— Софи, папа ждет тебя в библиотеке.
Ох.
Я кивнула.
— Иду! Только быстренько душ приму.
— Он также просил надеть что-нибудь более изящное, чем джинсы с кроссовками.
Это бесило, но не срывать же злость на Ларе.
— Я могу надеть платье.
— Прекрасно, — ответила Лара, и не подумав уйти.
— Видимо, мне сигнал на выход. — У Кэла слегка покраснела шея. — До встречи, Софи.
Они с Ларой удалились, а я проводила их взглядом и со вздохом уткнулась лбом в стекло. За окном сверкал на солнце фонтан. Ветерок принес тонкий аромат лаванды, которая так нравится папе. При свете дня легко было представить себе, что прошлый вечер мне приснился.
После душа чуть-чуть полегчало. Конечно, папа будет сердиться, может быть, даже накричит на меня. Ладно, как-нибудь переживу. У меня с собой было всего одно платье — белый сарафанчик с голубыми цветами. Симпатичный, но сегодня, пожалуй, требовалось нечто более изысканное. Я применила магию и превратила сарафан в простое облегающее черное платье без рукавов. Добавила коротенький черный жакет и нитку жемчуга, раз уж все равно колдую.
Я разрешила себе поколдовать совсем немножко. Вряд ли страшная черная магия вырвется из-под контроля, пока я преобразовываю свои наряды.
И все-таки меня пугало, с какой легкостью вернулась ко мне давняя привычка — чуть что пускать в ход магию. Поэтому волосы в косу я заплела по старинке, вручную, хоть и вышло не очень аккуратно. Краситься не стала совсем — чем невиннее получится мой облик, тем труднее будет папе посадить меня под домашний арест, или убить адским огнем из глаз, или что там еще делают в гневе демоны-отцы.
Напоследок я вытащила из-под подушки золотую монету. Спрятать ее в комнате было негде, и я, наколдовав кармашек на платье, сунула монету туда.
Папа стоял перед высоким окном в библиотеке, сцепив руки за спиной в классической позе: «Я крайне разочарован своим потомством».
— Пап? Лара сказала, ты хотел со мной поговорить…
Он обернулся — губы сжаты в тонкую линию.
— Да. Хорошо погуляла вчера с Дейзи и Ником?
Я еле справилась с внезапным желанием сунуть руку в карман и потрогать монету.
— Не особенно.
Папа больше ничего не сказал. Так мы и смотрели друг на друга, пока мне не стало окончательно не по себе.
— Слушай, если ты хочешь меня наказать, так давай, накажи, и покончим с этим.
Папа упорно не отводил взгляд.
— Хочешь знать, как я провел вечер? Вернее, строго говоря, не вечер, а раннее утро.
Я мысленно застонала. Миссис Каснофф иногда устраивала такие фокусы: скажет, что не сердится, а потом начнет подробно излагать, какие именно неудобства ей пришлось терпеть из-за того, что я накосячила. Может, этому специально учат в тех замечательных школах, куда берут примерных деток-экстраординариев?
— Да, конечно.
— Все эти рассветные часы я провел у телефона. Знаешь, с кем я разговаривал?
— С психологической службой поддержки?
Папа скрипнул зубами.
— Если бы! Нет, я всеми силами уверял не меньше тридцати весьма влиятельных ведьм, колдунов, оборотней и фей, что, разумеется, моя дочь — будущая глава Совета, заметим в скобках, — не покалечила более десятка ни в чем не повинных экстраординариев, удирая из ночного клуба, где случился налет «Ока Божия».
— Никого я не калечила! — возмутилась я.
Потом вспомнила, как их приложило об стену, и поежилась.
— Во всяком случае, не нарочно.
Папа опустил голову и стиснул переносицу двумя пальцами.
— Черт побери, София…
— Прости, — жалостным голосом сказала я. — Мне правда очень совестно. Я все-таки старалась им помочь — оглушила тех, из «Ока».
— Нет, — вздохнул папа, выпрямляясь. — Нет, это моя вина. Сразу нужно было этим заняться, как только мы сюда приехали.
— Чем заняться?
— Идем. Нужно кое-что сделать.
Папа взмахнул рукой, словно приглашая меня идти впереди него, но я не двинулась с места. Я привыкла, что мама, когда сердится, накричит на меня от души, и на этом все заканчивается, а тут — непонятно, что и думать.
Я проглотила застрявший в горле комок.
— Пускай Дженна тоже пойдет с нами!
Папа загадочно улыбнулся.
— Если не ошибаюсь, мисс Талбот занята. У нее гости.
— Какие еще гости?
— Насколько я знаю, в прошлом году в Саванне Дженна подружилась с Викторией Стенфорд. Вообрази, какая удача — мисс Стенфорд как раз получила отпуск и на несколько недель свободна от своей работы в Совете. Я подумал, что ей, возможно, захочется провести это время с Дженной.
— Ты вызвал сюда Викс из Америки?
Папа кивнул, глядя в окно.
— Ее самолет приземлился вчера, поздно вечером.
Я бросилась к окну. Дженна шла через лужайку под руку с очень бледной и очень красивой девушкой. Они разговаривали, приблизив головы друг к другу почти вплотную. Выглядела Викс лет на шестнадцать, но поскольку она работала в Совете, можно предположить, что на самом деле она значительно старше. Видно, опять вампирские штучки.
Дженна чему-то засмеялась, а у меня горло сдавило, то ли от радости за Дженну, то ли от ревности, то ли от злости.
Я вспомнила папино выражение лица в тот первый день, когда Дженна бросилась на мою защиту, а он сказал, что миссис Каснофф называла нас… Как же она нас называла?
«Грозная команда».
— Красиво разыграно, папочка, — буркнула я.
Думала, папа станет отнекиваться, а он сказал:
— Да, я тоже так считаю. А теперь пойдем.
Я на прощание бросила взгляд в окно — хотела помахать Дженне, но она так и не обернулась.
ГЛАВА 17
Я думала, что неплохо научилась ориентироваться в аббатстве Торн, и все-таки запуталась, пока шла за папой по широкому коридору, потом по узенькому коридорчику, потом еще по какой-то лестнице.
Та часть дома, где мы наконец остановились, выглядела так, словно ею не пользовались со времен Алисы. Мебель была закутана тяжелыми чехлами, портреты на стенах покрывал толстый слой пыли и копоти. Когда отец распахнул дубовую дверь, я почти ожидала, что оттуда выскочит чья-нибудь сумасшедшая жена, которую здесь прячут от всех.
Но в полутемной комнате я никого не увидела, кроме себя самой. Зато в огромном количестве.
Вся стена сплошь была увешана разнообразными зеркалами. Огромные зеркала в резных рамах, наверное, раза в три тяжелее меня. Крошечные круглые зеркальца, отражавшие меня маленькими кусочками. Старинные зеркала, такие облезлые и волнистые, что в них вообще трудно было хоть что-нибудь разглядеть.
Папа хотел раздвинуть серые бархатные занавеси на окнах, но едва дотронулся, они оборвались и свалились пыльной кучей.