кабинет, где стояли ширмы «с наклеенными картинками, вырезанными из разных сочинений прошедшего столетия». В «Обрыве» Гончарова на стенах комнаты Марфиньки «висели множество вырезанных из книжек картин с животными».
Казалось бы, зачем так варварски обходиться с книгой, выполнять трудоемкие и энергозатратные процедуры, когда можно целиком поставить ее за стекло? Эффект обмана глаз в подобных случаях был выше и ценнее здравого смысла. Да и книга уже воспринималась как вещь «слишком обыденная» и потому не самодостаточная. Для создания модного интерьера ее хотелось творчески переосмыслить, концептуально преобразовать. Книга должна была сделаться «улучшенной версией» самой себя.
Лжебиблиотеки
Важной предпосылкой формирования стиля Faux Book было не только развитие инженерных и деревообрабатывающих технологий, но также развитие общественной мысли. Эпоха Просвещения подвергла критическому осмыслению и пересмотру эстетические представления, интеллектуальные занятия, литературные авторитеты – и реконструировала библиократический миф о всевластии книги как исправительницы пороков и блюстительницы нравов. Впрочем, этот миф был не лишен самоиронии, тонкой насмешки над идеализмом. Многовековой опыт упования на книги сформировал уже достаточно объективное представление о том, что и сама библиовселенная не лишена изъянов. Доверие печатному слову оборачивается обманом, непониманием, умножением глупости или бременем ненужного знания.
Одним из ярких феноменов просветительской иронии стали лжебиблиотеки – собрания несуществующих изданий, вымышленных произведений. Зерно этой остроумной идеи взошло еще в «Гаргантюа и Пантагрюэле» Франсуа Рабле, который высмеивал снобизм и скудоумие своих современников, придумывая издевательские заголовки для напыщенных наукообразных сочинений: «Треножник благомыслия», «Побудительная сила вина», «Облысение зада у вдовиц», «Санки для получивших ученую степень», «Особый способ бормотания молитв у братьев целестинцев», «О летучемышеподобных париках у кардиналов», «Искусство благопристойно пускать газы в обществе»…
Французский экономист, министр финансов при Людовике XVI, Анн Робер Жак Тюрго, вдохновленный сатирами Рабле, соорудил в своем рабочем кабинете книжные полки с 76 макетами переплетов из телячьей кожи, которые скрывали секретную дверь. Что ни заглавие, то изощренная насмешка или ядовитый намек. Итальянскому экономисту Фердинанду Галиани приписывался трактат «Как усложнять простые вопросы», а немецкий филолог Людвиг Ланге оказался автором громадного трехтомника «Карманный словарь метафор и сравнений».
Впрочем, лжебиблиотеки необязательно служили способом социальной критики, иногда они были просто декором, «искусством ради искусства» и нетривиальной демонстрацией литературных вкусов. В 1711 году знаменитый английский публицист Джозеф Аддисон случайно оказался в домашней библиотеке некой леди Леоноры, фамилию которой предпочел не упоминать, и в числе прочих библиодиковин приметил коллекцию фальшбуков «Все классические авторы в дереве» (All the Classic Authors in Wood). Аддисон был приятно поражен таким смешанным типом мебели, которая казалась одинаково подходящей как для леди, так и для ученого.
В дальнейшем декоративная составляющая фальшбиблиотек окончательно возобладала над концептуальной, и они превратились просто в интеллектуальную забаву. Так, герцог Девонширский однажды задумал оформить изображением книг дверь, ведущую на лестницу в библиотеке своего поместья Чатсуорт, но фантазия иссякла на заглавиях, и герцог обратился к известному писателю-юмористу Тому Худу. В результате дверь украсилась нарисованными томами с названиями одно чуднее другого: «Несколько крепких слов о ругательствах», «Размышления о нутряном сале Лэмба», «О красной глотке и болезненном глотке», «Джон Нокс – дверь к смерти».
Известный своей эксцентричностью Диккенс оформил потайную дверь в рабочем кабинете стеллажом с фальшбуками, для которых выдумал смешные названия: «Кошачьи жизни в 9 томах», «История короткого судебного процесса в 21 томе», «Свидетельства о христианстве Генриха XVIII». Жемчужина лжеколлекции – сочинение «Мудрость наших предков» о страшных болезнях и пыточных орудиях.
В середине XIX века гончары из Беннингтона в американском штате Вермонт сочиняли шуточные названия для глиняных фляг в форме книжек: «Восторг отшельника», «Духи умерших», «Битва при Беннингтоне», «Дамы Беннингтона»… Фляжки с такими надписями раскупались гораздо быстрее. Популярности дополнительно способствовала искусная многокрасочная роспись этих изделий узнаваемыми традиционными элементами переплета – дублюрами, бинтами, капталами{42}.
