— О-о-оу! Все равно сгорите! Вы здесь сгорите! У-у-у-у, слуги мои, добавьте огня! Ха-ха-ха, вы мои, вы все равно мои!
Луми, пробираясь к двери вслед за Соней, вдруг споткнулся обо что-то мягкое и чуть не упал. Прикрывая волосы от сыплющихся головешек, он, озаренный спасительной догадкой, наклонился и схватил край промокшего Сониного одеяла.
— Рыжая, отойди, ты на нем стоишь! — прокричал он, толкая Соню.
Девушка мгновенно поняла, что он задумал, и быстро помогла Луми поднять тяжелую мокрую ткань. Они накинули его на головы, и Соня, целиком доверившись чутью мальчишки, спросила, еле переводя дух:
— А теперь куда?
— Прямо! Держись за меня, все равно ничего не видно, и пошли!
Они медленно брели, прикрытые одеялом, перешагивая через обгорелые балки, пока наконец не уперлись в каменную кладку. Да, это была она, глухая стена со спасительной дверью, но она оказалась наглухо запертой, так же, как и недавно, до прихода Повелительницы Огня. По обе стороны от створки сидели саламандры и злобно шипели, разбрасывая пламя.
— Что же нам делать?! — пробормотала Соня, изо всех сил дергая ручку. — Луми, у тебя ничего нет в запасе, что поможет открыть ее?!
— Нет, похоже, мы попались, и заговоренное зеркало Гартаха нас не спасло… Против тамариска я бессилен… О-о-о, как я рассчитывал на этот выход!
— Да провались он к Нергалу в пасть, этот твой тамариск! — внезапно разозлившись, закричала Соня. — Я не собираюсь здесь изжариться, как какая-нибудь утка! Вот тебе, вот тебе, вот тебе! — И девушка, выхватив кинжал, стала яростно крушить колдовской орнамент.
От плотно пригнанных твердых досок полетели щепки, а Соня все колотила кинжалом ненавистные резные листья. Вскоре вся середина створки, изуродованная стальным клинком, превратилась в сплошное крошево, где ничто больше не напоминало ни о венке из веток тамариска, ни о знаке Огня… Саламандры исчезли…
— Эй, может, хватит? Я совсем задыхаюсь в дыму… Рыжая, дай мне руку, я сейчас упаду! И вода уже до колен! Нет, мы погибли!
— Держись за стену, не падай! Еще чего, погибли! Да я эту дверь в щепки разнесу! — уверенно бросила Соня, чувствуя в глубине души, что сама близка к отчаянию. Но лучше умереть, отчаянно врубаясь кинжалом в ненавистную дверь, чем покорно стоять и ждать, когда рухнет следующая балка.
Девушка пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за ручку. В первый момент она решила, что все, силы кончились и ноги ее больше не держат. Но тут порыв свежего воздуха, ворвавшегося снаружи, коснулся ее лица, и рев пламени, с новой силой вспыхнувшего над головой, вернули ее к действительности.
— Луми! Мы спасены! Она открылась! Дай руку, скорее, сейчас рухнет крыша! — заорала Соня и почти волоком потащила мальчика за собой.
Они протиснулись в полуоткрытую дверь и, не чуя под собой ног, пробежали несколько шагов. Тлеющее одеяло свалилось с их плеч, сапоги хлюпали по воде, вырвавшейся наружу, но гудения и треска пламени больше не было слышно. Спутники, обессиленные пережитым, пошли медленнее.
— В огне промочишь ноги… В огне промочишь ноги… — продолжал твердить Луми, неуверенно ступая вслед за девушкой.
Соня огляделась. Кругом в тусклом свете раннего утра мирно расстилались зеленые луга, а Тропа, начинаясь как раз под их ногами, манила дальше.
— Постой, Луми, сначала просушим сапоги! — с облегчением сказала Соня, садясь прямо на белый песок.
Глава шестая
Вода, ты потоком печаль мою смой,Огонь погаси, подари мне покой…Капают капли, и не поймешь,Что это? Слезы?А может быть, дождь?
— Они оказались не так уж просты, эти юные путники. — Морта говорила бесстрастно, не тревожа голубых бликов на стенах. — На этот раз ты проиграла, Повелительница Огня!
Мать Времени стояла у возвышения, скрестив на груди морщинистые руки и смотрела вниз, на чашу. Повелительницы Стихий тоже не сводили глаз с голубоватого сияния, исходившего оттуда. Наконец Тара подняла глаза и заговорила. Голос ее клокотал и гудел, как пламя в печной трубе:
— Да, Мать Времени, на этот раз я проиграла, и сила моя уменьшилась! И все это из-за нее, из-за Эссы! — взвизгнула она, резко взмахнув рукой в сторону Повелительницы Вод. — Она помогла людишкам, она испортила мою игру, это она виновата в моем поражении!
— Ты забываешься, сестра! — прожурчала Эсса, загадочно улыбнувшись. — Даже здесь, на Белой Тропе, властвуют те же законы, что и в человеческом мире! Кремень и кресало высекают искры, сталь крушит дерево, из кувшина выливается вода… А ведь это был не кувшин, сестра, а магическое зеркало! Посмотрела бы я на тебя, если бы ты отказалась поджечь хворост иди вылететь пучком пламени из красной трубки Гартаха! Кстати, может, и ты сослужишь им свою службу — только Морта знает, прихватил ли мальчишка с собой изделие своего наставника! Ха-ха-ха! — Повелительница Вод с нескрываемой насмешкой смотрела на Гару, гневно разбрасывающую вокруг себя трескучие искры.
— Эсса права, — снова заговорила Мать Времени, — у вас у всех двойственная природа, человек — и ваше дитя, и вечный враг. Вы его и любите, и ненавидите, так играйте с ним как можете. И никого не вините в поражении! Здесь нет недозволенных средств, вы могущественны, но и люди сильны! Утихни, Гара, попридержи огонь ненависти, ты проиграла, и я подтверждаю твое поражение!
Морта подняла вверх сомкнутые руки, черная чаша медленно повернулась в сторону Повелительницы Огня, и та с воплем взметнулась вверх ярким чистым пламенем. Через мгновение пламя опало, оставив после себя груду черных камней.
Повелительницы Земли и Воздуха все это время стояли неподвижно, не отводя глаз от Напитка Времени. Эсса, отвернувшись от того места, где только что пылал огонь, тоже впилась глазами в голубое сияние. Восемь рук медленно протянулись вперед, и снова пещеру наполнили рокочущие звуки, вопрошая о жребии.
— Эсса! — торжественно возгласила Владычица Морта, когда красные камни повернулась в сторону Повелительницы Вод. — Я предчувствовала, что теперь именно ты отправишься на встречу дерзнувшим ступить на Тропу, продолжать Игру, Игру Стихий!
Вода, грозно зарокотав, устремилась к сводам пещеры зеленоватым потоком. Брызги рассыпались по стенам и гладкому полу, осев мелкими каплями на трех столбах.
* * *
Песчинки тихо поскрипывали под подошвами путников, над ними плыли легкие облака, слабый ветерок трепал волосы, качал тонкие ветки кустов и затихал в густых кронах деревьев. Ручей кристально-чистым потоком бежал справа от Тропы, и дно его устилал все тот же белый песок вперемешку с темными гладкими камешками. Осока склонялась к самой воде; ярко-синие стрекозы взлетали и снова садились на узкие побеги, ненадолго замирая над прозрачной струей.
