Я не был в жизни разве что в Трансваале
и в Антарктиде — на высоком льду.
Последние часы с меня сорвали
в Новороссийске, за полночь, в порту.
Я прочитал "Заветы" и скрижали,
но дольше суток не носил часы:
не пропивая — они мне руку жали,
а вместо них — колечко для красы.
Краса жила в заштатном городишке
и усмиряла мой мятежный нрав...
А что — часы? Издержки и излишки,
особенно в полях, среди цветущих трав.
ПАРФЮМ
Я не против пудры и помады,
ядовитых, тягостных духов, —
вы употребляйте, если надо,
я же — отойду на пять шагов.
Красота — обманчивое дело,
юность — горяча и без огня...
Запах ненадушенного тела
во сто крат вкуснее для меня!
Нет, парфюм — не фетиш, не икона,
но и — не бессмысленное зло:
как-то раз стакан одеколона
стебанул — от сердца отлегло.
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ С ЕЛЕНОЙ СОЙНИ
Владимир Бондаренко
18 марта 2003 0
12(487)
Date: 16-03-2003
Author: Владимир Бондаренко
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ С ЕЛЕНОЙ СОЙНИ
Владимир Бондаренко. Как ты внутренне определяешь свою поэзию, соотносишь ее с трагической, с лирической, с метафорической или еще какой-либо? Есть ли у тебя, Елена, отношение к своим стихам? Или: пишутся как пишутся, пусть разбираются критики?
Елена Сойни. У меня свое отношение к поэзии есть. Я заметила, что мне с большей охотой пишется о трагических событиях в своей ли жизни, или жизни страны. Я осознаю, что поэт обязан пропускать через себя все, что его волнует. Но, тем не менее, я стараюсь передать читателям, людям, которые тебе верят, через всю горечь своих жизненных драм все-таки и немного света, немного надежды, немного добра. Когда человеку очень тяжело в жизни, может быть, и не имеет смысла браться за перо. Подожди немного, пусть туман рассеется, не уводи своего читателя в полную безнадежность. Ведь поэт, когда пишет стихи, может повлиять не только на свою судьбу, но и на судьбу многих читателей. Поэт не должен быть эгоистом. Он должен отвечать и за своего читателя. В этом я согласна со своей мудрой старшей подругой Татьяной Глушковой, у которой я училась в семинаре и которая часто давала мне и в своих письмах, и в телефонных звонках очень дельные советы. Я боюсь таких пророчеств, которые могут принести что-то недоброе людям. Лучше в этом смысле не рисковать, и не давать себя заносить по ту сторону добра. Хотя это часто бывает для поэта и притягательно.
В.Б. То есть поэт часто становится опасным человеком для окружающих, особенно в трагические времена, в минуты отчаяния. Вспомним, сколько молодых людей повесилось вслед за Сергеем Есениным. Эпидемия самоубийств. Недаром наши великие утописты уверяли, что поэтов надо держать в тюрьме?
Е.С. В тюрьме поэтов держать незачем. Там нечего делать ни Иосифу Бродскому, ни Эдуарду Лимонову. Но поэт всегда ответствен перед собой и перед Богом за то, что он пишет. Иногда хочется воскликнуть, лучше бы я не писала тех или иных стихотворений. Они же сбываются… Ведь у меня самой, несмотря на то, что я говорю, много горьких строк. Может, это я себя саму предостерегаю? Поразительно, что в эти самые черные, трагические, безвыходные моменты очень легко пишется. Совершенно иное состояние нужно для стихов светлых, возвышенных.
В.Б. Судя по мировой поэзии, светлых моментов в жизни поэтов бывает немного. Но был же таким светлым поэт Пушкин? Может быть, за это редчайшее состояние мы все его и любим. Елена, ты пишешь стихи, как бы вырываясь за пределы своего быта, своей повседневности? Или же время диктует каждому поэту свои законы? И заставляет каждого поэта жить в пространстве именно своего времени, не удаляясь в совсем уж горние выси? Как наше перестроечное время влияет на тебя, на мелодику стиха? На его звучание, на ритмы?
