Американец кивнул:
– У нее на лице появилось и мгновенно исчезло выражение настоящего ужаса. Казалось, она о чем-то вспомнила!
– А помните, что в тот момент сказал генерал Мейсон? Я тоже заметил у нее на лице страх и пытался понять его, но теперь я понял. Генерал Мейсон уговаривал сэра Уильяма подняться к нему и отдохнуть и сказал: «Записи Девере у меня на столе в портфеле». И это тут же напомнило ей о какой-то улике, что могла лежать на столе у Дрисколла и которую могла обнаружить полиция. Вероятно, она называла себя Мэри только с тех пор, как убедилась, что за ней следят.
– Но было ли у нее время добраться до квартиры Дрисколла и все там перевернуть? – засомневался Рэмпоул. – Мы не очень долго разговаривали с миссис Ларкин. И сэр Уильям вышел с миссис Биттон посадить ее в такси…
– Которое она отпустила наверху Тауэр-Хилл и спустилась в подземку. Она могла добраться от «Марк-Лейн» до «Кингс-Кросс» меньше чем за пятнадцать минут. Она даже могла, чтобы не терять время на пересадку, выйти на «Кингс-Кросс» и добраться до Тэвисток-сквер пешком. Конечно, на такси было бы гораздо дольше… А что касается проникновения в квартиру, достаточно только видеть ее, чтобы понять, что она способна без особого труда взломать и гораздо более крепкую дверь. Глухой портье ничего не слышал, и ее могла обнаружить только миссис Ларкин – но она Знала, что та еще оставалась в Тауэре.
– Это меняет дело, – встрял в разговор доктор Фелл. – Несомненно, это меняет все дело. Ха! – Он обхватил руками свою крупную голову. – Плохо, Хэдли. И что мне особенно не нравится, это символ.
– Символ?
– Я говорю о тех гипсовых статуэтках, которые вы описали. Может, они выиграли их где-нибудь на ярмарке за городом, кто их знает. Но меня беспокоит странный факт, что эта женщина подписала по меньшей мере одно из своих писем именем Мэри. Допустим, вы со своей возлюбленной храпите две статуэтки, в которых вам приятно видеть аналогию с вами самими. Одна из них названа Абеляр, а другая – Элоиза. Вам захочется посмотреть, верно, кто такие эти люди? Если, конечно, вы еще не знали. И говорю вам, Хэдли, мне не нравится, что эта Биттон городила эту чушь относительно казни королевы Элизабет. Это было на нее не похоже.
– К чему вы ведете?
– Если в этих двух статуэтках имеется какой-то смысл, – продолжал доктор, – мы должны вспомнить две вещи о королеве Марии Тюдор Английской и ее муже, короле Филиппе Втором Испанском. Одна заключается в том, что всю свою жизнь Мария неистово любила Филиппа, почти с такой же страстью, с которой исповедовала религию; тогда как Филиппа она совершенно не волновала. И второе, что мы должны помнить…
– Да?
– Что ее называли Мария Кровавая, – громогласно объявил доктор Фелл.
Наступила длительная пауза.
Маленький ресторанчик, где было очень мало посетителей, отозвался на это предположение лишь тиканьем часов. В стакане Рэмпоула осталось немного виски, и он торопливо допил его.
– К чему бы нас это ни привело, – наконец с мрачным упрямством сказал Хэдли, – я перехожу ко второму событию, которое произошло после нашей встречи. Должен признаться, что оно чрезвычайно непонятное и тревожное. Дело касается Джулиуса Эрбора.
Доктор Фелл стукнул по столу:
– Продолжайте! Милостивый боже! Я должен был понять… это разгоняет туман. Говорите же, Хэдли.
– Он находится в Голдерс-Грин. Слушайте же.
Когда мы уходили из Тауэра, нам ничего не сказали. Но сержант Хампер узнал об этом и позвонил мне. Так что я только что выяснил остальное. Когда Эрбор оставил нас, было не позднее двадцати минут седьмого. Помните, мы все сверяли часы, чтобы удостовериться, что Эрбор правильно назвал время? Это было в четверть седьмого, после чего он почти сразу ушел.
Часовому у первой башни, через которую вы входите в Тауэр, – меня это всегда смущает, потому что она называется Средней башней, – так вот, ему было приказано пропустить его. Если помните, он говорил, что приехал туда на такси, попросил таксиста подождать его, но сам так и не появился. Спустя какое-то время водитель забеспокоился и подошел к Средней башне, чтобы выяснить, не случилось ли какой беды. Часовой преградил ему путь, а стражник сказал, что произошел несчастный случай. Видимо, водитель был не против того, чтобы его счетчик продолжал отсчитывать фунты, и он спокойно уселся в машину и продолжал ждать своего клиента. Обратите внимание, он ждал целых три часа. Вот такие у нас в Лондоне таксисты.
