— «Этому мальчику»? — процедил Зик сквозь пальцы. — У меня есть имя, леди.
— Знаю. Тебя зовут Иезекииль Блю, хотя матушка величает тебя Уилксом. Слышала, как ты рассказывал ему на крыше.
Руди едва не срывался на крик:
— Да ведь только я о нем и забочусь!
— Ты его уводишь…
— Я веду его в безопасное убежище! Он сам меня попросил!
Во мраке опять просвистел нож — из одной тени в другую. Никакого звяканья на этот раз не раздалось, зато Руди вскрикнул. Почти сразу за первым ножом последовал второй, но отскочил от кирпича. Не дожидаясь третьего, мужчина выстрелил, только угодил отчего-то в потолок — то ли случайно, то ли с испугу.
Одна из опорных балок переломилась и рухнула… увлекая за собой пласты земли и кирпичные стены.
Обвал грозил распространиться на несколько ярдов в обоих направлениях, но Руди уже был на ногах и резво ковылял в противоположную сторону, помогая себе тростью. Зик вцепился в его пальто и побежал за ним к следующему освещенному участку — туда, где сквозь бледно-лиловые стекла в туннель заглядывало небо.
Они рысили вперед, пока позади не обвалился потолок. Теперь от женщины, говорившей с ними из могильной тьмы, их отделяли добрые пол-акра почвы и камня. Однако Руди потащил его дальше.
— Но ведь отсюда мы и пришли! — запротестовал мальчик.
— Да, но той дорогой теперь не пройти. Вернемся немного назад и спустимся в другом месте. Ничего страшного. Шевели ногами.
— Кто это был? — спросил Зик, вконец запыхавшись. — Она вправду принцесса? — И с откровенным смущением прибавил: — И женщина? Голос у нее какой-то мужской.
— Она старая, — отозвался Руди. Бросив взгляд через плечо и не увидев ничего, кроме завалов, он замедлил ход. — Старая как горы, приставучая как комар и страшная как смертный грех.
На очередной сиреневой полянке он остановился и начал себя осматривать, и тогда-то Зик заметил кровь:
— Она вас ранила?
Вопрос был глупый, он сам это понимал.
— Да, она меня ранила.
— А где нож? — поинтересовался Зик, не в силах оторвать глаз от мерзкого разреза, рассекшего пальто у Руди на плече.
— Я его еще там достал. — Хромой залез в карман и продемонстрировал свой трофей. Острое лезвие покрывала запекшаяся кровь. — Не выбрасывать же его. Раз уж она его в меня метнула, а я поймал, пусть будет мой.
— Ага, — согласился Зик. — А как вы себя чувствуете? И куда мы сейчас идем?
— Жить буду. Нам надо вон в тот туннель, — показал пальцем Руди. — А вышли мы из вон того. Принцесса сбила нам весь маршрут, но сойдет и этот, не беда. Не охота было связываться с китайцами лишний раз. Такие дела.
У мальчика в голове роилось так много вопросов, что он даже и не знал, с какого начать. И задал все тот же:
— Кто такая эта леди? Она на самом деле принцесса?
Руди неохотно ответил:
— Никакая она не леди, просто женщина. И да, ее можно назвать принцессой, коль тебе угодно считать, что у краснокожих бывают настоящие короли.
— Так она индейская принцесса?
— Если она индейская принцесса, то я лейтенант-орденоносец. То есть она могла бы на что-то претендовать… но по сути ничего собой не представляет.
Он пощупал рану на плече и скривился — скорее от злости, чем от боли, как показалось Зику.
— А вы лейтенант? Какой армии? — спросил он.
— Догадайся.
На первом же островке света Зик пристально оглядел одежду Руди. Темно-синяя форма допотопного вида.
— Союзной,[11] наверное. Их ведь цвета. И вообще, южан с таким выговором мне что-то не встречалось.
— Ну вот, видишь, — лениво отозвался хромой.
— Но вы больше с ними не воюете?
— Не воюю. По мне, они и так отхватили от моей шкуры добрый кусок, прежде чем выплюнуть. Откуда, по-твоему, у меня хромота? Почему, думаешь, я хожу с тростью?
