Руди помолчал немного, потом сказал:
— Да, понимаю, тебе, должно быть, нелегко, да и ей тоже. И меня поражает, почему она не увезла тебя, когда ты был помоложе. Теперь ты практически мужчина и можешь уйти по собственной воле, если захочешь. Даже странно, что ты до сих пор не подался в солдаты.
В задумчивости Зик еле передвигал ноги, но тут начался подъем, Руди прибавил шагу, и пришлось под него подстраиваться.
— Я об этом думал, — признался мальчик наконец. — Только… только не знаю, как добраться до восточных штатов. Даже если подвезут на дирижабле или товарняке, чем мне потом заниматься? И вообще…
— Да? — Руди оглянулся.
— И вообще, я так с ней не поступлю. Бывает… бывает, она ужас как раздражается, а бывает, ходит букой, но ведь не со зла. Она всегда старалась быть со мной справедливой и работает как вол, чтобы заработать нам на жизнь. Так что мне нужно побыстрее закончить тут дела. Найду то, за чем пришел, и буду выметаться к чертовой бабушке.
Откуда-то сверху, если Зику не померещилось, донесся стрекот человеческих голосов, однако слов с такого расстояния было не разобрать.
— Что там? — спросил он. — Кто это разговаривает? Теперь нужно быть потише?
— Нам вообще стоит быть потише, — ответил ему проводник. — Но ты прав. Это китайцы. Попытаемся им не мозолить глаза, если получится.
— А если не получится?
Вместо ответа, Руди начал перезаряжать свое оружие, заметно прихрамывая. Когда рычажок встал на место, трость вновь превратилась в невинную опору для калеки.
— Слышишь звук наверху? Шелестящий такой, будто ветер дует?
— Слышу, а как же.
— Там расположены котельные и мехи. Их обслуживают китайцы. Благодаря им воздух в туннелях и остается чистым — насколько это вообще возможно. Они закачивают его через большие трубы, которые сами же и соорудили. У них всегда шумно, жарко и грязно, но они все работают и работают. Бог знает, зачем им это.
— Может, чтобы им было чем дышать? — предположил Зик.
— Если бы они хотели только этого, то давно бы ушли отсюда. А вот не уходят. Сидят здесь и гоняют воздух по закупоренным кварталам. Скоро ты сможешь снять свою маску. Знаю, эти штуки не слишком удобны… Ты уж меня извини, ладно? Я думал, к этому времени мы уже будем в безопасности, но этой гадине приспичило…
Не закончив мысль, он потер плечо. Кровь подсохла и стала липкой.
— Выходит, вам они не нравятся и доверять им нельзя?
— Если в двух словах, то да. До меня никак не доходит, почему бы им не вернуться домой, к женам и детям. Не понимаю, зачем они здесь торчат столько лет.
— К женам… там что, одни мужчины?
— В основном. Мне рассказывали, с ними теперь живет мальчишка, а то и двое. Еще, может, парочка старух — стирают им, стряпают… Как так вышло, понятия не имею, — вообще-то, здесь их быть не должно. Много лет назад вышел один закон. По нему китайцам запрещено привозить с родины свои семьи. Ей-богу, эти ребята плодятся как кролики. А тогда они как раз рвались на восток. Ну, в правительстве и решили, что так они у нас точно не осядут. Мы не против, чтобы они тут работали, но остаться им не дадим.
Зик не вполне понял, почему так должно быть, но что-то ему подсказывало, что лучше больше не расспрашивать. И заговорил о другом:
— Ну хорошо. Кажется, я тебя понимаю. Но если они уйдут, то кто будет перекачивать воздух?
— Да никто, пожалуй, — вынужден был признать Руди. — А может, найдутся охотники. Думаю, Миннерихт кого-нибудь наймет. Черт, да откуда мне знать?
И снова это имя. Зику нравилось, как составлявшие его согласные перекатываются на языке.
— Миннерихт… Вы мне так и не сказали, кто он такой.
— Не сейчас, малец, — отмахнулся Руди. — А теперь давай-ка помолчи. Китайский квартал уже близко. Им с нами связываться без надобности. Нам с ними тоже. Сейчас мы в аккурат за стеной их котельной. Там не смолкает шум, но у этих чертей слух не хуже, чем гляделки у орла.
