Подсудимому кажется, что все это лишь слова, причем, не вполне серьезные. А потом — бац, приговор. Конфискация, срок, а того и гляди — пожизненное. Всю серьезность начинают понимать с первой зуботычиной от вертухая. Все по настоящему, брат.
А судья? Радостно скачет перед зеркалом: отлично выполнил работу, человека на муки обрек? Или вся человечность у него в локоны ушла, мантией запахнулась, бумагами прошелестела? Да человек ли судья?
На повторные слушания Тойво, слегка поразмыслив, отправился с совершенно иным настроением, нежели до этого. Зачем позволять унижать себя и самому же унижаться? Да и Арвид выглядел совсем по-другому. Весь трепет перед судопроизводством у него куда-то делся.
— Встать. Суд идет, — квакнул помощник из своей клетки.
Все встали. Тойво позвенел кандалами, но не поднялся со своего места. Адвокат посмотрел на него с удивлением, но ничего не сказал. Вроде бы, даже, усмехнулся слегка.
— Всем встать, — увидев стремительно входящего судью П, снова квакнул помощник, но Антикайнен в ответ на эти слова, которые, безусловно были обращены к нему, только улыбнулся.
Судья сбился со своей иноходи и запутался в мантии. Он даже сначала не вполне понял, что происходит не так, но виду подавать не стал, только нахмурил еще сильнее свои и без того нахмуренные брови и вопросительно посмотрел на своего ассистента. Тот поглядел на маршала, и последний через прутья протиснул лицо к подсудимому.
— Встать, сукин сын! — прошипел он.
— А то что? Судья уйдет обратно, и суда не будет? — также прошипел ему Тойво.
Маршал высунул лицо из прутьев и почесал в затылке. А, действительно, что будет? Он с любопытством посмотрел на помощника. Тот с ужасом взглянул на мнущегося перед своей кафедрой П.
— Итак, неуважение к суду, — громко сказал судья и все-таки занял свое место. Он взял в руки деревянный молоток и стукнул им по столу. — Заседание начинается. Государство Финляндия против подсудимого Антикайнена.
Потом он взял в руки бумагу и, нацепив на нос очки в золотой оправе, прочитал несколько листков. Информации в прочитанном было мало, только ссылки на законодательство и номера и даты соответствующих статей.
Тут же дали слово обвинителю Хонка. Он вдохновенно наговорил бочку арестантов. Слушать его речь было скучно. В ответ выступил Арвид, но ему завершить свою речь как раз не удалось.
Олави хрипло выкрикнул какое-то возражение, потом, откашлявшись, повторил его более внятно. Судья возражение принял.
— А я не принимаю! — со своего места громко сказал Тойво.
Зрители в едином порыве шумно пошевелились на своих местах.
— Антикайнен, вам дадут слово в определенное время! — проронил со своего помоста П.
— Да что ты о себе возомнил, мужчина? — снизив голос до обычного, неожиданно проговорил подсудимый.
Публика опять дружно и заинтересовано пошевелилась.
Судья взял молоток и стукнул им, видимо, призывая к порядку.
— Я возражаю против подобного рода процесса, — не обращая ни на кого внимания, сказал Тойво. — Судья — заинтересованное лицо. Требую его замены. И, вообще, заявляю, что можно уничтожить меня, но нельзя уничтожить дело революции, которому принадлежит моя жизнь. Коммунизм победит! Интересы революции для меня — высший закон!
Арвид, услышав про революцию, чуть со стула не упал. Ему стало одновременно и смешно, и тревожно. Но ничего уже поделать было нельзя, поэтому он никак не пытался реагировать на ситуацию.
— Молчать! — судья молотком чуть не разнес стол.
— Молчать! — тонким голосом закричал помощник.
— Молчать! — взревел со своего места маршал.
— Шайбу! — возбудились болельщики.
Впрочем, не до болельщиков тут. В клетку к Тойво вломились прочие маршалы, рангом пониже, и повалили его на пол.
— Ага! — обрадовался обвинитель Хонка. — Знай наших!
Судья, побагровевший от бешенства, вприпрыжку убежал в свое судейское помещение. Эх, ему бы традиционное «судью на мыло!» прокричать, да никто не догадался.
— Заседание переносится! — нашелся помощник.
Суд оказался безобразно сорванным.
11. Новое поведение
Несмотря на почти секретный статус судейского заседания, скоро о нем узнали во всем городе. Ну, а лица заинтересованные узнали об этом почти сразу. И сразу в кабинете судьи раздался телефонный звонок.
— Ты, что это балаган устроил? — сказала ему трубка голосом, в котором отчетливо слышались нотки едва скрываемого бешенства.
— Я? — П даже задохнулся от возмущения: так с ним никто никогда не разговаривал. — Что?
— Не стоит быть настолько самоуверенным и тупым, — произнесла трубка. — Мы думаем, ты не справляешься. Отказывайся от дела.
— Как? — судья не мог подобрать подходящих слов. — Почему?
Ему сделалось душно, крупные капли пота выступили на лбу. Руки начали дрожать, а ноги подкашиваться. Несмотря на яркий весенний день на улице в его кабинете начала сгущаться какая-то темнота.
— Все, ты отстранен. Ждем письменной отставки не позднее сегодняшнего вечера, — трубка запикала гудками отбоя. На том конце прервали соединение.
П, стоящий возле своего рабочего стола, еле переставляя ноги, добрался до кожаного дивана и неловко опустился на него, весь какой-то скособоченный. Лицо его побагровело, рука освобождала пуговицы ворота сорочки, пальцы отчаянно боролись с маленькими кругляшками, рот широко открывался, ловя воздух.
Из темного угла на него смотрели сотни глаз, не мигая и достаточно кровожадно. Скорее, даже, плотоядно — так смотрит с дерева рысь, поджидая несчастную косулю, подходящую все ближе и ближе.
— Кто вы, что вам надо? — заплетающимся языком спросил судья.
В ответ раздалось только шипение и сдавленный смешок, будто кто-то прикрыл рот ладонью.
У П начали неметь ноги, и он почувствовал, как обмочился. То ли от страха, то ли от беспомощности. Он не обратил на это никакого внимания. Его занимали те немигающие взгляды, которые не позволяли ему встать и броситься к двери, чтобы позвать на помощь.
— Пощадите! — прошептал судья, еле шевеля ссохшимися губами.
«No quarter!» — донеслось до его слуха шелест сотен голосов. — «No mercy».
П застонал и заплакал. Он начал догадываться, что это пришли те, кого он судил за свою долгую судейскую жизнь. Пришли за ним. Впервые за долгие долгие годы он ощутил не свою полную божественную безнаказанность, а тоскливую безнадежность. За все придется платить! Все воздается, черт побери!
— А, — сказал судья, «изошел грязью и издох». Так рассказала уборщица, которая пришла вечером наводить порядок в этот кабинет.
— Скончался! — поправили ее судейские чиновники, внимавшие с трепетом и интересом.
— Ну, да, ну, да, — согласилась та. — Скончался. Весь в говне.
— Ух, ты! — цокали чиновники ртами и качали головами. — И рядом никого?
— Как же так —
