— Нам пришлось отсидеться, чтобы люди-скорпионы не схватили, — объяснил Келафейн, поднявшись следом за друидкой. — Что вы здесь делаете? Вы же шли совсем другим путем.
— Обвал изменил наши планы, пришлось идти в обход, — объяснил Далмун. — А вы, видимо, совсем сумасшедшие, раз решились пройти по территории тлинкалли.
— Мы не нашли этой дороги, — смущенно пробормотал парень, почесав в затылке. — Нашли другую, старую, а там…
— Старую тропу! — дварф всплеснул руками. — Ею уже давно не пользуются. С тех самых пор, как тлинкалли поселились в древних руинах на перекрестке торговых путей. Хорошо, что живы остались.
— Даааа, — протянул парень, — глупо вышло.
Ксаршей захотелось чем-нибудь его ударить.
— Глупо?! — воскликнула она. — Мы могли погибнуть! Да мы были вот на столечко от смерти!
— Простите, — вздохнул полуэльф, — кто ж знал, что придется драться с ними…
— Вы дрались с тлинкалли? — удивился дварф. — Никогда бы не поверил, глядючи на вас.
— Я бы и сам не поверил, расскажи мне кто, что убил людоскорпиона, — невесело усмехнулся полуэльф. — Ксаршей его надвое поделила, а я стрел понавтыкал.
— В такой девочке столько сил? — покачал головой седобород. — В тебе, госпожа, душа дварфа.
Друидка смущенно потупилась:
— Спасибо, но это было страшно. А ещё мы очень устали.
— Тогда устроим привал, — распорядился старик. — Вы отдохнете и подробно обо всем расскажете.
Дварфы разбили лагерь, разожгли огонь и дали путникам полоски вяленого мяса. Те с удовольствием набросились на угощения, а когда насытились, рассказали о своих злоключениях. Дварфы любезно согласились приютить их на ночь. Уголька быстро сморило, и он заснул своим обычным мертвым сном, стоило только голове коснуться земли. Дварфы сменяли друг друга на страже, проверяли оружие, следили за костром. Впервые за долгое время Ксаршей ощутила полную защищенность. С этими мыслями она провалилась в транс.
Очнувшись через четыре часа, она увидела у дотлевающего костра одиноко сидящего Далмуна. В зубах у него была длинная резная трубка, из которой курился дымок.
— Я могу тебя сменить. Уже отдохнула, — предложила девушка, присаживаясь рядом.
— Нет, — покачал головой Далмун. — Стар я уже, сон не идёт, хотя такая польза от старика.
Какое-то время он безмолвно сидел, посасывая трубку, затем спросил:
— Ты, говоришь, тетка ему? Никогда не слышал, чтобы темные эльфы с поверхностными шашни водили, чудно это. Да и выглядишь… Девчонка и девчонка, малая. Брата али сестры сын?
Ксаршей улыбнулась:
— Не по крови тётя, но его матушка чистокровная дроу, а отец человек, внук моей подруги детства. По меркам эльфов я ещё очень молодая, а по меркам людей уже старая. А сколько живут дварфы?
— Эвоно как… Ну, дварфы дольше людей живут, мне вот четвертая сотня идёт. Скоро погаснет мой очаг, вот и стараюсь закончить все дела напоследок. Да, эльфы долго живут, только дроу не обрастают мудростью веков, а, говорят, только паршивеют ещё сильней, — он встрепенулся. — Ну, так говорят про тех, кто живёт в городах и молится паучьей суке. Про тех, что с поверхности, я ничего не знаю.
— Я уже привыкла, что мой народ не любят, — пожала плечами девушка.
Далмун хмыкнул:
— Они — нарушители спокойствия, житья порой от них нет, но я на своем веку сражался бок о бок с ними. Есть твари и пострашней.
— Какие, например?
— Иллитиды вон, исчадия всякие, аболеты… Да те же тлинкалли. Тут, в Подземье, все злое и жестокое, и отнюдь не звери… Дварфы и те ожесточились Подземьем, стали дуэргарами… Очень-очень давно, ещё во времена Древнего Шанатара. А что делает Подземье с народом, котрый и до ста не живёт? — он снова горько хмыкнул. — Мир полон зла, вот так. Все, о чем стоит печься — благополучие своего рода и чистота чести.
— Да, пожалуй, хорошие цели.
