Когда они вечером следующего дня нашли силы, чтобы выползти из сарая, все, кто был на базе, выстроились в две шеренги и молча наблюдали за тем, как они бредут, пошатываясь. Они держали путь на автостоянку, единогласно решив тут же покинуть территорию лагеря и бросить работу над сайтом. Павел, который пришел в себя раньше всех, сделал вылазку из их укрытия, и пробежав камышами, добрался до домика, в котором они ночевали. Он наспех упаковал их пожитки в четыре сумки, и также, огородами, добрел до своей машины. Там он бросил вещи в багажник, не забыв вынуть кое-какую чистую одежду для девушек. Когда он вернулся в сарай, Нина была признательна ему за предупредительность: ее платье было испорчено ее собственной рвотой. Алиске повезло еще меньше: ее юбка и кусок футболки был залит кровью, однако она наотрез отказалась переодеваться.
Алиса вышла из сарая и первой ступила в «коридор позора». Нина, Паша и Лаврович с любопытством наблюдали за ней. Она не пыталась состроить оскорбленную невинность и не старалась сохранить хорошую мину при плохой игре.
Алиса брела в окровавленной одежде, спотыкаясь и оступаясь, и смотрела. Вглядывалась, молча и равнодушно, в каждое лицо в обеих шеренгах. Нина отчетливо помнила, как с этих физиономий сползало выражение беззаботности, сменяясь у кого-то тревогой, у кого-то удивлением, у кого-то страхом. Пока они вчетвером пересекали территорию базы, никто из тех, кто оставался, не издал ни звука.
В конце шеренг стоял этот тип, Ленивец. Увидев кровь, он сменил показную брезгливость на подозрительность. Алиса, которая шла впереди на четыре-пять шагов, остановилась напротив него и смело скрестила с ним взгляды. Нина, Паша и Лаврович догнали и обогнали Алису, которая все смотрела и смотрела на Ленивца. Ее бледное лицо, на котором почему-то отчетливо проступили уродливые, грязно-фиолетовые прожилки, не выражало никаких эмоций, а с потрескавшихся и опухших губ не сорвалось ни слова.
Ленивец, который, видимо, жаждал лишь унизительно пошутить и выставить четырех пришлых студентиков наркошами и конченой пьянью, постепенно осознавал свою ошибку. Пока они втроем усаживались в Пашкину машину, а Алиса гипнотизировала его своим страшным взглядом, Ленивец, оставив нелепые подобия ехидных улыбок, пытался вывернуться из неудобного положения. Теперь он растерянно вертел головой в поисках поддержки, но натыкался на испуганные лица совсем еще юных членов движения «Новый век» и на этот чудовищный пустой и изучающий взгляд Алисы Заваркиной.
Начиная отчаиваться, Ленивец бросил взгляд на коттедж, где располагался штаб руководства, и Нина заметила, что там дрогнули жалюзи, скрыв того, кто подсматривал в щелочку. Она глянула на шеренги и разглядела в них членов штаба. Здесь были все, кроме Марины. Нина поняла, что это именно она трусливо наблюдает за происходящим из укрытия.
Павел бережно усадил Нину на заднее сиденье и махнул Лавровичу, велев занять переднее, после чего он подошел к Алиске, и, взяв ту за руку, увел за собой. Нина видела, как Ленивец облегченно выдохнул и потрогал лицо, словно пытаясь оценить ущерб, нанесенный Алискиным взглядом.
Они вырулили с базы на проселочную дорогу, потом на автостраду. Они ехали в полной тишине. Павел вел машину очень медленно и аккуратно: по-видимому, его сознание еще не достаточно прояснилось к моменту отъезда. К тому же никто из них не знал, что за яд плещется в их крови.
- Почему ты выбрала именно его? – вдруг спросил Пашка.
Лаврович вздрогнул и посмотрел на Павла, а потом обернулся на Алису.
- Он принес мне пива, - проскрипела Алиса, с трудом разлепив губы, - я помню лишь как допила тот стакан и больше…
Прокручивая в голове эти воспоминания, Нина все больше убеждалась в том, что номером два в ее списке должна стать она. Марина Проценко.
Прошло четыре года, на протяжении которых они только два раза обсуждали произошедшее. Первый случился через неделю после отъезда с базы, и тогда Нина впервые предположила вслух, что Марина и есть главный виновник. Она не решилась утверждать, что эта стерва подстроила их странное забытье, потому что тогда ей бы пришлось опереться на факты, чего она сделать не смогла бы, не раскрыв своей тайны.
Лаврович и Павел тогда категорически отвергли ее робкие намеки.
- Она не могла, - отрезал Лаврович, - она звонила мне после, интересовалась тем, что случилось…
- Уточняла, что именно мы помним? – насмешливо поинтересовалась Нина, но тот лишь отмахнулся от нее.
