Стоявшие рядом беки сначала нерешительно, а потом смелее подхватили смех Девлет-Гирея. И от этого смеха лицо Сагиба перекосилось.
— Выходит, все-таки ты не потерял надежду вернуться на ханство? — резко оборвал жуткое веселье Девлет-Гирей. — А как только ты сядешь на этот трон, тебе тотчас понадобится и моя голова?! Позвать ко мне Булюк-Гирея! — раздался его властный голос.
Вошел Булюк. Смиренный. Кроткий. Приложив руку к груди, он низким поклоном поприветствовал всех присутствующих. Девлет безразличным взглядом скользнул по своему двоюродному брату и сказал:
— Я выполнил твою просьбу. Вот твой обидчик, Булюк. Делай с ним все, что посчитаешь нужным. Он твой!
— Я задушу его! — поднял Булюк руки, готовый тотчас вцепиться в горло обидчику. — А его поганое мясо пусть едят псы всего Бахчэ-Сарая! — он сделал шаг навстречу бывшему хану.
Сагиб-Гирей отшатнулся, увидев искаженное гневом лицо племянника, его злые глаза.
— Я сделал ошибку. Надо было придушить тебя еще в крепости!
Сагиб отступил на шаг и, запутавшись в полах одежды, растянулся на мраморном полу. Когда он поднял голову, то увидел прямо перед собой короткие сильные пальцы Булюка, уже держащие шелковый шнур. В следующее мгновение шнур захлестнул тонкую шею бывшего хана, и Булюк что есть силы затянул крепкую петлю. Тело Сагиба обмякло, дернувшись в последний раз, но Булюк-Гирей, стиснув зубы, все продолжал затягивать шнур.
— Он уже мертв, — равнодушно проговорил Девлет. — Оставь его. Ты хорошо проделал свою работу. Очень рад, что не ошибся в тебе. Я по-братски награжу тебя.
— Самая лучшая награда для меня — твое расположение, — заглянул Булюк-Гирей в глаза двоюродного брата.
— И все-таки он был великий хан, — задумчиво произнес юный правитель Крыма. — Жаль, что нам стало тесно на одной земле. Хана Сагиб-Гирея похоронить в усыпальнице хана Хаджи-Гирея! Это моя воля. Сагиб-Гирей достоин великих почестей.
Ночью Булюк-Гирея грубо растолкали. Перед ним стояли двое янычаров из охраны хана и хаджи Якуб.
— Вставай! Тебя хочет видеть Девлет-Гирей! — проговорил хаджи.
— Хан хочет видеть меня ночью? — забеспокоился Булюк. — Неужели он не мог позвать меня утром?
— Хан хочет тебя видеть именно сейчас!
— Хорошо, я иду! — поспешно стал одеваться Булюк-Гирей, подпоясываясь на ходу.
Ночь была светлой, звездной. Из окон ханского дворца Девлет-Гирей видел, как широкий двор пересекли четыре фигуры, затем они остановились перед высокими дубовыми дверями дворца и о чем-то долго разговаривали.
— Что же они тянут? — недоуменно пожал плечами Девлет.
Тут один из янычаров поднял руку, в ночи сверкнула сталь, и обезглавленное тело Булюк-Гирея скатилось по крутым ступенькам высокого крыльца. Янычары завернули тело Булюка в покрывало и выбросили его за пределы дворца на съедение псам. Хаджи Якуб подобрал голову Булюка. Тяжела. Бросил ее в мешок. Надо спешить к Девлет-Гирею, наверняка он уже ждет.
В комнате при свете лучин на мягких подушках сидели двое: крымский хан и Кан-бирды.
— Все ли ты выполнил в точности, как я приказывал? — спросил Девлет, как только Якуб переступил порог его комнаты.
— Да, великий хан, — произнес хаджи, — и как свидетельство своей преданности я принес тебе голову Булюка. — И он вытряхнул ее на пол.
Голова с глухим стуком упала на ковер и застыла. Открытые глаза смотрели куда-то вверх. Девлет-Гирей вздрогнул: ему показалось, что глаза его брата моргнули.
Хан покосился на невозмутимого Кан-бирды. Казалось, его совсем не интересует произошедшая сцена. «Только бы Кан-бирды не заметил мою слабость. Он обо всем расскажет Сулейману».
— Брось голову обратно в мешок… и закрой ему глаза. Пусть спит, — проговорил Девлет.
Хаджи Якуб уже уходил, когда его остановил властный голос хана:
— Задержись! Отпиши великому султану Сулейману, что я выполнил все, что он приказал! Сагиб-Гирея больше нет! И еще… напиши Сююн-Бике в Казань, что ей нечего больше опасаться. Булюк-Гирей мертв, и пусть ее сын будет ханом.
Когда хаджи Якуб вышел, Кан-бирды произнес:
— Булюк не был тебе опасен. Он слишком молод и неискушен в делах. — По его губам скользнула легкая усмешка. — Или ты действительно хотел помочь вдове Сафа-Гирея?
