Сава молчит, так же, как и я. Я сделала свой ход, дело теперь за ним.
– Подойди сюда, — от его приказного тона меня корежит, — пожалуйста, — просит он прежде, чем я успеваю его послать. — Ты ничего не поела, так что поешь, и поговорим.
— Я не могу есть, — качаю я отрицательно головой, садясь напротив него. — И говорить нам не о чем. Я много думала и решила, что рисковать вашими жизнями или просить рискнуть ради моей — это неправильно. Я просто выясню, что именно такого было в тех документах, и решу, что делать со всем этим. Сейчас я хочу убедиться, что с дедом все в порядке.
— Из твоих слов могу сделать один вывод: тебе лучше не думать, — отвечает он пренебрежительно, — это у тебя плохо получается.
— Что? — ярость клубится во мне и ширится, затмевая разум, — С меня достаточно. Хватит твоего пренебрежения и твоих оскорблений, — шиплю я. — Знаешь что? Иди ты к черту. Благодетель нашелся, тоже мне. Не нужна мне твоя помощь, катись в ад, — выплевываю я ему в лицо и вскакиваю на ноги. Но не успеваю сделать и шага, как меня обвивают его руки со спины.
Сволочь.
Завожу ногу назад и делаю подсечку, которую он блокирует, переворачивая нас и заставляя меня облокотиться на стол. Пресекает мою попытку подняться, нажав мне между лопаток, и, раздвинув мне ноги, прижимается ко мне со спины.
— Малышка, а мне нравится этот вид, — шепчет эта скотина мне в ухо, отчего я непроизвольно начинаю дрожать.
Пытаюсь отвернуться и в тот момент, когда он расслабляется, думая, что победил, резким движением откидываю голову.
Приятно слышать его стон боли.
Не успеваю насладиться своим триумфом, как ягодицу обжигает шлепок. Кажется, я задымилась от гнева. Сава наваливается на меня сверху, что мешает мне не только что-то предпринять, но и вообще дышать. Тело невольно обмякает, и я нехотя расслаблюсь.
— Почему с тобой всегда так трудно? — слышу его шепот прежде, чем он приподнимается, позволяя мне сделать вдох. Закашлявшись, пытаюсь отдышаться. — Не нападай на меня больше, иначе привяжу тебя к кровати наверху, — угрожает Сава. — Садись и давай поговорим без истерик. Хотя с тобой по-другому и не получается.
— Да пошел ты, — хриплю я, но опускаюсь на стул. Скорее, падаю, потому что ноги не держат.— Мы вместе поедем в город, — переходит Сава на серьезный лад, сев напротив. — Ты найдешь документы, и мы узнаем, кто именно нам угрожает. Главное — их количество. Потом ты вернешься сюда и будешь…
— Буду сидеть тихо, как мышка, в ожидании, что ты решишь все проблемы, — перебиваю я его. — Не слишком ли много ты на себя берешь? Хотя давай, как ты и сказал, без истерик. Во-первых, как только я выйду в сеть, они поймут, где я, это значит, что ближайший город не подходит, потому что стоит нам сунуться туда, как им не составит труда прошерстить тут все и узнать, где мы прятались все это время. Это значит, что нужно уехать как можно дальше отсюда. Во-вторых, я не успею вернуться обратно, ну разве что полечу на вертолете, но это практически означает поставить на карте красный флажок с указанием, где искать это место. И да, спасибо, что наконец соизволил поделиться своими планами касательно моей жизни, — шиплю я в конце.
Мы молча упираемся взглядами.
Это со мной без истерик нельзя? Да я в жизни так не срывалась, как рядом с ним. Это все он! Будит во мне все самое плохое.
— Мы связаны, хочешь ты этого или нет, — говорит Сава.
— Тебе стоит напоминать об этом самому себе почаще, — отвечаю я. — Чем раньше начнем, тем быстрее закончим.
«И ты сможешь избавиться от меня и моих проблем», — продолжаю я мысленно.
— Она тебя уделала, парень, — голос хозяина от двери заставляет вздрогнуть.
— В одном она точно права, — соглашается Сава, — отсюда нужно уехать подальше. Собираемся, — встает он, больше ничего не объясняя, и идет на выход.
В возмущении продолжаю следить за ним, пока его широкая спина не скрывается за дверью.
