— Василиса, — прошептал он ей в макушку, — я не принуждал тебя ни к чему, и не причинял тебе вреда. Я не знаю, насколько ты была счастлива в этом браке, но несчастной ты не была. Во всяком случае, я на это надеюсь. Я бы отпустил тебя, если бы ты попросила, и ты это знала. И то, что не попросила, вселяет в меня надежду. И я отпущу тебя сейчас, но если тебе что-то понадобиться, обратись ко мне сразу же. Обещаешь?
— Отпусти, — едва слышно прошептала Василиса, и в ее голосе Кощей услышал слезы.
Пересохшими губами он поцеловал ее в макушку и разжал руки, тут же отвернувшись, чтобы не увидеть отвращение в ее глазах. Ушел из комнаты, ни разу не обернувшись, и не вышел проводить.
И не полетел ночью, чтобы поцеловать ее во сне.
***
Через две недели Кощей вернулся домой и обнаружил Василису в гостиной. Она сидела на диване и крутила в руках рамочку с фотографией. На этой фотографии с одной из их поездок, сделанной гидом, которому они внезапно очень понравились как пара, у него было недовольное лицо, он терпеть не мог фотографироваться, но он все равно обнимал Василису за талию, словно боялся отпустить ее хоть на шаг, а она смеялась. Отчего-то она любила это фото. Но теперь смотрела на него так, словно там было запечатлено что-то крайне омерзительное, и от этого было больно вдвойне. Кощей невольно подумал, чтобы она сказала о фотографии с регистрации их брака на его столе. Впрочем, возможно, как раз к ней она отнеслась бы спокойно, на ней они были серьезны и даже не прикасались друг к другу.
— Я помню эту поездку, — сказала Василиса без всяких приветствий и подняла на него глаза. — Но тебя там не было. Я ездила одна.
Она поставила фотографию обратно и поднялась. Кощей, так и застывший на пороге, отметил, что она похудела: заострилось лицо и в нем появилась какая-то желтизна, свойственная людям, страдающим бессонницей.
— Плохо спишь? — спросил Кощей.
— Догадаешься, кто всему виной?
В ее взгляде тоже был вопрос, но другой, и Кощей не мог его прочесть. Несмотря на резкие слова Василиса вглядывалась в его лицо так, словно что-то искала, не могла найти и страдала от этого.
Но это длилось недолго, она отвела взгляд и кивнула на тумбу в прихожей.
— Я нашла у себя в сумке ключ, Настя сказала, что он от этого дома. Я заехала вернуть.
— Может быть чаю? — предложил Кощей.
— Издеваешься, да?
— Привычка заботится о тебе, — честно ответил Кощей. — Ты плохо выглядишь. Я могу чем-то помочь?
— Исчезни из моей жизни, — почти с мольбой попросила она.
Она быстро прошла через комнату и коридор и уже коснулась ручки входной двери, когда Кощей спросил:
— Ты могла просто оставить ключ у Баюна. Зачем ты приехала?
Рука Василисы замерла на ручке, сжала ее крепко. Она судорожно выдохнула, словно сдержала всхлип.
— Не знаю, — неожиданно для них обоих ответила она. — Я не знаю. Хотела доказательств. Мне снится этот дом. Каждую ночь. Мне кажется, я схожу с ума.
— У меня есть зелье, оно помогало тебе от кошмаров.
— Это не кошмары, — едва слышно прошептала Василиса и посмотрела на него.
В ее взгляде, в ее лице читалась обида.
— Пожалуйста, выпей со мной чаю, — попросил Кощей.
— Прощай, — ответила она и выскользнула за дверь.
И когда хлопнула дверь, Кощей взял с журнального столика фотографию и отнес к себе в кабинет. Долго смотрел на нее. Ему все казалось, что он — труп, такой же холодный и лишенный чувств, и теперь он даже точно знал, в какой именно момент умер.
***
Звонок раздался еще через неделю, утром в среду. Кощей мгновение помедлил, прежде чем принять вызов, давая себе возможность усмирить поднявшуюся в груди бурю, и ответил:
— Василиса?
— Мы можем встретиться?
Он узнал эту интонацию и почти увидел ее: стоит возле окна, смотрит на деревья, закусив губу. Столько неуверенности, откуда?
— Конечно.