Зик пожал плечами:
— Потому что вам хочется выглядеть безоружным, но чтобы можно было кого-нибудь подстрелить, когда надо.
— Очень смешно, — сказал Руди. Судя по голосу, шутка и впрямь его повеселила. После паузы, намекавшей, что другой реакции дожидаться не стоит, он продолжил: — В Манассасе[12] я словил в мягкое место порцию шрапнели. Бедро в клочья, конечно, но в итоге обошлось. Меня отпустили с фронта, и с тех пор мне до войны дела нету.
Но тут Зику вспомнились слова Анжелины, и он решил поднажать:
— А с чего тогда та леди назвала вас дезертиром? Вы взаправду сбежали?
— Та женщина — лживая шлюха, да к тому же убийца. И двинутая напрочь. У нее какая-то непонятная вражда с человеком, на которого я иногда работаю. Задумала его убить, но никак не может, вот и бесится. И вымещает злобу на всех нас. — Он нашарил нишу в стене и выудил оттуда свечу, потом чиркнул спичкой и пояснил: — В этом туннеле люков не будет до поры до времени. Много света нам не понадобится, но совсем без него нельзя.
— А на что это было похоже? — поспешил сменить тему Зик. — Ну, когда вы сражались на фронте?
— Это же война, бестолочь ты мелкая. Все, кто мне нравился, погибли, а большинство тех, кого бы я и сам охотно пристрелил, ходят живехонькие и с медалями на груди. Там нет никакой справедливости и ничего веселого тоже нет, мать его. И видит бог, слишком уж все затянулось.
— Все говорят, что осталось недолго, — повторил Зик услышанные где-то слова. — Англичане подумывают вывести с Юга свои войска. Они давно бы могли прорвать блокаду, но…
— Мало-помалу ее все равно восстановят, — согласился Руди. — Север их потихоньку душит, да так для всех только хуже. У меня на этот счет много разных соображений, но знаешь ведь, как говорят — если бы да кабы, да во рту росли грибы.
Зик растерялся:
— Никогда такого не слышал. И не очень понимаю смысл.
— Это значит, что если в правую ладонь собирать плевки, а в левую хотелки, то одна из них наполнится быстрее.
Он поднял свечу повыше, почти до уровня деревянных балок, образующих потолок. Вокруг раскинулось царство сырости и унылых красок. У них над головами раздавался беспорядочный топот: кто-то бегал то туда, то сюда, то не пойми куда. Зик гадал, трухляки это или обычные люди, но Руди, кажется, и сам не знал — или знал, но распространяться не хотел.
Зато рад был потолковать о войне:
— Я что хочу сказать: если бы этот их генерал, Джексон, так бы и помер при Чанселлорсвилле,[13] как боялись врачи, — бойня вскоре прекратилась бы и Юг куда раньше пал бы на колени. Но он выжил, и действия на том фронте продолжились. Каналья ослеп на один глаз, потерял руку и получил столько шрамов, что его на улице и не узнаешь, но он хитер и смыслит в тактике. Что есть, того не отнять.
У следующей развилки он свернул налево и вверх. За коротким лестничным пролетом начинался другой туннель, более оборудованного вида — со световыми люками, иначе говоря. Хромой задул свечу, припрятал ее в стенном тайнике и продолжил:
— И вот еще что: если бы мы дотянули первую национальную магистраль до Такомы,[14] а не пустили ее югом, то у них не было бы сейчас такой замечательной транспортной системы, а с ней и еще пары-тройки лет на сопротивление.
— Ага, улавливаю, — кивнул мальчик.
— И славно, потому что веду я вот к чему: война затянулась не без причин, и причины эти имеют мало отношения к доблести южан. Просто обстоятельства сложились так, а не иначе. У Севера гораздо больше сил, готовых вступить в бой, и говорить тут не о чем. Однажды этому наступит конец. Может быть, уже скоро.
Помолчав, Зик обронил:
— Да, неплохо бы.
— Почему же?
— Мама хочет переселиться на восток. Думает, когда война закончится, это будет проще. Уж в тех краях нам точно будет легче, чем здесь. — Он пнул подвернувшийся обломок кирпича и поправил лямку на уставших плечах. — Тут жить… не знаю. Ничего тут хорошего. Вряд ли в другом месте будет сильно хуже.
