плечи. А ведь у него будет дочь! Которая однажды вырастет и тоже захочет целоваться с мальчиками. И которую нужно будет от этих мальчиков защищать. Он же всех порвет!
– Рамон, – зовет Мишель, – зачем ты за мной пришел?
Он вскидывает брови. Что за странный вопрос?
– Чтобы спасти тебя, рыжик.
– Зачем?
– Вернуть домой.
– На Торо?
– Нет, рыжик. Будем считать, что твое наказание закончено.
Она слабо улыбается и обнимает его в ответ, обхватывает руками за талию. Идти так не особо удобно, но он может и потерпеть.
– Значит, все будет как прежде? Мы будем жить на острове вместе? Вдвоем?
Мишель заглядывает ему в глаза, сейчас она напоминает девочку-подростка в день, когда они впервые познакомились. Наивный, открытый взгляд ребенка, в котором бездна доверия. И во взгляде, и в самой девочке.
– Вдвоем не получится, рыжик. Теперь у меня есть семья.
Не говоря уже о том, что Рамон совсем не уверен, что Венера захочет жить на острове. Не захочет, он построит их дом где угодно. С ней хоть на край света.
Взгляд Мишель неотвратимо меняется, из него исчезает детскость, появляется боль, ярость, тоска. Это такие взрослые чувства, что они сражают его наповал. Нет, она больше не девочка-подросток, она уже выросла.
– Венера, – ревниво цедит она и сбрасывает его ладони со своих плеч. – Теперь ты с ней. Ты больше не мой.
Этот разговор мог подождать до материка, но раз случился сейчас, Рамон не собирался ей лгать. В конце концов, он всегда был с ней честным.
– Я никогда не был твоим, рыжик.
– Ты мог бы им стать.
– Не мог, – качает он головой. – Ты для меня ребенок.
Она выпрямляет спину и на удивление спокойно и твердо отвечает:
– Но я не ребенок, Рамон. Больше нет.
– Вижу.
– Если я не ребенок, я могу принимать решения самостоятельно. Я хочу остаться здесь. С Зеном.
Кажется, он погорячился с ее взрослостью, поступки у нее детские! Предки, за какие грехи ему досталась Мишель? В качестве тренировки перед будущей отцовской ролью?
– Даже не обсуждается, – отрезал он и ускорил шаг. Так, что рыжику пришлось за ним бежать.
– Ты не можешь оспорить мое решение!
– Могу. Ты все еще моя подопечная.
– Я больше не твоя. У меня теперь есть альфа!
– Тот, которого я сегодня убью?
– Убьешь?! – выдыхает Мишель, в ее широко распахнутых глазах наконец-то отражается осознание, что все это не шутки. – Ты не можешь его убить!
– Не веришь, что смогу? – хмурится Рамон. Не этого он ждет от рыжика. – Только так мы сможем покинуть архипелаг. Вместе.
– Ты меня не слышал? – яростно шипит Мишель. – Я не хочу его покидать. Я не хочу уезжать от Зена.
– Почему?
Кажется, этот вопрос сбивает ее с толку. Мишель открывает рот и тут же закрывает, густо краснеет, прежде чем все-таки выпалить:
– Потому что он видит во мне женщину, а не придаток, который можно закрыть в домике на острове и забыть о нем.
Рамону хочется рычать: он устал от этих капризов. Это только доказательство того, что ни беса Мишель не взрослая. Умная женщина давно почувствовала бы нависшую опасность и держалась бы тихо.
– Ты полностью заслужила ссылку на Торо.
– Заслужила, – неожиданно кивает рыжик. – И прошу прощения. У тебя и у твоей пары. То, что из-за меня чуть не пострадал ваш ребенок. – Она громко сглатывает и продолжает: – Но я не жалею. Тогда бы я не встретилась с Зеном. Не попала бы сюда.
– Двадцать пять вервольфов погибло, когда я прилетел за тобой. В том числе верховный старейшина.
Если можно побледнеть сильнее, Мишель бледнеет так, что ее веснушки проявляются особенно ярко.
– Это тоже моя вина, – опускает голову рыжик, и Рамона царапает этот жест, словно когтями по груди. В конце концов, не Мишель нажала на кнопку.
– Нет, не твоя, Мишель. Это ответственность того, кто отдал приказ сначала похитить тебя, а затем взорвать вертолеты. Ему за это и отвечать.
Они дошли до площади, остались считаные минуты на то, чтобы подготовиться. Хотя что тут готовиться? Ярость в его крови – лучший катализатор для того, чтобы разбудить зверя, машину для убийства, готовую снести всех и вся на своем пути.
– Послушай, Рамон, – Мишель робко хватается за его руку. – Ты всего не знаешь! Зен хороший.
– Хороший? – приподнимает он бровь.
– Да. Он похитил меня по приказу своего отца. Но ни разу не сделал мне ничего плохого. Он все время защищал меня, даже сразился со своим отцом, когда тот захотел сделать меня своей женой. – Мишель морщится и косится на труп распятого вервольфа. – Я всегда чувствовала себя изгоем. Выродком, который не может жить ни среди людей, ни среди волков. Я боялась, что сгнию на твоем острове. Знаешь, даже в какой-то момент обрадовалась, что ты меня наказал за змей. Хотя бы появилось преступление, за которое меня заточили в тюрьму. Причина, по которой я вынуждена там оставаться.
Она глубоко вздыхает, будто пытается унять слезы. Так и есть: глаза красные и слезятся. А Рамона поразила ее откровенность. Он никогда не рассматривал жизнь Мишель с такой стороны. Он всегда ее защищал, ни в чем не ограничивал. Его острова были для него защищенным местом, местом, где можно переждать любые бури. Он не думал, что она может считать его настоящей тюрьмой, а его своим тюремщиком.
Предки, Венера, наверное, считала так же!
– Когда меня похитили, – продолжает Мишель, – я сначала испугалась. До жути испугалась. Считала Зена злодеем.
– А он, значит, не злодей?
– Нет, – качает она головой, и в ее голосе появляются нежные, мечтательные нотки: – Он добр ко мне. Заботится обо мне. Защищает.
– Я тоже тебя защищал, Мишель.
– Не так, – невесело смеется она. – Прости, Рамон, но я для тебя всегда была бездомным щенком, найденышем, от которого больше проблем, чем радости. А для Зена я жрица. Богиня. Особенная
