- К вам никто не звонил в то утро?
- Почтальон. Принесла заказное письмо.
Корнилов сделал пометку в блокноте.
- С Хилковым вы были знакомы?
- Женя учился у меня в седьмом и восьмом классах. Но теперь это имеет чисто теоретический интерес, - вздохнул старик.
- Нет, почему же? И практический тоже... Для нас.
- Женя был неплохим мальчиком. Способным...
Слушая Елистратова, Корнилов прикинул, сколько же лет прошло с тех пор. Выходило - четырнадцать.
- Человек он был энергичный, изменчивый только очень. Быстро загорался и остывал быстро. И ни в чем не преуспел.
- Не хулиганистый?
- Нет. Он не был ни заводилой у ребят, ни озорником. Скорее слишком чувствительным... Мог от обиды заплакать. В девятом классе он круто изменился. Стал замкнутым, дерзким. Учителя ломали голову, но я-то знал, в чем дело, - отец ушел из дому. Избил жену и Женю.
- Он закончил десять классов?
Старик отрицательно покачал головой.
- У него были друзья?
- Раньше я мало их видел. А года три назад от них спасу не стало. Чуть ли не каждый день пьянки. Девицы...
- Что за девицы?
- Мне кажется, не очень скромные... Это все началось после смерти матери. - Старик задумался вдруг и поглядел отсутствующим взглядом в окно.
- Да, я забыл вам сказать, что на Женю очень плохо повлияло возвращение отца.
- Возвращение отца?
- Ну да! Отец всегда был несправедлив к нему. А потом это побоище... И уход из семьи. Лет семь о нем не было слышно. Он даже не помогал Анне Дмитриевне и Жене. И вдруг появился. Женя уже вернулся из армии, работал шофером на "Электросиле".
- Что же плохого в том, что вернулся отец? - удивился Корнилов.
- Ну как же вы не понимаете! - досадливо сказал старик. - Отец же бил его, унижал, потом семь лет где-то шлялся, ни разу не вспомнив... Женя стал уже мужчиной, молодым человеком. И вдруг приходит чужой человек. Даже не чужой... Хуже. А мать не сочла нужным посоветоваться с сыном. - Старик разволновался и стал задыхаться. Немножко успокоившись, он сказал: - Женя стал жить на кухне. Спал на раскладушке.
- Петр Иванович, а какие отношения были у отца с матерью?
Старик помялся. Чувствовалось, что ему не хочется об этом говорить.
- Здесь я могу только перенестись на зыбкую почву догадок... Вам же нужна правда, а не правдоподобие.
- И с тех пор Хилков стал пить?
- Да. Я видел его несколько раз нетрезвым. Но главное - он очень редко появлялся в доме. Я перестал его встречать.
- Вы сказали, мать умерла. А отец?
- Через полгода...
- Последнее время Хилков тоже много пил?
- Нет. Кажется, поменьше. Я его несколько раз встречал с одной и той же девушкой. По-моему, он свал чуть серьезней. И даже не прятался от меня, когда шел с этой девушкой. Кажется, ее зовут Галей.
Корнилов показал Елистратову фотокарточку Лавровой.
- Она, - кивнул старик. - Красивая девчонка. - И, вздохнув, добавил: - Душевно жаль парня. А я так мало сделал, чтобы ему помочь...
- А приятели по-прежнему ходили?
- Реже.
Корнилов показал несколько фотографий. Старик признал одного Кошмарика.
- Все чаще на лестнице сталкиваешься, - оправдываясь, пробормотал он. - А у нас она темная. Вы и сами видели.
- Хилков был участником группы по угону автомобилей, - сказал Корнилов.
- Нажива, стяжательство... - глухо сказал старик.
- Вам, Петр Иванович, не бросилось в глаза что-то необычное в поведении Хилкова в последние дни?
Елистратов задумался. Потом пожал плечами.
- Нет. Как будто нет.
Корнилов встал.
- Извините за беспокойство, Петр Иванович. Я вас от дела отвлек...
- Рад служить, - ответил старик сухо. И спросил: - Скажите, если не секрет, вы вот про выстрелы расспрашивали. Значит, Женю из пистолета?
Корнилов кивнул.
- Да-а... Попробуй найди теперь. Если уж ищейка не взяла...
- Ничего, попытаемся найти, - ответил Игорь Васильевич.
- Ну конечно, - согласился Елистратов. - Криминалисты есть очень опытные... Да и раньше были. Вот Цезарю убийцы нанесли двадцать три колотые раны. А древнеримский врач Антистий, обследовав труп, дал заключение, что лишь одна рана - на груди - была смертельной. Ну да вы и сами, наверное, это читали?
- Интересно, - сказал Корнилов. - Я не читал.
Выходя из комнаты, Корнилов бросил прощальный взгляд на книжные шкафы.
- А вы над чем работаете?
- Заканчиваю книгу "Причины падения Римской империи". - Он вздохнул: - Очень мало времени, а столько хочется сказать.