— Если бы я не знал тебя, Кан-бирды, то подумал бы, что ты жалеешь Булюка. Я избавился от соперника! Если сегодня моему двоюродному брату захотелось стать казанским ханом, то завтра к нему может прийти желание сделаться крымским!
— Ты мудр не по годам, Девлет-Гирей, — согласился Кан-бирды.
…А утром жители Бахчэ-Сарая увидели голову Булюка. Она торчала на высоком колу в центре базарной площади, там, где продавали алую, будто застывшую каплями кровь, вишню…
Скоро в Казань докатилась весть, что Булюка — старшего сына Сафа-Гирея — уже не дождаться. А друг сеида и посол Казанского ханства Мухаммед Риза не подавал о себе вестей — ни плохих, ни хороших. И только через месяц стало известно, что все посольство Казани на обратной дороге было задержано на границе с Ногаями казаками мурзы Юсуфа. А затем, в знак верной и нерушимой дружбы Ногайской Орды и Московского государства, пленники были переданы царю Ивану. Кулшериф, во спасение казанских послов, отписал послание в Москву, царю Ивану, но уже на следующий день в Казани стало известно, что оно запоздало. Всех мусульман, попавших в плен, крестили при большом скоплении народа на Москве-реке под белокаменными соборами Новодевичьего монастыря, с головой окуная в стылую воду. Принять православие даже под страхом смерти отказался только Мухаммед Риза.
Часть четвертая ГОСПОЖА КАЗАНСКОЙ ЗЕМЛИ
Нелегкие времена
Рать Ивана Васильевича все ближе подступала к Казани. Воинство было поделено надвое: первая дружина, которую возглавлял сам государь, добиралась сухопутным путем через Нижний Новгород. Вторая, во главе которой стоял касимовский царь Шах-Али, отправилась от Нижнего Новгорода по Волге сразу после ледохода.
Казань жила настороженно, питаясь вестями, которые заносили в город дервиши.
По столице пополз липучий слух, что стол казанский достанется Сююн-Бике.
— Это чтобы женщина управляла мужчинами! — нашептывали на базарах дервиши. Да на кого же мы станем похожи, мусульмане?!
— Нужно отправить ее в Сарайчик, а на ханское место пригласить Ядигера!
Кулшериф щедро расплачивался с дервишами, а базары пополнялись все новыми слухами:
— Она шлет письма урусскому хану и хочет отдать ему Казань!
Столица все более волновалась, и скоро возмущение захлестнуло город…
— Пусть карачи сами выберут достойного человека на ханство, но это обязательно должен быть мужчина! — слышалось всюду.
Ханство трещало и распадалось на множество улусов. Арский эмир объявил свои уделы независимыми и грозился пойти на Казань войной. Он выставил ханских ильчи[46] за ворота и отписал Сююн-Бике ругательное письмо.
Кучак сурово расправился с городскими смутьянами, а главных зачинщиков бросил в зиндан.
Казань притихла. Но это молчание больше походило на затишье перед грозой.
Сююн-Бике обрушилась на Кучака, который молча сносил упреки, не в силах поднять глаза на разгневанную госпожу. Только чуткие ноздри степняка подрагивали хищно, будто у волка, смиренно принявшего укус рассерженной волчицы.
— Ты добиваешься того, чтобы тебя ненавидели еще больше прежнего! Ты хочешь, чтобы Аллах отказал мне в своем покровительстве! Казанцы не привыкли к подобному обращению!
— Я защищал твою честь, бике. Они говорили о тебе худые слова, — сделал улан попытку оправдаться. — Будто бы ты — слуга царя Ивана.
Глаза Сююн-Бике вспыхнули гневом:
— Разве я способна предать Казань?
За окном раздавался настойчивый голос муэдзина, который звал правоверных на молитву. Сююн-Бике подошла к узкому, словно бойница, окну и увидела, как со всех сторон к мечети потянулись мусульмане. Они совсем не походили на разъяренных людей, какими были всего лишь несколько дней назад.
— Мы не должны враждовать между собой, рать царя Ивана уже у самой Казани. Наши сторожевые отряды встретились с урусами у Васильсурска. И скоро их воинство будет здесь.
— Аллах будет к нам благосклонен, он не допустит, чтобы гяуры вошли в Казань, — уверенно ответствовал Кучак.
— Я думаю о другом: сумеем ли мы победить гяуров, если у нас у самих нет единства? — гнула свое Сююн-Бике.
Кучак удивился:
— Ты говоришь так, словно хочешь примириться со своими недоброжелателями — Кулшерифом и Нур-Али Ширином? Ведь они по-прежнему настаивают на том, чтобы ханом стал кто-нибудь из прямых наследников Гиреев, но их не устраивает двухлетний Утямыш-Гирей.
