каталога к каталогу заказов по почте», превратились в бутафорию для фотосъемок. Каждый из нас оценит это суждение по-разному: как жизненную данность, тонкую спекуляцию или наивное прекраснодушие. Стиль Faux Book был масштабным и долговременным идейно-эстетическим проектом, который к началу нынешнего столетия завершился тотальным дефицитом подлинности.
Глава 9. Между китчем и курьезом: Предметы в форме книг
Патент на чертеж фляги для виски. 1885. (Надпись на псевдокорешке: «Законное решение»)[126]
Истоки книгоподобия
На протяжении последних пятисот лет множество самых разнообразных предметов уподоблялись Книге. Изобретательные, экстраординарные, причудливые, порой виртуозные, нередко китчевые – они всегда иллюстрировали особенности мировосприятия, духовные ценности, эстетические вкусы представителей различных социальных слоев, профессиональных сообществ, творческих объединений. Одновременно с пониманием того, что книга необязательно должна быть прочитанной, формируется представление о том, что она вовсе не обязана быть читабельной.
Еще в средневековых текстах встречаются фрагментарные упоминания ремесленных изделий вроде деревянной винной бочки в форме книги-кодекса. Сохранились свидетельства о том, что среди личных вещей эрцгерцогини Маргариты Австрийской (1480–1530) были складные солнечные часы в виде книги из серебра и шкатулка-фолиант с бархатной фиолетовой обложкой, в которой хранились принадлежности для рисования. Однако именно как мода массовое увлечение имитациями книг в обиходных предметах распространяется в эпоху барокко с ее игрой в иллюзию как способом восприятия и объяснения мира.
Среди дошедших до нас артефактов 1600–1700-х годов образ книги чаще всего воспроизводился в керамических изделиях: флягах для питья, сосудах для хранения святой воды, грелках для рук. Со стороны такие емкости притворялись компактными томиками с имитацией традиционных элементов переплета: бинтов, застежек, накладных украшений. Иллюзия достоверности создавалась глазурованной росписью на фаянсе, узорчатыми штампами на глине, техникой ангоба. На некоторых изделиях встречаются декоративные надписи, например The gift is small, good will is all (эквивалент пословицы «Не дорог подарок – дорого внимание»).
Сосуд для питья. Ок. 1600–1615. Рейксмузеум (Нидерланды)[127]
В специализированных изданиях изредка встречаются описания таких сосудов-книжек вместе с эскизами и образцами декора. Взгляните на гравированный лист с изображением немецких керамических контейнеров и чаш. Такие иллюстрации представляют большую ценность для современных специалистов. Историк искусства отметит изменения эстетических установок. Реставратор обратит внимание на технические особенности изделий. Аукционист воспользуется рисунками для атрибуции аналогичных изделий.
Фляга в виде томика стихов Франческо Петрарки. Северная Италия. XV в. Государственный Эрмитаж (Россия)[128]
Грелка для рук. Ок. 1740–1750. Метрополитен-музей (США)[129]
Творческий интерес к образу книги как своеобразной «дизайнерской матрице» мотивирован не только философскими воззрениями и капризами моды, но и общими особенностями человеческого сознания – в частности, способностью видеть предметные сходства и проводить аналогии. Универсальная и узнаваемая форма книги-кодекса просматривается в природных объектах и обнаруживается в повседневных предметах.
Грелка для рук из глазурованного фаянса. Перв. пол. XVIII в. Метрополитен-музей (США)[130]
Так, в природе встречаются окаменелости книгоподобной формы и известковые камни, имеющие вид соединенных книжных листов. Такие находки получили название библиолиты (греч. biblion – «книга» + lithos – «камень»).
Среди предметов, библиоморфных уже в самом их именовании, примечателен также музыкальный инструмент под названием библейский регаль (англ. Bible Regal, нем. Bibelregal), форма которого изначально была очень похожа на раскрывающуюся и складывающуюся книжку. Эта разновидность миниатюрного переносного органа с одним рядом коротких язычковых труб использовалась в камерной обстановке XVI–XVIII веков. Из того же ряда книжный оргáн (англ. book organ) – популярная в XIX веке разновидность маленького органчика, который в закрытом виде выглядел стопкой фолиантов в тисненых кожаных переплетах. Аналогичное оформление встречается в фисгармониях, серинетах, музыкальных шкатулках; позднее – в фонографах и радиоприемниках. Внутреннюю сторону «обложек» часто украшали религиозные гравюры, например «Ужин в Эммаусе».
