– Не знаю, не знаю…, – задумался Лёнька. – Может, дойдём, всё же, до знаменитой Круглой площади? Надо же, в конце-то концов, посмотреть на эти хвалёные пытки и казни своими глазами…. В том плане, вдруг, всё изменилось, пока мы с Уленшпигелем странствовали по мирной и сонной Скандинавии?
– Изменилось? – недоверчиво покачал головой парнишка. – Ну-ну. Мечты, мечты благословенные. Темните вы что-то, дядечка Ламме…. Ладно, шагаем к площади.
Собор Святого Бавона и башня Беффруа оказались зданиями на удивление величественными и эстетичными.
– Лепота и полная уважуха, – оценил Макаров. – Из серии: – «Меня охватывает трепет и экстаз, граничащие с серийным многоуровневым оргазмом…».
– Это ещё что. Так, ерунда сущая, – хмыкнул Франк. – Вот, собор Святого Николая, это да. Гораздо круче. Только он расположен в другой части города…. Ого, сколько народа! Что будем делать?
– Ничего особенного. Пробиваться, активно работая локтями, просачиваться, проскальзывать…. Эй, уважаемые! Подвиньтесь-ка немного. Дайте, пожалуйста, пройти.
– С чего бы это? – нахмурилась пожилая красноносая тётка с пышным кружевным чепцом на голове. – Всем хочется посмотреть. Вы, голодранцы, какие-то особенные?
– Это точно, особенные, – широко и дружелюбно улыбнулся Лёнька. – Сегодня будут пытать нашего соседа. Сволочь вредную…. Вы же меня, мадам, понимаете?
– Конечно, понимаю, – заверила красноносая тётка и принялась сердито покрикивать на горожан и горожанок, сгрудившихся впереди: – Эй, морды наглые! Расступитесь! Дайте пройти пузану и мальчишке! У них сегодня праздник – соседа будут унижать и изничтожать…
Круглая площадь оказалась совсем и не круглой, а, наоборот, прямоугольной. Но – при этом – очень просторной.
По периметру площади разместились разномастные народные массы, а в центре красовались два высоких квадратных помоста, грубо сколоченные из неровных берёзовых досок – один побольше, а другой чуть поменьше и пониже. На более высоком помосте наблюдались три массивные кожаных кресла, деревянные подлокотники и спинки которых были украшены искусной резьбой, а на втором – длинный топчан и пузатый керамический кувшин.
Рядом с помостами стояла железная клетка, в которой находились три человека – двое мужчин среднего возраста и одна молоденькая женщина. Чуть дальше располагался высокий деревянный столб, несколько вязанок сухих смолистых дров, массивная дубовая плаха с воткнутым в неё топором самого зверского вида, тощая новёхонькая виселица и солидное пыточное колесо.
Между шумными народными массами и всем прочим (помостами, клеткой, столбом, дровами, плахой, виселицей и пыточным колесом), выстроились, образовав квадрат, плечистые стражники, вооружённые чёрными копьями и короткими мечами.
– Идут! Идут! – послышались возбуждённые крики.
Макарову и Франку удалось пробиться в первый ряд зрителей, поэтому обзор был отличный.
Со стороны величественного собора Святого Бавона появились три человеческие фигуры, облачённые в тёмные монашеские рясы. На головах крайних монахов находились аккуратные угольно-чёрные скуфьи, напоминавшие перевёрнутые чаши без подставок. А голову высокого человека, шедшего в центре, плотно охватывала высокая тёмно-фиолетовая митра, украшенная узкими пурпурными вставками и разноцветными драгоценными камнями.
«Не иначе, по центру шагает какой-то высокопоставленный епископ, удостоенный высокого доверия со стороны самого Папы Римского», – смекнул догадливый Лёнька. – «Хотя, могу и ошибаться, так как откровенно не силён в церковной католической иерархии. Но, в любом раскладе, это – Главный. То бишь, полновластный Хозяин здешних средневековых мест, которому дано право и казнить, и миловать…».
Инквизиторы – под неоднозначный ропот толпы, по короткой горбатой лесенке – поднялись на помост и расселись по креслам. Чуть позже на помосте появился и широкоплечий, нарядно-одетый господинчик: светло-сиреневый камзол, разукрашенный ядовито-жёлтыми кружевами, круглая широкополая шляпа с пышным белым пером, из-под которой небрежно ниспадали – почти до широкого пояса с дворянской шпагой – рыжие кудряшки парика.
