— Просто дверь, — прошептала я.
Я перевела дыхание и прижала к ней ладонь, растопырив пальцы, как звезду.
Я изучала ряд латунных замков на дверной коробке. Всего их было одиннадцать, каждый с разными по форме замочными скважинами и механизмами их открывания.
Неужели для того, чтобы их отпереть, потребуется одиннадцать разных ключей?
Или кувалда.
Так бы сказал Сет. Я слегка улыбнулась этой мысли и зажмурила глаза.
БАНГ.
Дверь содрогнулась под моей рукой от громкой, жгучей вибрации.
Я вскрикнула, отшатнулась назад, как будто меня толкнули, и упала ничком на твердый пол.
Кровь хлынула в уши, запульсировала в голове, призвав меня бежать.
Но я не могла пошевелиться.
Что-то ударило в дверь.
Изнутри.
Мой разум умолял меня бежать.
Но я могла только смотреть на дверь в ожидании момента, когда она распахнется, и какой-то полусгнивший монстр рванет вперед и утащит меня в темноту.
Я раздвинула пальцы и поджала под себя ноги, готовясь встать, но замерла.
Тук.
По двери.
Тук.
Тук.
Тук.
Боковым зрением я уловила белую юбку, затем послышался гортанный женский вопль.
Я снова закричала, адреналин наконец-то привел мои ноги в движение, подтолкнув меня к лестнице.
— Уитни! — голос Эфраима эхом разнесся по зимнему саду. Он побежал вниз по ступенькам навстречу мне, и я врезалась в него, упав обмякшей кучей у его ног.
— Что случилось? — закричал он. Его глаза обшаривали комнату, пока он поднимал меня на ноги.
Я вцепилась в его рубашку, устремив взгляд на синюю дверь, и ждала, что она вот-вот распахнется.
Но прошло несколько мгновений.
А дверь оставалась закрытой.
Эфраим взял меня за подбородок и посмотрел в мое лицо.
— Ты кого-то видела?
Дрожа от страха, я сглотнула, все еще силясь подобрать слова.
Легенда была правдой.
О синей краске. Призраки не могли, не хотели проходить сквозь нее.
Краска и, как мне казалось, замки тоже удерживали то, что было в ловушке за дверью. И так было изо дня в день, из года в год, сколько себя помнили живые люди.
Так почему же оно ждало этого момента, чтобы проявить себя?
— Уитни. — Голос Эфраима был мягче, чем я слышала уже очень, очень давно. — Я искал тебя.
— Эддисон?
Он покачал головой.
— С ней все в порядке. — Он повел меня вверх по лестнице, его шаги были размеренными, а хватка нежной, как будто я могла распасться, если мы будем двигаться слишком быстро. — Фрэнсис думает, что ребенок наконец сдвинулся с места. Теперь это только вопрос времени.
— А как же проклятие? — слова сорвались с моих губ нервным шепотом. И я поняла, что слишком боялась произнести их вслух.
— Проклятие, — вздохнул Эфраим. Он вывел меня из оранжереи и повел по коридору в кабинет дедушки, где опустил в кожаное кресло и налил нам по стакану виски. Он прислонился к дедушкиному столу, устроившись между мной и бушующей за окном бурей.
Он сузил глаза.
— Что заставило тебя кричать в зимнем саду, жена?
— Не называй меня так.
— Почему нет? Ты и есть моя жена.
— Эфраим, что-то было за запертой дверью внизу лестницы. Что-то необычное. Я слышала это.
Он долго молчал, только сидел, изучая меня и потирая затылок. Эфраим сказал бы, что не верит в призраков, но он хорошо знал, что в стенах Дарлинг-Хауса нельзя говорить такие глупости. И все же мне хотелось, чтобы он отреагировал, проявил хоть какие-то эмоции на новость о том, что за дверью в зимнем саду скрывается нечто… уродливое… смею сказать, злое.
— Ты видишь эту картину? — спросил он наконец. И указал на картину в рамке, стоявшую в другом конце комнаты. — Та, где Уильям Дарлинг смотрит на себя в зеркало?
Я кивнула, вспомнив, как маленькой девочкой бесчисленное количество раз бродила по этому большому уютному кабинету, рассматривая предметы искусства и диковинки, собранные Алистером за долгие годы.
