– Вероятно, вилла его друзей. Гм…
– Да. Позднее мы это проверили. Она принадлежит мистеру Дэниэлу Спенглеру. Ну вот почти и все. Что вы об этом думаете?
– Похоже, дело плохо, Хэдли. Возможно, этот человек в большой опасности. Лично я так не думаю, но есть вероятность…
– Этого вы могли и не говорить! – раздраженно буркнул старший инспектор. – Если бы только все эти идиоты обращались в полицию, когда попадают в беду! Мы ведь для того и существуем. Но они и не думают к нам обращаться. И если он действительно в опасности, то выбрал самый безнадежный способ уберечься от нее. Вместо того чтобы поехать в гостиницу, как собирался, он решил забраться подальше, туда, где его никто не сможет найти, и в результате выбрал место, идеально расположенное для… скажем, для убийства.
– Какие действия вы предприняли?
– Я немедленно послал надежного человека наблюдать за домом и приказал ему каждые полчаса звонить в Скотленд-Ярд. Но что может ему угрожать? Вы думаете, он знает что-то об убийстве и это стало известно убийце?
Задумавшись, доктор Фелл яростно попыхивал трубкой, после чего сказал:
– Дело гораздо серьезнее, Хэдли, гораздо. Понимаете, я строил свои рассуждение на основании того, что понимаю, как все произошло. Еще сегодня я сказал, что всем нравится руководить. Я даже позволил себе посмеяться над этим, потому что это действительно очень забавно…
– Забавно?!
– Да. В этом есть что-то невероятно смешное. Это подобно комедии, которая вдруг разворачивается в трагическое происшествие. Как если бы во втором акте «Тетушки Чарли» вдруг появился головорез… Вы помните, как Марк Твен описывает свою попытку научиться ездить на велосипеде?
– Будь я проклят! – взревел Хэдли, запихивая бумаги в портфель. – Будь я проклят, если стану слушать еще одну лекцию, когда…
– Это вовсе не лекция. Послушайте, – настаивал доктор Фелл с необычной серьезностью. – Он сказал, что всегда делал именно то, чего не следовало делать. Он пытался не наезжать на камни и постоянно падал с велосипеда. Но если он ехал по улице в двести ярдов шириной и там оказывался хоть один крошечный обломок кирпича, он непременно натыкался на него. Это очень точно подходит к нашему случаю.
И больше я не могу сохранять таинственный вид, – заявил вдруг доктор. – Я должен отделить бессмыслицу и случайные происшествия от действительно страшного смысла дела. Оно началось по чистой случайности, и убийца только его закончил, вот что я думаю. Я должен показать вам нелепую его часть, после чего вы сможете решить, прав ли я. Но прежде всего нужно сделать две вещи.
– Какие именно?
– Вы можете связаться с человеком, которого поставили наблюдать за домом Эрбора?
– Да, через местное отделение полиции.
– Отлично. Свяжитесь с ним и скажите ему, чтобы он не прятался, а, напротив, постарался своим поведением возбудить подозрения Эрбора. Если хочет, пусть разгуливает по лужайке перед домом. Но ни в коем случае – даже если его окликнут – не приближаться к Эрбору и не показываться ему на глаза.
– И какую вы этим преследуете цель? – недоверчиво поинтересовался старший инспектор.
– Я не верю, что Эрбору угрожает какая-то опасность. Но очевидно, сам он страшно боится. Он также думает, что полиции неизвестно, где он находится. Понимаете, этот человек знает нечто такое, что по какой-то причине не желает нам сообщить. Если он заметит крадущегося около его коттеджа вашего человека, он сразу сделает вывод, что это его враг. Если он позвонит в полицию, они никого не обнаружат, естественно. Это довольно жестоко по отношению к нему, но мы вынуждены напугать его, чтобы он раскрылся нам. Как вы заметили, он далеко не из храбрецов. Рано или поздно он станет искать вашей защиты, и к тому времени мы сможем добраться до правды.
– Это единственное дельное предложение, которое вы до сих пор сделали, – мрачно проворчал старший инспектор. – Мне приятно видеть, что вы наконец просыпаетесь. Мы это сделаем.
– Во всяком случае, это никому не повредит. Если он в самом деле находится в опасности, явное присутствие охраны произведет на его врага полезное воздействие. Если он все-таки позвонит в полицию и поблизости от его коттеджа окажется его настоящий враг, полиция может начать искать его, не обращая внимания на вашего человека… И еще. Мы должны нанести короткий визит в квартиру Дрисколла.
– Если вы думаете, что там что-то спрятано, могу вас заверить, что мои люди найдут это гораздо скорее, чем мы…
– Нет. Ваши люди не придадут значения тому, что я хочу там обнаружить. Не думаю, что они подумают посмотреть на его пишущую машинку, верно?