В тот раз Павел промолчал, но когда второй раз в их кругу всплыла эта тема, Марина уже стала его женой, а Нину поработила хранимая ею тайна, которая медленно, но верно сводила ее с ума. Она прозвала госпожу Проценко «врагом номер два», присвоив говнюкам номера в порядке их появления в лодочном сарае той ночью.
- Ты просто ревнуешь, - подколол ее Павел. Нина поморщилась, а Лаврович на этот раз предпочел отмолчаться.
Алиса больше никогда не возвращалась к этой теме. Конечно, никто из них не горел желанием предаваться воспоминаниям, но даже те два раза, когда разговор случайно заходил о той ночи, Алиса притворялась глухой.
Воскресив в памяти образы своих врагов, и направив вскипевшую внутри нее злость на подавление приступа паники, Нина вернулась к пьесе.
Алиса построила повествование вокруг внутреннего мира героини. Доведенная до крайности и истощенная эмоционально, героиня пьесы оказывается на пороге самоубийства. Она произносит финальный монолог, обращаясь к зрителю, как к Высшей Силе, и кончает с собой.
«Выбор способа отойти в мир иной остается за режиссером», - сделала Алиса пометку.
Каждый раз натыкаясь на эту пометку, Нина спрашивала себя, уж не хотела ли ее подруга убить себя? Была ли у нее депрессия? Ведь они не виделись некоторое время: Алиса вернулась в их компанию только через год, перед Пашкиной свадьбой. Нине ее исчезновение пришлось на руку: она металась и страдала от того, что знает больше, чем остальные, и постоянное присутствие Алиски убило бы Нину. Они смогли вновь наладить отношения, только когда Нина, по совету своего тогдашнего психотерапевта, приняла решение сохранить в тайне произошедшее той ночью.
Как показало время, то решение было неправильным.
Ее мысли снова унеслись в то время, обратились к Пашкиной свадьбе. Может, не отказываться от свадебной атрибутики? Интересно, Павел придет на премьеру? Если ей вдруг удастся его вытащить, то грех упускать такой случай показать ему, как больно он ей сделал, женившись на другой.
- Нина, актеры готовы, - раздался голос за ее спиной. В приоткрытую дверь кабинета протиснулась чья-то голова, но тут же скрылась.
- Иду, - отозвалась Нина и собрала рассыпанные листы.
Она накинула на плечи вязаную шаль, придававшую ей богемный и потусторонний вид, подошла к зеркалу и оглядела себя с нескольких ракурсов.
- Волосы лучше убрать наверх, - решила она. Ей показалось, что так она будет выглядеть строже, а именно строгость – то, что было нужно труппе «Гнилой сцены». Она, Нина – режиссер, руководитель, сердце и мозг театра и должна оставаться на высоте, что, прежде всего, означало не опускаться до закулисных интриг и не позволять фамильярностей. Новые актеры должны будут усвоить сразу: она – всё, Альфа и Омега, они – никто. Нина – знаменитость, они – еще никому неизвестное быдло.
- Быдло, - повторила Нина, придав своему лицу снисходительно-брезгливое выражение.
Она вошла в полутемный зал малой сцены Института Искусств, который был довольно хитро устроен, компенсируя свою относительно небольшую площадь высотой: зрительские ряды спускались к сцене под очень крутым углом, так что те, кто сидел рядом выше, могли без труда ногами настукивать ритм на головах те, кто сидел рядом ниже.
Сейчас все нижние ряды были заполнены претендентками на роль в моноспектакле «Кто-то» - именно так озаглавила Алиска переделанный ею текст, отвергнув Нинину версию с невестой. Усаживаясь за длинный стол, что установили для сегодняшнего кастинга между рядами, Нина положила перед собой блокнот и карандаш и поздоровалась со своими помощниками: ее неизменным партнером по сцене и двумя фаворитками – актрисами с выпускного курса.
Глянув вниз, Нина оценила обстановку.
- Обращайте внимание на блондинок, - вырвалось у Нины указание, удивившее ее саму, и добавила, повысив голос, - зажгите свет!
Следующим, на что Нина обратила внимание, стала сцена, обрамленная тяжелым бордовым бархатом. Когда на ее дощатую поверхность упал слепящий свет, Нина улыбнулась.
- Ее доставили, - сказала она и удовлетворенно потерла ладоши.
Посреди сцены стояла ванна. Обычная стальная ванна, девственно белая внутри, и некрасиво заляпанная фабричной краской снаружи. Заметив эту деталь, Нина решила уж если не обыграть ее, то хотя бы подвести под нее какую-нибудь символичную основу и после упомянуть в каком-нибудь интервью, превознеся важность точного и правильного выбора декораций.