– Личный глашатай Красной собаки, – тревожным шёпотом пояснил бородатый сосед справа. – Говорят, из фландрийских знатных дворян. Стыд-то какой…
«Это что же у нас получается, блин горелый? В центральном кресле, с нарядной митрой на седовласой голове, восседает легендарный кардинал Гранвелла – собственной персоной? Мать его…», – мысленно присвистнул Макаров. – «Какой удобный и неординарный случай, всех в одно место. Так и подмывает – на активные боевые действия…. Например, можно по-тихому разузнать, где проживает данный кровавый деятель. Потом произвести – аккуратно, со знанием дела – подробную разведку на местности: охрана, график смены караулов, наличие заборов и сторожевых собачек. Неплохо было бы разжиться и планом здания…. А, вдруг, всё срастётся? Тогда и чёткую диверсионную операцию не грех провести. Летние ночи здесь, слава Богу, долгие и тёмные. Проникли в кардинальские покои, да и свернули – резким поворотом головы на сто двадцать градусов – шею Красной собаке. Делов-то, блин, на рыбью ногу. Даже пикнуть, сука в шапочке, не успеет. Напрасно, что ли, два года отдано славным российским ВДВ? Надо будет с Серёгой посоветоваться…».
Нарядный господинчик, с минуту пошептавшись о чём-то с Гранвеллой, подошёл к краю помоста и громко-громко откашлялся.
Над Круглой площадью установилась мрачная тишина.
Глашатай достал из-за пазухи несколько тугих пергаментных свитков, выбрал нужный и, развернув его, принялся зачитывать – зычным, хорошо поставленным голосом:
– Отныне и во веки веков. Аминь! Именем великого короля Филиппа Второго! Владыки Фландрии, Брабанта, Геннегау, Голландии и Зеландии. Именем Папы Римского и Святой Инквизиции…
«Это, скорее всего, надолго. В здешних средневековых Нидерландах обожают длинные и цветастые преамбулы», – решил Леонид и вновь погрузился в повседневные размышления: – «Пожалуй, моя идея не так, уж, и плоха. Наоборот, она решительно и бесповоротно хороша! Это я про придушенную (так, между делом), Красную собаку…. Может, убив эту старую сволочь, удастся остановить череду жестоких пыток и казней? Жестоких, а, главное, совершенно бессмысленных? Ведь, всё равно, не смотря ни на что, Инквизиции не победить…. Если кровавый кардинал будет мёртв, то – на некоторое время – некому будет отдавать и подписывать приказы на проведение массовых казней. Потом, понятное дело, пришлют полноценную замену. Но – потом. Да и приемник Гранвеллы, наверняка, помня о незавидной участи Красной собаки, поумерит прыть и жестокосердие. Железная логика? Железобетонная! Так его и растак…».
Господин в длинном рыжем парике, тем временем, покончил с официальной частью и перешёл к делу, то есть, приказал вывести на судное место первого подсудимого. Вернее, подсудимую.
Тощий неуклюжий ландскнехт вставил бронзовый ключ в громоздкий ржавый замок и, сделав ключом пару оборотов, приоткрыл узенькую дверцу, после чего двое рослых солдат выволокли из железной клетки пленницу. Светлые волосы молодой женщины были растрёпаны, тёмное длинное платье порвано в нескольких местах, а распухшее лицо покрыто сизыми и жёлтыми синяками.
Стражники, подгоняя пинками, затащили подсудимую на второй помост, а глашатай принялся зачитывать обвинения.
Перечень был длинным – до полной бесконечности. Женщина обвинялась в следующих прегрешениях и преступлениях. В свободное от работы время она часами сидела на берегу и бездумно вглядывалась в речные воды. Каждый день – ранним утром и поздним вечером – кормила голубей и прочих городских пичуг. По воскресеньям, после посещения церкви, на весь день уходила в пригородные поля-луга и подбирала там всяких раненых зверушек и птиц, которых потом приносила домой и старательно выхаживала. Никогда не ела мяса, колбас и прочих копчёностей. Ну, и так далее. Короче говоря, самая натуральная ведьма, колдунья и записная еретичка…
Бородатый сосед справа, грудь и живот которого скрывал кожаный фартук, покрытый красно-бурыми пятнами, (наверное, мясник или колбасник), тихонько пробормотал:
– Чудачка она, наша Таннекен. Мечтательная и очень добрая. Причём, с самого рождения…. Разве это – преступление?
– Признаёшь ли ты, девица Таннекен, ведьмину сущность? Говори громче! Все должны слышать твой ответ.
– Нет, не признаю, – морским ветерком прошелестел тихий, но твёрдый голос. – Я ни в чём не виновата. Клянусь.
– Готова ли ты, дщерь Божья, пройти испытанье водой? – проскрипело над площадью – это разомкнулись тонкие губы человека, над головой которого красовалась нарядная епископская митра.
– Готова, отче.
– Да, будет так! Прими прямо сейчас…
– Ничего не понимаю, – пробормотал Лёнька. – Ни речки, ни глубокого пруда поблизости не наблюдается…. Ну, и?
