Не следует, однако, полагать, что при планировании царских визитов в действующую армию Николай II и его приближенные руководствовались лишь расчетом того пропагандистского эффекта, который эти поездки могли бы вызвать. Посещение войск доставляло императору особое и искреннее удовольствие, он был доволен боевыми полками, и ему действительно казалось, что его присутствие воодушевляет армию. Это мнение царя разделяли и некоторые приближенные. Воспитатель наследника записал: «Его поездки на фронт удались великолепно. Его присутствие повсеместно возбуждало сильнейший энтузиазм не только среди солдат, но также и среди крестьян, которые на каждой остановке поезда толпами сбегались из окрестностей, стараясь увидеть царя. Государь был убежден, что должен сделать все усилия, чтобы оживить в народе и в армии чувство патриотизма и привязанности к нему»219.
Однако кадровый офицер лейб-гвардии Семеновского полка сохранил иную память о царском смотре, состоявшемся 17 декабря 1914 года: «Была оттепель. Переминаясь на грязной земле, мы ждали часа два. Наконец, когда уже стало смеркаться, подошли царские автомобили. Из первой машины вышел маленького роста полковник. … На этого, идущего по фронту низенького, с серым и грустным лицом человека некоторые смотрели с любопытством, а большинство равнодушно. И “ура” звучало равнодушно. Никакого воодушевления при виде “вождя” мы тогда не испытывали. А воинам нужно воодушевление, и чем дольше они воюют, тем оно нужнее»220. Следует отметить, что мемуарист, продолжавший придерживаться монархических взглядов, писал свои воспоминания в эмиграции, т.е. особых советских обстоятельств самоцензуры, требовавшей максимальной критики «старого режима», он не ощущал, хотя, возможно, и мечтал о том, чтобы его книга была опубликована и на родине.
Между тем сам император сохранил об этом смотре первых полков своей гвардии прекрасное воспоминание. «Вид частей чудный. После раздачи Георгиевских крестов обошел все части и благодарил их за службу», – записал он в своем дневнике. О том же он писал и императрице: «Утром видел первую дивизию и роту ее величества гвардейского экипажа. Чудный здоровый веселый вид». Разумеется, и автор официального пропагандистского отчета описал этот смотр в весьма восторженных выражениях221.
Сложно найти источники, которые бы позволили точно замерить степень энтузиазма, порожденного в войсках и в населении во время визитов царя. Бесспорно, они возбуждали немалый интерес. Несомненно, что император считал свои посещения армейских соединений и городов империи необычайно важным аспектом монархически-патриотической мобилизации. Однако, как мы увидим и далее, разочарование ряда солдат, ждавших совершенно особенной встречи с великим царем, можно ощутить и при изучении некоторых иных источников.
Поездка в Вильно была первым с начала войны визитом императора в центр одной из губерний империи. И последующие посещения крупных городов проходили по подобной схеме, они содержали некоторые постоянные элементы. Как правило, царский поезд прибывал на вокзал губернского города в 10 часов утра. Императору на вокзале делали доклад представители местной власти, а затем его приветствовали делегации, представлявшие различные группы местного населения, первыми всегда выступали дворяне. После этого царь посещал главный местный православный храм. Неизменно Николай II посещал лазареты, где он общался с ранеными, раздавал награды, в этом отношении царь следовал примеру Александра I и Николая I222.
При посещении госпиталей царь никогда не надевал белого халата, даже в тех случаях, когда он ему предлагался. Очевидно, он полагал, что это облачение в больничную одежду может несколько снизить императорский образ. Создается впечатление, что войска Николай II посещал охотно, с искренним интересом, а многочисленные лазареты – из чувства долга, по обязанности. Во всяком случае, в своем письме матери, написанном в ноябре 1914 года, царь отмечал, что чувствует себя хорошо, однако несколько устал от посещения множества госпиталей223.
Если напряженный график поездки оставлял некоторое время, то царь посещал и местные учебные заведения, прежде всего военные – юнкерские училища, кадетские корпуса, школы прапорщиков.
Нередко визиты императора провоцировали монархические и патриотические манифестации разного рода в тех городах, которые он посещал. Cоздается впечатление, что нередко они возникали и по инициативе «снизу», т.е. не всегда были следствием специальной заблаговременной организации со стороны местных властей. Во всяком случае, во многих городах императора встречали такие огромные толпы, что это никак не может быть объяснено лишь энергичными действиями губернских и областных администраций, желавших порадовать царя.
