18 августа в довершение всех случившихся с ним несчастий рядом с его домом взорвалась артиллерийская лаборатория, в которой заряжались порохом бомбы: одной из них была пробита стена комнаты, где он лежал. Кусками щепы Суворова ранило в лицо, в правую руку и обе ноги и взрывной волной выкинуло за порог.
После этого его перевезли в Херсон, а затем в Кременчуг.
В конце 1788 года Суворов узнал, что 6 декабря Очаков пал после ожесточенного, кровавого штурма. Светлейший же отправился в триумфальное путешествие по Новороссии, где в каждом городе встречали его, как царя, – пушечным салютом, колокольным звоном, фейерверками и нескончаемыми балами. По природе незлобивый и отдававший должное военным талантам Суворова, Потемкин почти одновременно с Суворовым приехал в Петербург, где они оба были на одних и тех же приемах в Зимнем дворце и Эрмитаже. Потемкин представил Александра Васильевича к награде, и Екатерина подарила ему бриллиантовое перо на шляпу с буквой «К», что означало «Кинбурн».
В эти же дни получил он и новое назначение: ему следовало поехать в передовой корпус Молдавской армии и принять там Вторую дивизию.
25 апреля 1789 года Суворов выехал из Петербурга в Кишинев и вскоре предстал перед генерал-аншефом князем Николаем Васильевичем Репниным, исполнявшим в отсутствие Потемкина должность главнокомандующего. Репнин ознакомил Суворова с планом предстоящей кампании и сказал, что в этом году боевые действия станут вестись в Бессарабии, а на Валахию никаких видов нет.
Поэтому Репнин приказал отвести Вторую дивизию от города Бырлада за реку Васлуй.
Суворов, не терпевший отступления, тем более не мог начинать новую кампанию с ретирады и решил не выполнять приказа Репнина. Прибыв в Бырлад, он вошел в тесный контакт со стоявшим неподалеку союзным России австрийским корпусом под командой принца Фридриха Кобурга, человека храброго и прямого, что весьма импонировало Александру Васильевичу. Суворов быстро установил с принцем непосредственный контакт и, выполняя наказ Потемкина «не терпеть впереди себя неприятельских скопищ», вечером 16 июля двинулся на соединение с австрийцами.
В его отряд входили три пехотных полка, три полка конных карабинеров, два казачьих полка и пятнадцать орудий. Войска Суворова шли без отдыха целые сутки, и он, приведя их к австрийскому отряду, сразу же приказал ложиться спать, а затем велел отдыхать весь следующий день.
Принц еще утром пригласил Суворова к себе, но Александр Васильевич отговаривался разными причинами и на свидание не шел. Кобург не мог понять столь странного поведения, как вдруг в полночь с 18 на 19 июля ему привезли от Суворова записку: «Войска выступают в два часа ночи тремя колоннами. Русские – в средней колонне. Неприятеля атаковать всеми силами, не занимаясь мелкими поисками ни вправо, ни влево». Суворов поступил так, опасаясь, во-первых, что принц Кобург, к тому же и старший по званию, примет командование на себя, во-вторых, что у принца корпус состоял из двенадцати тысяч солдат и офицеров, а у него было всего пять тысяч.
Получив записку, Кобург, поставленный перед фактом, немедленно двинулся по маршруту, приложенному к записке. 21 июля, еще в темноте, союзники форсировали реку Путну и в четыре часа утра выстроили пехоту в пять каре, расположив их в шахматном порядке, а в третьей линии поставив конницу.
Союзники легко сбили с позиций шесть тысяч янычар, прогнали их через лес и вскоре вышли к окраинам города Фокшаны, который собрались оборонять тридцать тысяч турок во главе с Дервиш-Мухаммедом, занявшими позиции в окопах и за земляными брустверами.
Дружной атакой, подтаскивая на руках орудия, союзники выбили турок из окопов, и большая их часть побежала, а меньшинство, соблюдая порядок, отошло в болгарский монастырь Святого Самуила, находившийся в тылу неприятеля. Кавалерия погналась за бегущими, а пехота союзников тут же окружила монастырь, и в то же время артиллерия открыла по обители сильный огонь, продолжавшийся более часа. Когда в стенах были пробиты бреши, русские и австрийцы ворвались во двор монастыря и перебили его защитников. Лежащие рядом Фокшаны были заняты без выстрела. Турки потеряли до полутора тысяч человек и пятнадцать пушек, союзники – в два раза меньше солдат и офицеров и ни одного орудия.
Суворов настаивал в рапорте Репнину на развитии успеха, но генерал-аншеф категорически приказал ему возвращаться в Бырлад. Скрепя сердце Суворов выполнил приказ и провел в бездействии весь август. К этому времени в армию вернулся Потемкин, приказав Суворову и Репнину начинать наступление.
