Макаров осторожно выглянул из-за куста чертополоха и тихонько прошептал:
– Совсем ещё молоденькая девчушка. Лет семнадцать, наверное. Может, и меньше…. Невысокая, но очень-очень стройная. Светлые, почти белые волосы до плеч…. Точно так же – когда-то, безумно давно – выглядела Наташка, моя бывшая жена. Бывшая? Безо всяких сомнений. Бывшая…. Куда, интересно, идёт – на ночь глядя – эта белобрысая девица? Солнце уже на три четверти диска забралось на ночлег, то бишь, за изломанную линию горизонта. Не обидели бы малышку. Тутошние ночи, они очень беспокойные и тревожные…. Как там пела голосистая барышня? Пламенем? Пламенем – славным. Хочешь – зови. Не зови…. Вон и пламя горит – на берегу канала. Наш походный костёр, понятное дело…. Ох, как же не спокойно на Душе. Вдруг, откуда не возьмись, появилось чёткое ощущенье, что спокойный жизненный период заканчивается. Спокойный «фламандский» жизненный период, я имею в виду…
Глава шестнадцатая
Белобрысый сюрприз
Ему снилась симпатичная и улыбчивая девчушка – светленькая, улыбчивая, мечтательная. Та самая, вчерашняя, звонко певшая о неведомых бархатных струнах.
Светло-серые задумчивые глаза, неправдоподобно-пушистые ресницы, маленький аккуратный нос, скупо покрытый смешными рыжими веснушками, карминные, изысканно-очерченные губы, выпуклые щёки, украшенные милыми ямочками, прямые льняные волосы с платиновым оттенком-отливом…
«Ну, и фигурка – дай Бог каждой Евиной дочери», – педантично отметил Лёнька. – «Ярко-выраженная талия, грудь размера, скорее всего, третьего. Бёдра, опять же…. Ноги? Дурацкое платье – почти до самой земли – мешает рассмотреть. Будем надеяться, что стройные и длиннющие. Короче говоря, настоящий и полноценный идеал женской красоты. По моим личным понятиям, ясная лавочка из карельской берёзы…. Да, девица, определённо, похожа на мадам Натали, бывшую когда-то моей законной супругой. Внешне, понятное дело, похожа. Но и отличия – почти сразу – бросаются в глаза…. Наташка была женщиной целеустремлённой, шумной, требовательной и скандальной. Была? Была! Ей бы старшим прапорщиком служить во внутренних российских войсках. Местная же светловолосая барышня, она…. Она совсем-совсем другая. Какая? Ну, э-э-э…. Тихая, скромная, нежная, немногословная, умеющая слушать и слышать, всё понимающая. Настоящий и полновесный идеал женской сущности, короче говоря…. Как, интересно, её зовут? Может, вообще, имеет место быть очередное подтвержденье знаменитой теории «двойников», проживающих в разных параллельных Мирах?».
Неизвестная светловолосая красавица куда-то шла по узкой проселочной дороге и негромко напевала – одну за другой – короткие и немудрёные, но очень мелодичные песенки.
Поля, засеянные пшеницей, овсом и ячменём, чередовались с травянистыми лугами, на которых беззаботно паслись стада чёрно-пегих коров, белоснежных коз и разноцветных овец-баранов. На смену лугам появлялись-возникали (во сне, понятное дело), ухоженные яблоневые и вишнёвые сады. На низеньких покатых холмах – сквозь лёгкую туманную дымку – проступали стройные ряды виноградников.
– Как же заговорить с прекрасной светловолосой незнакомкой? – прошептал Макаров. – Надо же, чёрт побери, и познакомиться…. Кто это тенят меня за ногу?
– Потом познакомишься, – ответил насмешливый знакомый голос. – В следующем сне. Вставай, оболтус толстощёкий. На рыбалку пора. Вылезай. Жду…
Повздыхав и наспех протерев ладонью глаза, Леонид выбрался из повозки.
Заря ещё только занималась. Западная часть неба была загадочно-темна, а на востоке робко и чуть смущённо тлела тонкая ярко-розовая полоска. Вокруг – на стареньком тенте фургона, на ободах колёс, на траве и на полевых цветах – наблюдались крупные капли росы. Со стороны ближайшего орешника доносился размеренный дружный посвист – там изволили почивать Иеф и Тит Бибул Шнуффий. Тихонько шипя и изредка постреливая крохотными аметистовыми угольками, догорал костерок, рядом с которым была расстелена толстая войлочная кошма.
– Как, брат, спалось? – с хрустом потянувшись, спросил Лёнька. – Не замёрз, часом?
– Терпимо, – бестолково копаясь в кожаном дорожном бауле, отозвался Тиль. – Ночи, слава Богу, пока тёплые.
– А, что у нас с окружающей обстановкой? Всё спокойно?
– Более или менее. Только у канала – там, ближе к Брюгге – костёр горел всю ночь. Да ещё далёкий женский голос что-то – время от времени – напевал…. Ну, готов?
– Пописать бы…
– Мяу-р-рыы! – раздалось из недр фургончика. – Мяу! Мр-р-р!
– Фил проснулся, – хмыкнул Макаров. – Тоже, наверное, захотел по нужде. Ну, и, понятное дело, пожрать. Теперь не отступится от своего. В том плане, что не замолчит. Упрямый очень.