Зик насторожил уши. Действительно, где-то неподалеку, приглушенное слоем земли и уличного булыжника, раздавалось фырканье, слишком размеренное и громкое, чтобы принять его за дыхание. И стрекот, который он тогда уловил… внезапно его осенило, почему тот показался тарабарщиной. Сам этот язык был ему незнаком, и ни один слог не цеплял внимание.
— Сюда. Шевелись.
Мальчик держался поближе к проводнику. Того временами будто бы пошатывало.
— Вы как себя чувствуете? — шепнул Зик.
— Плечо болит, только и всего, — откликнулся Руди. — И ляжка, но с этим все равно ничего не поделаешь. Сюда, — повторил он свое заклинание. — Шевелись.
— А с такой раной вы точно сможете меня проводить до Денни…
— Шевелись, я сказал.
Они пробирались в обход основных цехов, держась коридоров, которые шли параллельно котельным, с их грохотом и стуком, или подныривали под них.
— Еще чуть-чуть, — сказал хромой. — Как дотопаем до той стороны, дело в шляпе.
— И пойдем к холму?
— Я же тебе обещал, разве нет?
— Так точно, сэр, — пробормотал Зик, хотя у него пока что не возникло ощущения, что они хоть сколь-нибудь приблизились к вершине холма.
Напротив, туннели уводили их вниз — дальше и глубже, чем им нужно. Вместо того чтобы взять курс на центр города, они ушли под землю и держали путь вдоль прибрежного отрезка стены.
Однако он был вынужден положиться на проводника, ведь сам бы он теперь дороги не нашел. Ему ничего не оставалось, кроме как не отставать от хромоногого, пока явной угрозы нет.
Вдруг Руди приложил палец к маске и предостерегающе выставил руку с тростью: замри и умолкни. Жест был настолько выразительный, что мальчик встал как вкопанный, не зная, каких напастей ожидать.
Вытянув шею и заглянув за угол, он почувствовал громадное облегчение. Над столом, заваленным линзами, рычагами и трубками, согнулся молодой китаец. Его спина была обращена к коридору, откуда за ним наблюдали двое чужаков. Все внимание азиат сосредоточил на каком-то предмете, остававшемся для них невидимым.
Руди сделал свирепый взмах рукой, давая Зику понять, чтобы тот стоял на своем месте и под страхом смерти не покидал его. Удивительно, как много он умел выразить при помощи нескольких пальцев.
Затем хромой вновь извлек из кармана нож, которым индейская принцесса его ранила. Лезвие уже подсохло, но под пленкой запекшейся крови поблескивал металл.
На парне у стола красовался длинный кожаный фартук. Спину его уродовал горб, на носу сидели очки. И он был лыс как коленка, если не считать длинной косицы. Интересно, есть у него дети? Он был достаточно взрослым, чтобы стать чьим-нибудь отцом. Зику внезапно подумалось, что ему, наверное, не больно-то и хочется нападать на людей.
Только вот осенило его слишком поздно. Потом Зик часто мучился мыслью: а если бы он сообразил вовремя, если бы догадался предупредить китайца… предупредил бы?
Но он не догадался.
Руди скользнул за спину человечка, взял его в захват и полоснул ножом по горлу, здоровой рукой зажав несчастному рот. Китаец пытался сопротивляться, однако нападение произошло слишком быстро для него.
Двое мужчин вертелись и кружились в смертельной схватке, как пара вальсирующих. Зика поразило, сколько при этом было крови — казалось, целые галлоны. Она багровым водопадом хлестала из раны, рассекшей горло жертвы от уха до уха. При каждом движении «танцоров» во все стороны разлетались брызги, орошая рычаги, трубки и линзы.
Мальчик сполз по дверному косяку и зажал рот ладонями, чтобы не закричать. Ему тут же вспомнилось, как Руди саданул его локтем, и десны снова закровоточили.
На миг он явственно ощутил вкус медно-красной жидкости, заляпавшей кожаный фартук китайца, размазанной по половицам двумя парами подошв, но вскоре осознал, что и боль, и кровь — его собственные.
От этого зрелище не стало менее омерзительным. Никуда не делись и рвотные позывы.
Однако сейчас на нем была маска, и снять ее означало обречь себя на смерть от удушья. Так что позывы пришлось проглотить вместе с желчью и потребностью извергнуть из себя невыносимую неведомую скверну.