Хэдли доел сандвич, заказал себе еще виски и закурил сигарету.
– Затем из Сторожевой башни, где мы находились, вышел Эрбор и пошел по дорожке между нею и Средней башней. Было уже темно и туманно. Но на парапете моста есть газовый фонарь. Водитель и часовой у Средней башни случайно взглянули на дорожку и увидели Эрбора, который прислонился к фонарному столбу, как будто потерял сознание. Затем он выпрямился и, пошатываясь, пошел дальше.
Сначала они подумали, что он пьян. Но когда он приблизился к ним, он был смертельно бледен и еле говорил, лицо его было покрыто потом. Несомненно, это был очередной сердечный приступ, свидетелем одного из которых мы были, но гораздо более сильный, потому что Эрбор был страшно испуган. Водитель помог ему дойти до буфета, где он выпил полстакана чистого виски. Ему стало получше, и он велел водителю отвезти его к сэру Уильяму на Беркли-сквер.
Когда они добрались туда, он снова попросил таксиста подождать, сказал, что он только упакует свой багаж, а потом они поедут по какому-то адресу в Голдерс-Грин. Водитель решительно запротестовал. Он ждал уже больше трех часов, на счетчике уже и так большая сумма, а он не видел еще ни пенни, да к тому же Голдерс-Грин находится довольно далеко. Тогда Эрбор дал ему банкнот в пять фунтов и пообещал по приезде на место дать еще столько же.
Естественно, таксист стал что-то подозревать. Пока он околачивался около Средней башни, часовой обронил кое-какие намеки на случившееся в Тауэре. Эрбор вскоре вышел из дома с чемоданом и двумя пальто, перекинутыми через руку. По дороге в Голдерс-Грин водителю стало решительно не по себе.
Хэдли замолчал и перевернул страницу, которую достал из своего портфеля, словно освежая память. Он заговорил, продолжая сверяться с напечатанным текстом:
– Вы замечали, как даже самые скрытные люди свободно общаются с водителями такси? Они настолько раскрепощаются, что становятся попросту болтливыми. Не знаю, в чем тут дело. Если только из-за того, что водители обычно ничему не удивляются. Если бы я хотел установить в Англии систему полицейского сыска, я не стал бы прибегать к услугам консьержей, как это делают во Франции, а нанял бы таксистов… Но это так, между прочим… Но дальше.
Нахмурясь, он похлопал пачкой листов по ладони.
– Но поскольку водителю стало известно об убийстве, на его месте я вообще бы не стал слушать довольно странную болтовню Эрбора в машине. Но таксист опасался быть втянутым в дело об убийстве. Поэтому, доставив Эрбора в Голдерс-Грин, он сразу вернулся в город и прямиком направился в Скотленд-Ярд. К счастью, он попал к дельному человеку, который направил его ко мне. Это был типичный водитель такси: сильный парень, терпеливый, довольно мрачный, с красным лицом, большими седыми усами и грубоватым голосом. Но, подобно большинству кокни, он обладает даром описания и пантомимы. Усевшись у меня в кабинете на краешке стула, он теребил в руках свое кепи и очень живо представлял Эрбора. Вы буквально видели нервничающего Эрбора, с его преувеличенным достоинством, придерживающего очки, когда машину подбрасывало на ухабах, и каждые две минуты наклонявшегося вперед со своими непрестанными вопросами.
Сначала Эрбор спросил водителя, держит ли он при себе пистолет. На что тот только рассмеялся. Затем Эрбор высказал предположение, что, вероятно, с ним лучше не ввязываться в драку. Водитель ответил, что он действительно может за себя постоять. Затем Эрбор размышлял, не преследуют ли их. Потом начал толковать, что его имени нет в справочнике и что у него есть в Голдерс-Грин коттедж, о котором никому не известно, кроме нескольких друзей, живущих поблизости. Он все время намекал, что в Лондоне не так много преступников, как в Нью-Йорке. Но что водителю особенно запомнилось, так это его постоянные упоминания о каком-то голосе.
– О голосе? – переспросил доктор Фелл. – О каком еще голосе?
– Эрбор не сказал. Но спрашивал, можно ли проследить телефонный звонок. Это было единственное, что он конкретно упоминал. Наконец они добрались до коттеджа, который расположен вдали от города. Но Эрбор сказал, что сейчас он не пойдет туда – дом простоял закрытым долгое время. Он попросил водителя высадить его у стоящей недалеко от коттеджа виллы, окна которой были освещены. Таксист запомнил ее название: «Брайэбре».
– Вероятно, вилла его друзей. Гм…
– Да. Позднее мы это проверили. Она принадлежит мистеру Дэниэлу Спенглеру. Ну вот почти и все. Что вы об этом думаете?