– Сам знаю. Ладно, писай. А я займусь нашим пятнистым избалованным котёнком.
Через пару минут Фил был выведен из клетки.
– Пусть пару-тройку часиков посидит на свежем воздухе. Это всем полезно, – решил Тиль. – Конец леопардова ремня я крепко привяжу к переднему колесу телеги. Ошейник надёжный, не вырвется. Вот, кладу на травку утреннюю мясную порцию. То бишь, скромный, но питательный завтрак.
– Мяу! – обрадовался Фил.
– Хорошо себя будешь вести?
– Р-рыы! – жадно впиваясь белоснежными зубами в кусок мяса, заверил леопард.
– Хорошо, верю. Хватай, Лёньчик, удочки. Не забудь и кульки со сверчками. Я же понесу кошму и всё прочее…. Двигаем. Жаль, что некому пожелать нам на удачу, мол: – «Ни чешуи вам, ни хвостика». Ладно, обойдёмся. Не впервой…
Они, шагая вдоль канала, отошли от фургончика метров на шестьдесят-семьдесят.
– Ага, замечательное местечко, – известил Даниленко и принялся торопливо расстилать поверх мокрой травы войлочную кошму. – В густых камышах наличествует приличная прогалина шириной, наверное, метров в одиннадцать-двенадцать. Как принято говорить: – «Стандартное рыболовное окошко на две удочки…». То, что старенький доктор прописал. Толстенная колодина-коряжина, лежащая на берегу? Типа – наискосок? Ерунда. Она нам практически не мешает. Давай-ка удочку, Лёньчик. Присаживаемся и, не теряя времени, приступаем…. Значится так. Вот, в этот холщовый мешок будем складывать пойманную рыбу. Где мой кулёк со сверчками? Спасибо. Шустрые какие…. Вытащил одного. А, как их надо насаживать на крючок? В том смысле, что правильно насаживать?
– Осторожно втыкай жало крючка в спинку насекомого. Чуть выше того места, к которому «крепятся» перепончатые крылья, – посоветовал Леонид. – Смотри сюда и учись. Воткнул и, осторожно работая пальцами, слегка продвинул наживку вверх по цевью крючка…. Всё понял? Молодец.
Макаров ловко забросил снасть.
Светлый перьевой поплавок, упрямо не желая занимать вертикальное положение, замер плашмя на тёмной воде.
– У тебя какая глубина выставлена? – заинтересовался Тиль.
– Метра два с копейками.
– Похоже, что здесь гораздо мельче. Попробую что-нибудь на уровне метра семидесяти…. О, получилось! Рекомендую…
Лёнька поднял удилище, ладонью поймал крючок с грузилом, сдвинул поплавок вниз, после чего аккуратно перебросил снасть.
На этот раз поплавок занял – в паре метрах от сизо-бурых камышовых зарослей – рабочую позицию. Занял, а уже через несколько секунд медленно поплыл в сторону и резко нырнул.
Макаров плавно подсёк и умело вытащил на берег килограммового красавца-язя, отливавшего сусальным золотом.
– Отличная рыбина, – завистливо вздохнув, одобрил Тиль. – Кажется, и у меня клюёт…. Есть контакт! Ух, ты! Упирается, сволочь…. Слушай, а что это такое? Змея какая-то. Извивается, зараза. Всю леску, то есть, весь шнур оплела…. Как её теперь снимать с крючка? Ну, чтобы выбросить? Вдруг, укусит?
– Не боись, не укусит. И выбрасывать его не надо.
– Его?
– Его. Ты, братец, поймал морского угря, – пояснил Леонид. – Весьма достойная и заслуживающая уваженье добыча. И, главное, очень вкусная. Смело снимай с крючка и бросай в мешок. Будет соседом у моего язя. Вдвоём оно завсегда веселее.
– Морского, говоришь?
– Конечно. Многие из фламандских каналов соединены с Северным морем. Поэтому и рыба тут водится всякая разная – и пресноводная, и морская…
Клёв был бодрым и активным. За неполный час им удалось поймать десятка два отборных рыбин – окуней, щурков, язей, карасей, угрей. Даже парочка миног попалась, и один матёрый светло-зелёный рак позарился на жирного сверчка.
Взошло ласковое ярко-жёлтое солнце.
Сзади послышался бодрый перестук копыт и любопытное сопенье.
– Наша сладкая и беспокойная парочка пробудилась ото сна, – ворчливо пробормотал Лёнька. – Сейчас, наверняка, устроят шумный кавардак и распугают всю рыбу. Не исключено, что даже захотят принять утренние водные процедуры. С них станется…
Он обернулся – к месту рыбалки, как и предполагалось, приближались, труся рядышком, Иеф и Тит Шнуффий.
Впрочем, пёс и ослик безобразничать и шуметь не стали. Наоборот, остановившись на берегу, стали с интересом, практически молча, наблюдать за творческим процессом. Только когда из вод канала извлекалась очередная добыча, раздавалось тихое восторженное тявканье, издаваемое впечатлительным Шнуффием. Иеф же, как существо более хладнокровное и благоразумное, ограничивался лишь активным шевелением длинными ушами.