— Сегодня в парке рядом с Конторой. Я могу подождать, если у тебя дела, но если вдруг ты свободен…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Через час тебя устроит?
— Да. Знаешь пруд с уточками?
Кощей прикрыл глаза и сглотнул. О, он прекрасно знал пруд с уточками.
— Да, буду там.
Последовало несколько секунд молчания, словно она хотела сказать что-то еще, а потом динамик взорвался гудками.
Ради пруда с уточками Кощей, всегда отличавшийся пунктуальностью и драконовскими требованиями к соблюдению договоренностей, отменил две встречи и просил о переносе судебного заседания, сославшись больным. Впрочем, тут он особо душой не кривил, состояние было абсолютно невменяемое.
Пруд с уточками имел идеальную круглую форму, вокруг него были проложены дорожки, по которым чинно двигалась пара старушек с лыжными палками, и несколько мамочек с колясками. Василиса выглядела уставшей и подавленной. Она сидела на краю лавочки и флегматично скармливала уткам булку хлеба. Сытые утки имели вид упрекательный: мол, это все, что сегодня есть в меню?
Кощей некоторое время разглядывал ее, потом стал думать, как лучше подойти, чтобы не напугать. Но Василиса то ли почувствовала его взгляд, то ли просто что-то услышала и обернулась первая. Увидела, кивнула и вернулась к уткам. Кощей глубоко вздохнул, дошел до лавки и сел на противоположный край. Василиса молчала, утки, бродившие по брегу, покрякивали, переминались с ноги на ногу в поисках крошек.
— Я должна извиниться, — наконец сказала Василиса. — Устроила истерику. Но я испугалась, а страх — не лучший советчик.
— Меня испугалась?
— Скорее, ситуации в целом. В общем, я прошу прощения.
Это было что-то новое и однозначно странное, но Кощей слишком боялся спугнуть момент, чтобы что-то уточнять или возражать.
— Принимается, — кивнул головой Кощей.
Василиса нервно усмехнулась.
— И вот после этого я должна поверить в то, в чем вы все пытаетесь меня убедить? Варвара каждый день рассказывает мне о том, какой прекрасной парой мы были. Баюн зовет меня дурой. Настя перерыла все свои фотоальбомы и прислала с десяток фотографий, на которых мы с тобой вместе. Но как я должна поверить, что это правда? После всего…
— Василиса, я не…
— Тогда расскажи мне что-нибудь. Что-нибудь такое, чтобы я хотя бы допустила мысль, что все это могло быть.
Кощей молчал. Василиса подождала немного, потом не выдержала, обронила мрачно:
— Что и требовалось…
— Дочь, — перебил Кощей.
— Что?
— Ты хотела дочь. Так надеялась, что носишь под сердцем девочку. И когда повитуха сказала, что это мальчик, ты подумала…
— Молчи!
— Прости, — сказал Кощей, смотря в резко побледневшее лицо своей жены. — Наверное, это самое личное из того, что ты мне доверила.
— Молчи, — прошептала Василиса. — Просто молчи. Но это невозможно… Я никому…
Она отвернулась и спрятала лицо в руках. Кощей откинулся на спинку лавочки, глубоко вдохнул сырой утренний воздух.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Ты тридцать лет была женой Ивана, и когда сбежала, пообещала себе, что больше никогда не попадешь в эту ловушку, не выйдешь замуж. А теперь выясняется, что ты снова в браке. Да ни с кем-нибудь, а со мной. Да, должно быть, это тяжело переварить вот так сразу.
— Вообще-то я думаю, что схожу с ума, — глухо раздалось из-под ладоней. — Хотя бы потому, что начинаю допускать, что все это правда. Какой он?
— Наш брак? — легко угадал Кощей, как всегда угадывал ее фразы. — Спокойный. Без особой страсти и романтики, признаю. Бывает, ругаемся. Но доверяем друг другу. Во всяком случае, я надеюсь на это. И вроде бы счастливый. На несчастные браки я насмотрелся, профессия, знаешь ли обязывает, наш на это не похож.
— Профессия?..
— Я адвокат.
Они немного помолчали. Кощей машинально следил, как плавают уточки, расчерчивая озеро струящимися за ними треугольниками. Василиса так и сидела, спрятав лицо в ладонях.