Мечта Ломоносова
В иллюзионистском оформлении российских интерьеров библиомотивы впервые появляются на мозаичных столешницах, выполненных в технике флорентийской мозаики из смальты по заказу Екатерины II для Стеклярусного кабинета Китайского дворца в Ораниенбауме. Вся поверхность столешниц покрыта кусочками смальты, приклеенными на деревянную основу вплотную друг к другу. В изящных наборных композициях рядом с географическими картами и нотами можно видеть разложенные в художественном беспорядке книги. Цветовые переходы позволили сымитировать даже декоративные элементы оформления: бинты на корешках, мраморные обрезы, мраморные обложки.
Над созданием шедевров трудились одиннадцать мастеров Петергофской гранильной фабрики под руководством Якоба Мартини, а смальты производились Усть-Рудицкой фабрикой самого Михаила Ломоносова. Это было его заветной мечтой – возродить утраченную к тому времени и в России, и в Европе технологию создания смальты. Истово веруя, что «мозаичные работы в великом почтении и само собою славу приносят», Ломоносов запустил производство цветного стекла на основе собственных экспериментов. «Изобрел все составы к мозаичному делу, для чего сделал больше 4000 опытов, коих не токмо рецепты сочинил, но и материалы своими руками по большей части развешивал и в печь ставил»{43}, – сообщалось в отчете Ломоносова Академии наук в 1754 году.
Фрагмент мозаичной столешницы. Фабрика М. В. Ломоносова в Усть-Рудице (смальта). Петергофская гранильная фабрика (набор). 1769[124]
И вновь перед нами не просто самобытное произведение декоративно-прикладного искусства, но прежде всего демонстрация передовых технологий. Консольные столы из смальты стали демонстрацией успешного итога сложных и долгих научных поисков. А иллюзионистские изображения книг как символически нагруженных предметов придавали ремесленным изделиям дополнительный «культурный вес».
Особо примечательно, что это обманки двойного рода: стеклянные столики имитировали мебель из цветного камня, а мозаичные тома имитировали настоящие книги, которые с наибольшей вероятностью могли бы лежать на столиках. Дизайн полностью соответствовал логике организации жилого пространства, а иллюзорный эффект был прямой проекцией обыденного представления о расположении предметов в интерьере.
Мозаичные столешницы остались уникальными и неповторимыми примерами использования смальты в оформлении отечественной мебели. Прочие образцы книжного иллюзионизма, как сохранившиеся, так и дошедшие до нас лишь в описаниях, сугубо традиционны по исполнению. Так, близкий ко двору Екатерины Великой петербургский издатель и антиквар Герман Клостерман торговал эфемерными библиотеками, поставляя переплеты с пустыми листами льстивым вельможам, ищущим особого расположения императрицы-библиофилки.
Книжные шкафы с застекленными дверцами-обманками Николаевской эпохи. Ок. 1850[125]
Более поздние артефакты подобного рода в российских дворцовых интерьерах демонстрируют явную подражательность английскому Faux Book. Среди них элегантные книжные шкафы красного дерева с застекленными дверцами-обманками из Зимнего дворца эпохи Николая I. Под стекло помещены специально изготовленные из бумаги и кожи полоски, имитирующие корешки французских энциклопедий, книг-путешествий, романов Виктора Гюго и Жорж Санд.
Стиль Faux Book – отличная иллюстрация визионерского подхода к организации интерьера, непринужденно сочетающего приземленность с мечтательностью, серьезность с иронией, утонченность с вычурностью. Тренажер воображения ежедневным созерцанием рядов, стопок, кип несуществующих книг. Демонстрация ремесленного мастерства в стремлении создать интерьер, приятный глазу в каждой детали.
Книжная бутафория
Особую нишу в стиле Faux Book занимают презентационные декорации книжных шкафов, а также бутафорские тома для театральных постановок, киносъемок, телешоу. Такие изделия изначально изготавливались картонажными фабриками и столярными мастерскими, а позднее начинают печататься издательствами по спецзаказам. В роли бутафории нередко выступали и настоящие книги, скупаемые оптом в букинистических лавках и на рыночных развалах.
Об одном из таких случаев 1908 года рассказывал известный петербургский букинист Федор Шилов. Однажды к нему явился реквизитор Александрийского театра И. Н. Шугай и спросил недорогие книжки, «можно в переплетах и без переплетов», для спектакля по пьесе Леонида Андреева «Профессор Сторицын». Шилов предложил выбрать что-нибудь из уже малопригодной макулатуры – Шугай забрал из сарая десять пудов, заплатил около пятнадцати рублей и в знак признательности прислал билет на премьеру.
К концу XIX столетия книги превращаются также в реквизит для парадных снимков в фотоателье и рекламных каталогов. Почтенные отцы и матери семейств или юные модели, демонстрирующие новые фасоны шляпок, одинаково выигрышно смотрелись с красивыми томиками в руках. Книжные шкафы превращались в эффектный фон для рекламных
