Но временами мне казалось, что нас разделяет непреодолимое расстояние. Вот уже скоро два месяца, как я оставил Панаму, и если яхта будет и дальше двигаться с такой скоростью, потребуется не меньше года, чтобы доплыть до Австралии. По моим первоначальным расчетам, я должен был сейчас находиться где-то на полпути. Нужно было спешить, чтобы меня не застигли штормы. С каждым днем я все больше надежд возлагал на попутные пассаты. С каждым днем они становились все ближе. С каждым днем позади оставалось еще несколько долгих миль.
В полдень 15 июля я определил свои координаты: 1° южной широты и 85° западной долготы. До Галапагоса оставалось около трехсот миль. Я повернул яхту на запад. Теперь каждый день был на счету. Наконец-то я мог держать курс прямо на запад. Счастье повернулось ко мне лицом. В заполненном на две трети судовом журнале впервые появилась бодрая запись: «12 часов 15 минут. Курс – на запад. Я уже чувствую юго-восточные пассаты!»
Холодное Гумбольдтово течение, отражаемое к западу мысом Париньяс на западном побережье Южной Америки, подгоняло яхту. Ветер дул с юга, океан был совершенно спокоен, стечение благоприятных обстоятельств казалось мне просто невероятным.
Целый месяц я кружил на месте, хотя мне нужно было плыть прямо по ветру. Но теперь я плыл по расписанию, я покрывал милю за милей, и это было замечательно. В трехстах милях от меня, на экваторе, находился Галапагос. Впервые за долгое время я отдал рифы парусов, спасательный леер натянулся в пенистой струе за кормой, и яхта пошла так, как это описывается в книгах и спортивных журналах.
За несколько дней на яхту не обрушился даже самый маленький шквал, не выпало ни капли дождя, не видно было ни одной тучи. Вокруг царило такое безмятежное спокойствие, что я и мои котята спали прямо на палубе, под открытым небом.
Даже ленивый старина Увалень присоединился к нам. Он устраивался на своем излюбленном месте – на закрепленном румпеле, и яхта так плавно двигалась по водной глади, что он не рисковал сорваться со своего насеста. Каюту мы предоставили Безбилетнице.
Вскоре должна была показаться земля, и я торопился закончить длинное письмо к Мэри. К этому времени я исписал уже с обеих сторон шестьдесять два листа. Там были все ласковые слова, какие могут прийти в голову молодому человеку, спешащему к любимой. Чтобы высказать свои чувства, мне было мало этих шестидесяти двух листов…
Я рассчитывал отправить письмо с острова Сеймур, где была военная метеорологическая станция. Мне предстояло задержаться там дня на два, осмотреть такелаж, поспать две ночи спокойно и снова двинуться в путь.
Триста миль до Зачарованных островов «Язычник» прошел меньше чем за четыре дня. Утром 19 июля над горизонтом, справа по ходу судна, показалось темное пятно – остров Чатам. Впервые за много дней я снова увидел землю. Закончился первый этап путешествия: позади тысяча миль, впереди еще семь тысяч пятьсот.
«НЕЗАЧАРОВАННЫЕ» ОСТРОВА
Ясный солнечный день. Я стою на крыше рубки и, прислонившись к мачте, осматриваю северную оконечность острова Чатам, расположенного в восточной части Галапагосского архипелага. На Чатаме есть бухта Крушений – место стоянки судов, принадлежащих здешним властям. Галапагос, известный также под названием Зачарованных островов, принадлежит Эквадору. Но официальные визиты отнюдь не входили в мои планы. Я намеревался причалить к острову Сеймур, побывать на военной базе, запастись кое-какими продуктами и плыть дальше. Но штили, штормы, встречные течения, потеря мотора спутали мои планы; и теперь, в середине июля, добравшись до Галапагоса, нечего было и думать найти здесь военную базу. По имевшимся у меня сведениям, ее должны были эвакуировать к первому июля. На всякий случай я решил все же зайти на остров – вдруг база еще там.
Ветер по-прежнему дул с юга, но теперь он заметно усилился. Мне нужно было провести яхту на север, пользуясь сильным южным течением. Я следил за северной оконечностью острова, которая оставалась к югу от меня. Обогнув остров, я повернул румпель, взял курс на юг, рассчитывая одним галсом поздно ночью подойти к Сеймуру и пристать к нему на рассвете. Чатам я миновал еще до темноты. Через некоторое время я обнаружил, что меня сильно снесло к северу, несмотря на то, что я учел дрейф. Тогда я передвинул румпель и, спустившись в каюту, принялся за чтение.
В этот вечер я читал «Божественную комедию». Час-другой я наслаждался изящной словесностью, время от времени вглядываясь в ночную тьму. В девять часов я отложил книгу и поднялся на палубу, находясь еще под впечатлением прочитанного. Ветер утих, и яхта покачивалась на легкой зыби. Паруса болтались, бегучий такелаж бессильно повис, блоки поскрипывали. Наступил мертвый штиль.
Всю ночь ветра не было и вода глухо плескалась у бортов яхты. Я не знал, с какой скоростью течение сносит ее на север: на карте местами была указана скорость в два узла, местами – три. Полной уверенности у меня не было. Карта была превосходная, выпущенная Британским Адмиралтейством, но она давно устарела, а другой мне достать не удалось. Всю ночь я пытался определить, далеко ли меня отнесло. Где-то к северу должны находиться три островка – Тауэр, Марчена и Пинта. Если верить карте,– это пустынные, безводные, каменистые островки вулканического происхождения. Я внимательно прислушивался, не послышится ли шум волн, разбивающихся о скалы.
Поздно ночью тучи обложили небо, и звезды уже больше не отражались в черной воде. Непроглядная темень окутала яхту, и я стал еще внимательнее вслушиваться в ночь. Прошел час, несколько раз мне казалось, что я слышу какие-то звуки. Наконец я достал из трюма громоздкие весла, вставил их в уключины, сел в кокпите и стал ждать.
Благодаря небольшой осадке и легкости яхты я мог идти и на веслах, и яхта сохраняла при этом хорошую маневренность. Вокруг царила зловещая тишина, с мерцающей поверхности океана не доносилось ни звука. Я посадил котят в аварийный ящик, который сделал для них после случая у острова Мальпело, и поставил ящик рядом с собой. Ящик хорошо держался на воде. В нем был запас пищи, достаточный для того, чтобы котята просуществовали до того времени, пока их выбросит на берег. Я напряженно прислушивался к каждому звуку, доносившемуся с севера.
Прошло довольно много времени. Вдруг с юго-запада потянул порывистый ветерок, продержавшийся всего несколько минут. Он стих прежде, чем я успел поставить паруса. Снова очутившись наедине со своим воображением и ночным мраком, я предался тревожным размышлениям. Что означает этот порыв ветра с юго-запада? Откуда дул ветер, когда я читал? Тоже с югозапада? Кажется, я ни разу не взглянул на компас. Последние три дня я беспечно считал, что ветер дует с юга. Неужели он переменился? Неужели я все время плыл на северо-запад, полагая, что держу на запад?