За Фокшаны Суворов получил бриллиантовый крест и звезду к ордену Андрея Первозванного, а от австрийского императора – золотую табакерку, усыпанную бриллиантами.
Выполняя приказ Потемкина, Суворов двинулся вперед и 4 сентября получил извещение, что великий визирь идет во главе стотысячной армии к реке Рымник, чтобы разбить австрийцев. 6 сентября об этом узнал от лазутчиков и Кобург. Он попросил у Суворова незамедлительной помощи. Суворов двинулся на выручку союзникам под проливным дождем, из-за которого река Серет почти вышла из берегов и смыла наведенный австрийцами мост. Ночью полторы тысячи солдат и тысяча согнанных местных жителей с неимоверным трудом восстановили мост, но как только войска перешли на противоположный берег, мост снова был смыт.
10 сентября войска Суворова подошли к австрийскому лагерю, и русский командующий тут же предложил принцу немедленно атаковать турок. Кобург без колебаний согласился.
Суворов умчался из лагеря, залез на высокое дерево – вспомните, что ему шел уже пятьдесят девятый год! – и с него, глядя в сильнейшую подзорную морскую трубу, провел рекогносцировку местности, отмечая каждый лесок, каждый овраг и каждую лощину. Он увидел, что турецкие войска стоят двумя лагерями на расстоянии шести-семи верст друг от друга, располагаясь в укрепленных местах – под Мартинештами и под Тыргокукули, – расположившись между реками Рымна и Рымник, а за Рымником, у Одая, стоял еще один вражеский стан, который за дальностью Суворов не заметил.
Разумеется, осматривая вражеские позиции, Суворов не знал, в каком из лагерей стоит сколько войск, как не знал он и того, кто ими командует. Все это – и численность неприятеля, и имена их командиров (а это были: в лагере возле Одая, который Суворов не увидел, – великий визирь Юсуф-паша; под Мартинештами – Ага-паша; у Тыргокукули – Гаджипаша-Сальдар), и множество других деталей и подробностей стало известно только по окончании битвы. Тогда же союзники узнали, что у неприятеля было сто две тысячи человек, что самый крупный контингент – в семьдесят тысяч – возглавлял Ага-паша, что великий визирь стоял с двадцатью тысячами, а Гаджи-паша командовал отрядом в двенадцать тысяч.
С заходом солнца русские и австрийцы вброд перешли обмелевшую Рымну и двинулись уступами каждый по своему направлению. Суворов после трехчасового упорного боя выбил из лагеря отряд Гаджи-паши-Сальдара – самый малый из трех имевшихся у турок.
Великий визирь, узнав о начавшемся сражении, послал на помощь пятнадцать тысяч янычар и всю конницу, бывшую под началом Ага-паши, но и эти войска были остановлены и отбиты союзниками и отступили к деревне Бокзы. После артиллерийской подготовки Бокзы была взята приступом с одного удара, и турки бежали в лагерь возле Мартинешт, из которого главная масса войск стала спешно уходить, не принимая боя. Потери турок доходили до пятнадцати тысяч убитыми, союзников – в десять раз меньше.
И хотя основные силы турок сохранились – более восьмидесяти пяти тысяч сумели уйти живыми, – они лишились почти всей артиллерии, потеряли огромный, богатейший обоз, сто знамен и из-за всего этого были деморализованы.
Суворов простился с Кобургом и вернулся в Бырлад. Там стоял он до следующей осени, получив от императрицы небывало щедрые награды: титул графа Рымникского, орден Георгия 1-й степени, бриллиантовый перстень и рескрипт, а от австрийского императора титул графа Священной Римской империи.
В бездействии провел Суворов более года. За это время он писал проекты будущих боевых действий и так хорошо изучил турецкий язык, что поражал своими знаниями переводчиков.
Кампания 1790 года хотя и началась только в сентябре, зато с первых же дней проходила очень энергично. Русские войска брали одну турецкую крепость за другой. 18 октября пала Килия, 7 ноября – Тульча, 13 ноября – Исакча. В руках турок оставалась лишь одна крепость, но зато сильнейшая – Измаил, – «без слабых мест», с гарнизоном в сорок две тысячи человек, при двухстах шестидесяти шести орудиях, прикрытая с юга Дунаем. Крепость со всех сторон прикрывал вал высотой от восьми метров с земляными и каменными бастионами и ров шириной в двенадцать метров и глубиной от шести до десяти метров. Во главе гарнизона стоял опытный и мужественный военачальник Мехмет-паша-Айдозла.