– На что?
– На пишущую машинку. Вам известно, что это такое, – недовольно повторил доктор. – Кроме того, я хочу бросить взгляд на его кухню. Если она у него имеется, как я полагаю, мы найдем ее убранной в кухню… Где же официант? Мне нужен счет.
Когда они вышли из ресторана, туман уже рассеивался. Узкая Уордор-стрит была полна народу. Вывеска ресторана сверкала в тусклом освещении. На углу улицы играла шарманка, окруженная толпой мальчишек, из нескольких пабов доносились смех и песни. В сиянии огней на Шафтсбери-авеню только-только начинали разъезжаться машины, что привезли людей в театры, и Хэдли с трудом вел в этом потоке свой автомобиль. Но, выехав из центра города и оставив позади Оксфорд-стрит, он заставил «даймлер» развить скорость. Под светом высоких печальных фонарей перед ними лежал пустынный и тихий район Блумсбери, куда только издали долетал шум оживленного движения. Они пересекли Грейт-Рассел-стрит и повернули налево вдоль длинного и похожего на тюрьму громадного здания Британского музея, погруженного в темноту.
– Будьте любезны, достаньте рапорт из моего портфеля, – попросил Хэдли. – Кажется, Сомерс сказал, что это на западной стороне сквера…
Нагнув голову, Рэмпоул следил за названиями улиц. Монтегю-стрит, оголенные деревья и степенные фасады домов по Рассел-сквер, Аппер-Бедфорд-Плейс, где Хэдли сбросил скорость.
Тэвисток-сквер был большим и продолговатым, плохо освещенным местом. Стоящие вдоль западной его стороны здания были выше остальных и более внушительными благодаря тяжеловесной георгианской архитектуре. «Тэвисток-Чамберс» оказался зданием из красного кирпича с четырьмя входами, по два с каждой стороны арки, под которой подъездная дорожка вела во двор. Ею и воспользовался Хэдли.
– Так вот каким образом сбежала та женщина, – вздохнул он. – Неудивительно, что ее никто не заметил.
Он вылез из-за руля и огляделся. Двор был освещен лишь одним фонарем, но туман быстро поднимался, уступая место прозрачному и холодному вечернему воздуху. В оштукатуренных стенах, окружавших двор, светились несколько окон.
– Нижние окна из матового стекла, – пробормотал старший инспектор. – Я оставил инструкции допросить жильцов об этой женщине, но бесполезно. Даже в ясный день отсюда мог выйти индеец в военном головном уборе и его никто бы не увидел. Посмотрим… Вот эти застекленные двери в конце коридора. Нам нужен третий подъезд. Вон он. А та квартира, где окна освещены, должно быть, квартира Дрисколла. Гм!.. Видимо, мой человек еще не ушел, а я думал, что к этому времени он уже закончит.
Он прошел к застекленным дверям, споткнувшись о приступку для очистки подошв и вспугнув кошку, которая пронзительно замяукала. Остальные последовали за ним вверх по короткой лестнице и далее в коридор, пол которого был выложен плиткой, а стены выкрашены мрачного цвета краской. Единственным освещением служила слабая лампочка в кабине автоматического лифта. Но слева из-под двери пробивалась полоска света, и они увидели вокруг замка расколотое дерево.
Квартира номер 2. Рэмпоул невольно взглянул на противоположную дверь, где, вероятно, настороженная и мощная миссис Ларкин вела наблюдение через щель в почтовом ящике. В коридоре было сыро, холодно и тихо, если не считать доносящихся откуда-то сверху хрипов радио.
Неожиданно они услышали резкий звук. Как будто что-то треснуло и разбилось. Хэдли быстро метнулся к двери и распахнул ее. Заглянув ему через плечо, Рэмпоул увидел страшный хаос в гостиной Дрисколла, который был описан в донесении полицейского. Но теперь здесь явно наблюдались признаки дополнительного беспорядка.
Прямо напротив входа в гостиной находился камин, а над его полкой висело зеркало в раме. А перед камином, спиной к вошедшим, стоял, низко наклонив голову, высокий широкоплечий мужчина. На полке виднелась дешевая гипсовая статуэтка – ярко раскрашенная фигурка женщины в платье с узкой талией и в серебряном парике. Но парной к ней статуэтки на месте не было. Пол у камина был усыпан множеством белых осколков, которые показывали, куда упала фигурка минуту назад.
Эта сцена длилась мгновение – странная и почти страшная по своей выразительной силе. Казалось, в комнате еще висело эхо удара. Разбивший статуэтку человек еще не остыл от гнева. Он не слышал, как они вошли. Вероятно, его что-то угнетает, – таким одиноким и глубоко несчастным он казался.
