошу вас, – почти умоляющим тоном простонал он, – прошу вас, умоляю! Думайте о чем угодно, только не развивайте эту нелепую мысль. Если вы будете продолжать поиски в этом направлении, Хэдли, предупреждаю – вы никогда не дознаетесь правды. Говорите все, что вам вздумается. Скажите, что вором был сам Эрбор, что это был генерал Мейсон, Санта-Клаус или Муссолини. Но предупреждаю вас: даже на минуту не предполагайте, что это сделал Дрисколл!
– А собственно, почему? – раздраженно спросил Хэдли. – Поймите, я же не сказал, что определенно считаю Дрисколла вором. Но раз уж эта мысль приводит вас в такой ужас, может, вы объясните, почему именно?
Доктор медленно опустился в кресло.
– Извольте, я объясню. Что бы там ни было, дайте мне разъяснить вам этот момент до конца, иначе вы никогда не поймете остальное. Вспомните о том, что происходило пару часов назад. Черт побери, куда делась моя трубка? Ага, вот она. Так вот, мы говорили о Дрисколле. И сэр Уильям заявил, что он не был трусом. А я попытался подбросить вам намек, если вспомните. Я сказал: «Тогда чего же он боялся?»
Позвольте мне повториться. Я согласен, что Дрисколл был далеко не трусом. Я согласен с вашим определением, Хэдли, что он был сумасбродным, легкомысленным парнем. Но он определенно боялся только одного.
– И что это было?
– Он боялся своего дяди, – провозгласил доктор Фелл. После паузы, во время которой он набивал трубку табаком, просыпая его себе на грудь, он продолжал: – Послушайте. Дрисколл был расточительным человеком с дорогостоящими запросами. Он жил совершенно не в соответствии с выдаваемым дядей содержанием. Вы слышали, сам Биттон говорил о том, что он давал ему деньги на жизнь. Юноша зарабатывал очень мало своим ремеслом свободного репортера, и Биттон помогал ему держаться.
Но Биттон не был всепрощающим дядюшкой. Как раз наоборот. А почему? Да потому, что он слишком любил своего племянника. Своего сына у него не было. Он растил Филипа с детства и хотел, чтобы мальчик унаследовал хоть малую толику его бешеной энергии. И вы думаете, Дрисколл об этом не знал? Ха! – фыркнул доктор. – Разумеется, знал. Старик затягивал свой кошелек туже, чем на морской узел. Но Дрисколл знал, что был его любимчиком. И когда дело дойдет до последнего… Я почти уверен, что имя Дрисколла фигурирует в завещании старика. Это так, генерал Мейсон?
– Мне известно, – осторожно заметил генерал, – что он не был забыт.
– Вот именно. Неужели, Хэдли, вы действительно могли подумать, что мальчик рискнет всем этим? Ведь рукопись была самым любимым сокровищем Биттона. Вы видели, как он втайне радовался ему. Если бы ее украл Дрисколл и старик заподозрил бы его в этом, он навсегда исключил бы племянника из завещания. Вы знаете характер Биттона, а главное, его упрямство. Такого он никогда бы ему не простил. После этого юноша не получил бы от него ни пенни… И что выиграл бы Дрисколл? Самое большее – несколько фунтов от Эрбора. Зачем Эрбору, такому прожженному дельцу, выкидывать деньги за свою же собственность? Он бы только усмехнулся своей змеиной улыбкой. «Тысячу гульденов? Ладно уж, получишь пятьсот. А не то я расскажу твоему дядюшке, где ты взял эту рукопись». Нет, Хэдли. Дрисколл ни за что на свете не пошел бы на кражу этой рукописи. Повторяю, человек, которого он боялся больше всего на свете, был его дядя.
Хэдли задумчиво кивнул.
– Да, да, – сказал он, – пожалуй, вы правы. И должен сказать, вы прочли нам очень интересную лекцию. Но почему вы так агрессивно против этого пункта? Почему это так важно?
Доктор Фелл вздохнул с огромным облегчением:
– Потому что, если вы это поймете, вы будете уже на полпути к разгадке. Я… – Он устало повернулся к двери, в которую в очередной раз постучали. И быстро продолжал: – Но я собирался сказать, что категорически отказываюсь сегодня выслушивать еще хоть одного свидетеля. Сейчас уже шесть часов, так что пабы открыты. Войдите!
Появился утомленный сержант Беттс.
– Я только что разговаривал с остальными посетителями, сэр, – доложил он Хэдли. – Должен сказать, на это ушла уйма времени. Они все хотели говорить, и мне пришлось выслушать каждого из опасения пропустить что-нибудь важное. Но никто из них ничего не знает. Все провели большую часть времени в Белой башне. На ее осмотр уходит много времени, и никто из них не находился около ворот Изменников между половиной второго и двумя часами. Они производят впечатление правдивых свидетелей, и я всех отпустил. Я правильно поступил, сэр?