— А есть ли иной смысл? Жить ради себя? — Далмун покачал головой. — Какое в том счастье, да и что ты один построишь окромя своего скромного надгробия? Не знаю, как там у эльфов, но дварф без семьи, считай, как и без души и сердца. Вся жизнь в клане и все добро в тех узах, что между его членами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я тоже не знаю, как у эльфов, — улыбнулась Ксаршей. — Меня воспитывал гном.
— Надо же! — удивился дварф. — Про гномов ничего дурного не скажу, они народ умный, разве что как дети малые всю жизнь… А зачем вообще сунулись-то сюда? Я как понял, у вас семья там, на поверхности, чего вам тут делать?
— Сестру его ищем… Знаем, что она где-то здесь.
— Эвоно что… — Далмун затянулся из трубки и медленно выдохнул струйку дыма. — Просто так здесь не ходят, и коли далеко так зашла, значица, есть определенные цели у девки. Али как? Только что тут делать девке с поверхности?
Ксаршей пожала плечами. Ее и саму постоянно терзали мысли, что девочка ушла совсем неспроста.
— Может, с нами пойдете до цитадели? — внезапно предложил дварф.
— Я б с удовольствием, — улыбнулась эльфийка, — но как решит Келафейн.
— Дело ваше, — ответил седобород, вытряхивая из трубки прогоревший табак, — но шибко глубоко ходить я бы не советовал.
Дальше они сидели молча, пока не проснулись другие разведчики и не занялись костром. Их возня разбудила полуэльфа. Лохматый и заспанный, он приполз к разгоревшемуся костру. Далмун дал ему воды и мяса.
— Спишь как покойник, — сказал старик, глядя, как парень уплетает угощение. — Мы тут потолковали с тёткой твоей… Может, двинетесь с нами в цитадель?
Уголек улыбнулся:
— Заманчиво, но как лягут следы. Если они поведут другой дорогой…
— Как поведут, так и пойдете, — вставил Далмун, — а вместе как-то спокойней.
Ксаршей кивнула с умным видом. После всех скитаний ей очень понравилась идея путешествовать отрядом. С этими дварфами под боком будет гораздо безопасней, да и вдвойне спокойней.
Судя по взгляду, Уголек колебался. Он посмотрел на Ксаршей, прикрыл глаза, а затем улыбнулся:
— Хорошо, будь по-вашему.
Глава 10. Проклятые
Вшестером путешествовать было гораздо веселей. Поначалу дварфы были не очень разговорчивы, но через пару дней начали потихоньку делиться крупицами истории своего клана. “Должно быть, здорово жить такой большой семьей”, - с горечью думала Ксаршей, вспоминая времена, когда Ригель и Нари были совсем рядом. Периодически она задумывалась, что если бы судьба заперла ее до конца дней в Подземье, то она бы выбрала жизнь с дварфами.
— Далмун, а какому богу ты поклоняешься? — спросила она однажды.
Он коснулся священного символа на груди, на нем был изображен стилизованный молот.
— Я молюсь Морадину, отцу всех дварфов, дыханию всех кузней. Я посвятил всю свою жизнь служению ему и ни о чем не жалею. Она была полна хороших дел во благо семьи.
— Даже неудобно, что я никому не молюсь, — пробормотал Уголек, хлопотавший над костром.
— Неужели нет такого бога? — удивился Далмун. — Ксаршей, а кому ты молишься?
Девушка ненадолго задумалась.
— Сама — никому, но наш Круг почитает Сильвануса и Майликки, некоторые обряды посвящены им.
Старый дварф покивал с видом знатока:
— Да, я слышал о таких. Бог леса, владычица следопытов. Да, здесь не их сфера, вряд ли они услышат обращенную к ним молитву.
— Думаю, богам нет дела до простых смертных вроде меня, — добавил полуэльф. — Хотя богиня следопытов — звучит соблазнительно, особенно если это милая блондиночка.
— Не богохульствуй, — нахмурился дварф.
— И в мыслях нет, — парень поднял ладони и обезоруживающе улыбнулся. — Просто ни с чем сверхъестественным у меня дела не складываются. Ни с магией, которая меня едва слушается, ни с богами, которые со мной не разговаривают. Мой мир — простой и твердый, осязаемый.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Твердый, как твоя голова, — фыркнул старик, набивая трубку, а полуэльф только улыбнулся в ответ.
Широкий подземный тракт вел их все ближе и ближе к дварфийской цитадели. Пару раз на пути встречались могильники.