Керамические изделия, включая два сосуда в форме книги. 1590–1610. Гравюра Чарльза Онгены. 1827–1829. Из коллекции Рейксмузеума (Нидерланды)[131]
А разве не похожи на увесистый том меха для раздувания углей в жаровне? Жаровня – прообраз современной плиты для приготовления пищи – представляла собой металлическую коробку, наполненную раскаленными углями. Чтобы они не затухали, использовалось нехитрое устройство для нагнетания воздуха со складчатыми кожаными стенками, напоминающими книжный блок. Издавна подмеченное сходство со временем превратилось в элемент дизайна. Взгляните на тромплёй неизвестного мастера Французской школы: закрепленные справа на стене меха оформлены в виде черного переплета с красными обрезами, рычаги напоминают книжные закладки.
Неизвестный художник Французской школы.
Тромплёй. XVIII в. Холст, масло[132]
Фрагмент[133]
Чуть больше художественной фантазии – и библиометафора проецируется на саму жаровню. В романе Диккенса «Наш общий друг» Чарли расписывает учителю Хэксему интеллектуальные достоинства своей сестры Лиззи, вспоминая: «Я, бывало, когда еще жил дома, называл нашу жаровню ее книгой, потому что, глядя на огонь, Лиззи любила фантазировать, и иной раз слушаешь и удивляешься, так все складно получалось». В том же романе входная дверь в квартиру учительницы мисс Пичер «похожа на переплет букваря». Проза Диккенса – эталонное воплощение викторианства с его страстью везде искать книгоподобие.
Джеймс Гилрей.
Возрождение Бетти Каннинг. 1791. Гравюра на меди[134]
Фрагмент[135]
Соединив литературную фантазию с социальной сатирой, получим карикатурный образ жаровни, разогреваемой уже с помощью настоящей книги. Карикатура Джеймса Гилрея высмеивает легковерие публики по поводу легендарной истории лондонской судомойки, ставшей фигуранткой громкого судебного процесса и объектом сатиры за свое загадочное и, возможно, выдуманное похищение. Огонь под горшком раздувается мехами в виде тома с надписью «Письмо к Д. из А.». Век Просвещения передает пламенный библиопривет индустриальному XIX столетию!
Ну и, пожалуй, самый важный мотив эксплуатации книжных образов. Книга привлекательна чарующей двойственностью – она двумерна и двумирна, относится одновременно к миру вещей и миру слов. Библиоморфные предметы акцентируют материальность книги, делая ее предельно зримой и осязаемой. Они соблазняют своим видом, будоражат воображение, разжигают любопытство, дарят тактильное удовольствие.
Тома, которых нет
Период 1760–1780-х годов, предшествующий Великой французской революции, для многих представителей знати ассоциировался с античными пирами. Помимо гастрономических, сексуальных, интеллектуальных удовольствий, это были и визуальные наслаждения. Услада глаз предполагала обладание не просто привлекательными, но и суперкрасивыми вещами. Не только изысканными, но и причудливыми. Мастерства изготовления было недостаточно – требовалось затейливое оформление.
Блистательный образец находим на семейном портрете кисти английского живописца Фрэнсиса Котса. Перед нами щеголеватый сэр Уильям Уэлби, представитель древнего дворянского рода, и его красавица жена Пенелопа, дочь крупного землевладельца. Супруги разыгрывают шахматную партию на доске в виде двух фолиантов с тонированными красными обрезами. Это один из первых примеров изображения шахмат в английской живописи и уникальный пример увековечения «книжного аттракциона» на холсте!
Член-основатель Королевской академии Фрэнсис Котс отчаянно соперничал с прославленным английским портретистом Джошуа Рейнольдсом, мечтая во всем его превзойти и стать самым модным художником своего времени. Примечательно, что для первой выставки Академии Котс выбирает именно эту картину, чтобы всесторонне продемонстрировать техническое мастерство, вызвать восхищение публики и добиться похвалы арт-критиков. Для достижения поставленной цели используются все доступные живописцу средства: четкие, уверенные мазки, яркие цветовые контрасты, безупречная композиция, тщательная прорисовка фактуры тканей, необычная расстановка шахматных фигур и… оригинальная, сразу привлекающая взгляд форма шахматной доски.
Фрэнсис Котс.
Портрет Уильяма Эрла Уэлби с его первой женой Пенелопой, играющих