В то же время визит в Вильно отличали некоторые особенности. Важным было посещение императором католических святынь. Показательно и присутствие еврейской делегации при встрече царя на вокзале (хотя она и представилась царю последней).
Порой программа визитов была необычайно плотной, за один день царь мог посетить несколько городов. Официальная пропаганда, однако, стремилась подчеркнуть, что во время своих поездок царь осуществляет непосредственное руководство политикой на местах: «…все сословия России так горячо, так искренне ценят, что ЦАРЬ Сам всюду ездит, Сам все видит и дает Свои Государевы указания в это трудное время на Руси»224. Однако очевидно, что выполнение напряженной обязательной программы визитов не оставляло порой времени для серьезных деловых совещаний с местными властями. Можно с большой долей уверенности предположить, что главной задачей императорских путешествий была именно патриотическая и монархическая мобилизация общественного сознания. Города и дивизии, заводы и военные корабли почтительно докладывали Николаю II о своих патриотических деяниях и ждали его оценки. Император же своими жестами давал понять стране о желательных направлениях использования патриотического воодушевления. Царь представал перед страной прежде всего не как энергичный организатор победы, а как ее величественный вдохновитель, предполагалось, что само присутствие «венценосного вождя» должно было пробуждать в населении энтузиазм и даже «экстаз».
В патриотически-монархической риторике того времени поездки Николая II описывались как «труд» и «подвиг». Показательна речь епископа Агапита, произнесенная при встрече императора в Екатеринославе 31 января 1915 года: «Это Ваш подвиг, Ваше Императорское Величество, – говорил владыка, – Вы трудитесь, наблюдая русскую жизнь и душу православного человека в наши скорбные, но святые дни. Вы лично видите, как Святая Русь, вместе со своим Царем, ничего не жалеет для блага своей родины». В других приветственных речах звучала мысль о том, что «подвиг» императора пробуждает невиданный энтузиазм: «…раз ЦАРЬ так близко стал к народу, народ все сделает, чтобы добиться успеха в нашей великой войне с немецким государством»225.
В официальной пропагандистской литературе отмечалось, что визиты царя оказывали необычайно благотворное воздействие на посещаемые им местности. Порой фиксировался даже некий социально-терапевтический эффект – болезненные давние конфликты, религиозные и этнические, якобы смягчались при одной лишь вести о предстоящем высочайшем визите. «Летописец царя» генерал Дубенский так описывал атмосферу в Тифлисе, столице Кавказа: «В пламенном патриотическом порыве разноплеменного населения, с трепетом ожидавшего приезда МОНАРХА, исчезли обычные перегородки национальной обособленности. Чувствовалось, что все, без различия веры и национальности, слились в единую великую семью, объединенную любовью к России и ее Верховному Вождю»226.
Визиты царя создавали картину близости царя, всей императорской семьи к народу и армии.
Вместе с тем утилизировался потенциальный ресурс репрезентационных акций: поездки Николая II ставили также задачу вдохновения, поощрения и направления патриотических усилий общества, прежде всего в деле оказания помощи раненым и членам их семей. При этом подчеркивалось, что все социальные группы, все сословия участвуют в решении этих задач. Так, в разных городах император посещал госпитали, организованные всевозможными общественными организациями (местное дворянство, дамские комитеты, земство, городское самоуправление, предприниматели, крестьяне). Особенно выделялась роль «первого» сословия: представители дворянства представлялись царю первыми, а дворянские лазареты Николай II посещал особенно часто, в официальном отчете нередко особенно упоминались госпитали, размещенные «в великолепных комнатах старинных дворянских собраний». Тем самым подчеркивались патриотизм и самопожертвование традиционной российской элиты, это должно было способствовать созданию атмосферы социальной и политической стабильности в стране. Состав депутаций и маршрут поездки царя по городу, выбор мест для посещения должны были продемонстрировать также единство всех народов империи, всех этнических и религиозных групп в борьбе против врага. Исключение, пожалуй, делалось для этнических немцев, составлявших немалую часть населения некоторых российских губерний, хотя в Екатеринославе ему представилась и делегация меннонитов, а в официальном отчете о поездке царя в Москву в конце 1914 года упоминалось о службе меннонитов в медицинских учреждениях. В то же время император и организаторы его поездок стремились создать образ монарха, покровительствующего всем подданным его империи, вне зависимости от их этнической и религиозной принадлежности, как видим, в некоторых случаях ему представлялись даже еврейские делегации.