— Однажды утром после смерти родителей я оказался здесь, — продолжал Эфраим. — В какой-то момент я забрел сюда один. В камине потрескивал огонь, в комнате пахло трубочным табаком и бурбоном. Мне отчаянно хотелось отвлечься. Но в то же время я нуждался в одиночестве. Чтобы подумать. Попытаться почувствовать что-то, кроме потери и гнева.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Еще один раскат грома. Окна сильно завибрировали.
Эфраим постучал пальцем по столу.
— Я бродил по комнате, рассматривал стекло и картины, открывал книги, сидел в кожаных креслах и представлял, что уже вырос, и мне не грозит все то плохое, что случилось. Алистер вошел в тот момент, когда я рассматривал картину с изображением Уильяма. Он не стал ругать меня за то, что я нахожусь в его кабинете. Он налил себе выпить и спросил, что, по моему мнению, означает эта картина. Я ответил, что не имею ни малейшего представления, и никогда не забуду того, что он сказал.
— Что он сказал? — спросила я.
Губы Эфраима скривились в полуулыбке.
— Все, что с тобой происходит, ждет своего часа с начала времен.
Я тупо уставилась на него.
— И что, мне от этого должно стать легче?
Он пожал плечами.
— Спроси Марка Аврелия. Он сказал это первым.
Я вздохнула.
— Значит, мы не можем контролировать свою судьбу?
— Смысл не в этом.
Почувствовав себя спокойнее, я скрестила руки.
— Тогда объясни мне, великий философ.
Он изогнул бровь, затем сделал еще один глоток виски. Резной хрусталь его бокала мерцал в мягком свете свечей.
— Причина и следствие. Каждый раз, когда мы действуем, то меняем будущее. К тому времени, когда мы добираемся до места, цель становится единственным логическим объяснением.
— Это твой косвенный способ сказать, что ты не веришь в проклятия?
Он посмотрел на последнюю порцию янтарной жидкости в своем бокале, прежде чем отпить из него.
— Если бы это было так, то я не позволил бы себе чувствовать себя бессильным перед проклятием.
Снова прогремел гром, только теперь он звучал гораздо дальше.
— Что-то происходит в Дарлинг-Хаусе, — прошептала я. — Дедушка что-то искал. И я должна выяснить, что именно.
— Я знаю, — категорично сказал Эфраим.
Я сглотнула.
— Как много ты знаешь?
— Уитни! — крик Розы прозвучал задыхающимся и взволнованным эхом.
Я быстро встала, чуть не выбив хрустальный бокал из рук Эфраима, и помчалась по коридору, Эфраим за мной.
Мы поднялись по лестнице и завернули за угол, чтобы попасть в спальню Эддисон.
Нетерпеливые голоса мамы и тетушек становились все громче по мере того, как мы приближались.
— Она почти здесь. — Фрэнсис засмеялся. — Еще раз. Еще один, милая, и все закончится.
Я вбежала в комнату и увидела, как Эддисон вздохнула и опустилась на подушки.
Наступила тишина, а затем раздался вопль, тоненький крик, перешедший в раскаты грома. Мои глаза расширились при виде крошечного, корчащегося свертка на руках у Фрэнсиса.
Мне потребовалось мгновение, чтобы обрести голос.
— С ней все в порядке? Они обе в порядке?
— Они идеальны, — усмехнулся Фрэнсис, его голубые глаза светились гордостью.
Тетя Адель была рядом со мной и протягивала Фрэнсису чистое полотенце.
— Я сделала это, — прошептала Эддисон.
Я шагнула к кровати и наклонилась, прижавшись губами к ее соленому лбу.
— Ты сделала это.
Мои пальцы нащупали что-то мягкое под ее подушкой. Это был защитный амулет, который Соломон подарил ей накануне похорон дедушки. Сердце сжалось в груди, и я пробормотала безмолвную благодарственную молитву. С Эддисон все было в порядке. Проклятие не забрало ее.
— Останешься со мной?
Я кивнула и оглянулась на Эфраима, стоявшего у двери.
Он улыбнулся мне — искренней, красивой улыбкой, которая подчеркивала ямочку на его щеке, и глубокую печаль одиночества в его глазах. Кивнув в знак поздравления, он повернулся и исчез в коридоре.