— Ты на него особо не сердись, он просто не привык, — привлекает мое внимание голос Игоря, — так сказать, озвучивать свои мысли, — поясняет он в ответ на мое недоуменное выражение лица. — А вот к его поступкам советую присмотреться. Они говорят больше, чем он готов показать. Так его лучше поймешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Что сказать? Я, знаете ли, тоже не привыкла.
Просто качаю головой и иду вслед за Савой. Нужно готовиться, спокойные дни закончились.
Где-то через час после долгого спора между друзьями, в котором побеждал то один, то другой, мы наконец, попрощавшись с Игорем, уходим. Снова пробираемся через лес к сторожке, у которой Сава припрятал машину.
Ночь застает нас в пути. Оба продолжаем хранить молчание, но, как ни странно, в этот раз тишина не напрягает, как раньше. С чего бы это?
— Нам еще долго? — решаю я нарушить нашу идиллию.
— К утру доедем, — отвечает Сава, не отводя взгляда от дороги. — Пока есть возможность, поспи. Я тебя разбужу.
Он прав, и я это понимаю, но сон долго не идет. Продолжаю следить боковым зрением за Савой.
Доверие, как обоюдоострый кинжал, должно быть с обеих сторон. Но открыть ему сейчас все секреты означает стать уязвимой. А я уже поняла, что он может очень легко причинить мне боль. И больше этого не хочу. Никто так легко не проникал за мою стену отчуждения, как он. И не пугал меня так сильно.
За все время нашего знакомства он, конечно, много надо мной издевался и смеялся, а также приставал бессовестно, но когда дело доходило до дела, Сава никогда не отступал, сразу принимал на себя ответственность и действовал.
Не могу этого не признать. Если отбросить мои эмоции и смотреть в корень, он человек чести.
Как мне ни прискорбно это признавать, но Сава сразу предупредил меня, что дядя Витя оставил заботу обо мне ему. И, несмотря на то, что ему это не нравилось, он выполнял свои обязательства даже вопреки моему желанию.
Слова Игоря о том, что мне нужно присмотреться к делам Савы больше, чем к словам, заставили снова задуматься о причинах его поступков.
Зачем он в тот день высказался именно так? К чему было так бросаться словами? Намеренно? Однозначно. Но зачем?
Кидаю на него косой взгляд. Сосредоточен и собран, впрочем, как всегда.
— Ты дырку во мне скоро просверлишь, — пугает он меня, все так же не отводя взгляда от дороги. — И чего тебе не спится?
— Мысли мешают, — отвечаю не подумав.
— Они и вправду тебе мешают, — усмехается Сава. — Странно, что они у тебя вообще есть.
— Придурок.
— Дурочка.
Уменьшительно-ласкательно? Это что-то новенькое.
— Где ты познакомилась с Александром? — его вопрос удивляет, так что я даже не сразу понимаю, о ком именно он спрашивает.
— Ты о Сашке? — переспрашиваю и слышу скрежет его зубов.
— Его зовут Александр.
Зачем спрашивать, если тебе не нравится об этом говорить?
— Тебе лучше не фамильярничать с ним.
— Что? С какой стати? — удивляюсь я.
— С такой, что я так сказал, — бросает он резко.
— А ты ничего не попутал? — Господи, как же хочется ему врезать. — С какой стати ты решил, что можешь за меня что-то решать?
— Малышка, тебе лучше сменить тон, — Сава серьезен, но я так разозлилась, что не хочу слышать предупреждение в его словах.
— Это тебе следует сменить тон, — кипячусь я. — Ты за кого меня принимаешь? Не смей мне приказывать, — последнее слово я уже пищу, потому как машина резко тормозит посреди пустынной дороги.
Его рука, выставленная мне поперек груди, спасает меня от удара лбом о приборную панель. Но от боли в ребрах она не смогла меня уберечь.
— Ты что творишь? — хотела прокричать, но получилось выдавить только шепотом.
— Ты как? — передо мной появляется озабоченное лицо Савы. — Что-нибудь болит?
— Ты с ума сошел так тормозить на трассе? — отталкиваю я его руки, потому как они ощупывают мои ребра, причиняя тем самым еще большую боль.
— Жаль, ты не прикусила себе язык, — рычит он, откидываясь на свое место и съезжая на обочину. Слава богу, что на дороге никого, кроме нас, нет.