Уже в дверях старик вдруг спохватился:
- Вы спрашивали про необычное... Вот я сейчас вспомнил: месяца три назад я видел Женю в театре. В БДТ. Давали "Лису и виноград". Это было необычно для него.
- Он был со своей девушкой?
- Нет. Собственно, я не знаю, с кем он был. В фойе разговаривал с большим бородатым мужчиной.
- Мужчина был молодой?
- Очень пожилой. Почти старик.
- Вы бы смогли его узнать?
Елистратов подумал.
- Да, конечно. У него запоминающееся лицо.
Подождав, пока захлопнулась дверь и стихли шаги Елистратова, Корнилов позвонил в сто семнадцатую квартиру. Дверь внезапно и быстро растворилась. На пороге стоял мужчина. Лицо его было напряженным. Правую руку он держал в кармане. Игорь Васильевич хорошо знал этого инспектора. Даже помнил имя - Васечкин Николай Афанасьевич. Увидев Корнилова, мужчина виновато улыбнулся, выдернул руку из кармана.
- Извините, товарищ подполковник... Нам сказали, что если свои, то позвонят предварительно по телефону. А вы без звонка. Мы уж подумали, кто-нибудь из этой бражки.
Корнилов вошел в темную прихожую. Тут же стоял второй сотрудник. Его Игорь Васильевич не знал.
- Свет тут у вас зажигается? - спросил Корнилов. Васечкин щелкнул выключателем. - Никто не приходил, не звонил? - Корнилов прошел на кухню, заглянул в ванную.
- Нет. Мы здесь словно на необитаемом острове. Ни звонков, ни гостей...
На кухонном буфете валялись красные в белый горошек банки, рассыпанные макароны, перемешанные с крупой и сахаром...
- Ну ладно, вы пригласите понятых, а я в комнате посижу, подожду, сказал Игорь Васильевич.
Корнилов вошел в комнату. Первое, что бросилось в глаза, - очерченный мелом силуэт человека на полу. Видно, лежал он, чуть согнувшись, вытянув вперед правую руку.
Корнилов пододвинул к себе неуклюжее, старое кресло с прямой спинкой. Сел в него.
Комната была большой, с высоким лепным потолком. Давно не мытое венецианское окно наполовину задернуто шторой, и от этого в комнате стоял полумрак.
"Кто же из дружков пустил тебе пулю в затылок?" - подумал Корнилов и посмотрел на зловещий меловой силуэт.
Несмотря на неуютность, бросившуюся Игорю Васильевичу в глаза, комната Хилкова была хорошо обставлена. В углу, слева от кресла, на котором сидел Корнилов, стоял широкий, трехстворчатый шкаф для одежды, темный обеденный стол и несколько стульев, обитых синей материей. Дверцы шкафа были открыты, и с полок свисали скомканные рубашки, какие-то тряпки. Ярко алел широкий полосатый галстук. У окна старинный журнальный столик на высокой ножке. Рядом с ним неуклюжее кресло, близнец того, на котором сидел Корнилов. На нем тоже валялась одежда. Справа от окна - сервант с посудой. Большой синий диван. И около него - мохнатый ковер. Корнилов еще раз внимательно оглядел комнату - нигде ни одной книжки. Только на журнальном столике несколько газет. Ни телевизора, ни приемника...
Чувство неуютности не покидало Корнилова. Может быть, оттого, что новая мебель в этой комнате с высоченным потолком выглядела уж слишком приземистой, совсем карликовой. И еще необжитость. Мебель была вся новая, кроме журнального столика с расколотой мраморной доской и двух кресел. "Не все денежки пускал Хилков на ветер, - подумал Корнилов. - Мебелишка недавно из магазина... Кошмарик-то все пропивал. А этот и приобретал кое-что. Может, жениться хотел?"
Игорь Васильевич сидел долго, пожалуй, около часа, стараясь примечать все, что помогло бы ему понять личность этого Хилкова, так неожиданно и трагично ушедшего от следствия, найти какую-то хоть крохотную, но убедительную детальку, которая раскрыла бы вдруг состояние хозяина перед смертью - его тревогу, страх, желание скрыться. Корнилов всегда пытался представить себе привычки, характер, наклонности человека, а потом найти в поведении, в обстановке, его окружающей, какое-либо несоответствие, что-то идущее вразрез с его характером и привычками. И тогда задать себе вопрос: а почему же он поступил вопреки привычному?
И этот неизвестный убийца... Не оставил ли он в комнате какого-нибудь, пусть маленького, свидетельства своего пребывания? Кроме пули от нагана. И сигареты.
Странно, но здесь, в жилище Хилкова, Игорь Васильевич никак не мог обнаружить присутствия индивидуальности хозяина. Чего-нибудь такого, что выдало бы его привязанности и интересы.
Одно только бросалось в глаза - аккуратность. И еще - не звонил телефон, молчал звонок от входной двери. Третьи сутки нет человека в живых - и никому до него нет дела, словно и не было его никогда на белом свете. Только работники уголовного розыска толкутся у него в квартире да, наверное, вспоминают арестованные по делу. Что, эта нелюдимость - давнее свойство характера или появилась после того, как занялся угоном машин?