Е.С. Конечно, я свое время чувствую. Но я знаю, что поэт в силах и не подчиниться своему времени. Мир, создаваемый поэтом, не похож на наше текущее время. Замечать текучесть — это удел стихотворцев, сколь популярны бы они ни были. Поэт может жить собственным миром и не пересекаться с миром суеты. Но и в этот свой большой мир все равно хоть по-своему, но залетает текущее время, хоть у Бориса Пастернака, несмотря на его "какое милое у нас тысячелетье на дворе", хоть у такого горнего внесуетного олимпийского поэта, как Юрий Кузнецов. Все мы на разных орбитах, но вращаемся вокруг именно своего времени. Я чувствую свое время. Но не тороплюсь писать по горячим следам того или иного события. Впрочем, любой поэт непоследователен, и на что-то , задевающее его, он откликается сразу же, немедленно — так было и у великих поэтов, так происходит и у нас, грешных… Словом, связь со временем есть у любого поэта, но не совсем прямая и не совсем обязательная. Поэт все пропускает через свое сердце, но не на все откликается. Есть моменты, о которых поэт молчит. Иногда поэт как бы предвидит события, своим словом призывает к его осуществлению, сам, может быть, того не желая. И я говорю не только о гражданских, политических событиях, но и о событиях лирических, чувственных.
В.Б. Какой поэт нужен современному читателю? Если нужен вообще?
Е.С. Поэт всегда нужен. Прежде всего поэт искренний. Все-таки в поэзии читатель ищет отклики на свои собственные чувства. Когда нам плохо, нам требуется надежда, утешение. Я думаю, в поэзии можно найти абсолютно все.
В.Б. Сегодня поэзию перестали читать и покупать. Еще недавно на наших глазах поэзию читали миллионы. Поэты выступали на стадионах. Вечера поэзии по телевидению были не менее популярны, чем сегодня "Свобода слова" на НТВ. У молодых начинающих поэтов выходили первые сборники стихов тиражом под триста тысяч экземпляров, а меньше ста тысяч вообще не печатали — невыгодно типографиям. Сборники стихов известных поэтов издавались миллионными тиражами, да еще люди в очереди за ними стояли. Сегодня тираж сборника — максимум две-три тысячи экземпляров. И это я говорю о ведущих поэтах России. Почему такое произошло? И кто виноват? Общество в целом? Читатель? Или поэт?
Е.С. Во-первых, я абсолютно не согласна с тем, что поэзию перестали читать. Я часто провожу в Карелии свои вечера поэзии: всегда полные залы, и все просят книги с автографами. Так было и раньше. Так, уверена, будет и впредь.
ОТ МОСКВЫ ДО РОССИИ
Савва Ямщиков
18 марта 2003 0
12(487)
Date: 16-03-2003
Author: Савва Ямщиков
ОТ МОСКВЫ ДО РОССИИ (Мне Карелия снится)
У каждого русского человека свой идеальный образ России, свои наиболее близкие места, свое представление "с чего начинается Родина". Я, например, больше всего люблю Землю Псковскую — Печеры, Изборск, Малы, Святые горы и сам древний Псков. "Отсюда пошла есть Земля Русская". Но если говорить о собирательном образе России, то, скорее всего, для меня, он ассоциируется с Кижами. Дух отшельничества, уединенного монашества, подвижничества и колонизации северных земель — все это здесь в Заонежье, где находились новгородские пятины — окраинные владения богатого и мощного города. Мне посчастливилось жить в деревне Ерснево, что напротив Кижей, в прямом соседстве с одним из самых богатых пятинных поселений — селом Боярщина. Сейчас оно огнило и полуразрушилось, а раньше к крепко срубленным просторным домам с богатыми амбарами причаливали ладьи новгородских ушкуйников, крепко соблюдавших интересы вольнолюбивого города. А в позапрошлом столетии жил на Боярщине знаменитый сказитель былин Щеголенок, чье северное пение слушали и в имперских покоях и в доме графа Л.Н. Толстого. Из окон ерсневского дома, где я нашел постоянный приют, как на ладони видны кижские многоглавые храмы — хранители заонежских традиций, символы высочайшей художественной культуры русского Севера.
Одна из самых первых моих командировок с реставрационным заданием — поездка в Кижи.
Кижи… Теперь редко встретишь человека, не слышавшего это слово. Уж очень проста и стремительна прогулка на современных "кометах" и "метеорах" из Петрозаводска к сказочному острову. Но не так давно все было по-иному.
…Маленький пароходик должен быть отплыть из Петрозаводска поздним вечером. Накрапывал холодный осенний дождь. Он сыпал пятый день подряд. "Неужели и сегодня не уеду?" — задавал я себе в сотый раз один и тот же вопрос. Истекала первая неделя командировки, но я, кроме Петрозаводска, нигде и не был. А планы строил большие. Во главе маршрута, конечно, Кижи. Очень хотелось поскорее увидеть их, сам не знал тогда, почему. Словно чувствовал, что надолго, может, навсегда, привяжусь сердцем к суровому северному краю.