Фрэнсис схватил меня за руки.
— Что такое? Где Эддисон?
— В моей спальне.
Он кивнул и побежал по коридору.
— Вторые дети часто рождаются раньше. — Сказал Эфраим, выглядя слишком невозмутимым.
— На целый месяц раньше? Вдруг что-то не так.
— Все будет хорошо, жена, — успокоил он. — Фрэнсис более чем квалифицирован.
Не успела я огрызнуться, как раздались обеспокоенные голоса мамы и Адель, которые спешили по лестнице. Фрэнсис уже шел обратно к нам, он нес Эддисон на руках, бережно прижимая к себе.
— Нет времени везти ее в город.
— Что? — выдохнула мама из-за моего плеча. Она и Адель прислонились к перилам, обе запыхавшиеся и растрепанные. — Она не может рожать здесь. У нас ничего нет для родов.
— Нам ничего и не понадобится, если все будет идти так, как должно идти.
— И откуда ты знаешь? — спросила мама. — Ты же ветеринар. А не врач.
— Не имеет значения, — сказал Фрэнсис. — Возьмите полотенца, кокосовую воду и рюмку водки.
— А водка зачем? — спросила Адель, скорее забавляясь, чем беспокоясь.
— Мне, — прорычал Фрэнсис, повернув за угол к их спальне.
— Будь я проклята, — сказала Роза, сидя в своем кресле-каталке у подножия лестницы. — Мне приснилось, что так и будет.
— Тогда не мешало бы нас предупредить, — проворчала Адель.
— Ты бы не поверила. — Роза перевела взгляд на мою мать, которая все еще стояла рядом со мной. — Нора, сделай, как просил Фрэнсис. Все будет хорошо.
— А твои сны всегда сбываются? — спросил Эфраим.
— Почти никогда, — ответила Роза, пожав плечами. — Но, когда они сбываются, это ужасно приятно.
Из спальни Эддисон донесся вопль.
Глаза Адель расширились.
— Господи, и я выпью рюмку этой водки.
Я брела по длинному темному коридору, мои ноги двигались одна за другой в ровном ритме. Мне нужно было уйти. Подальше от шума. Туда, где не будет слышно сестру. Это была странная мысль, что из такой боли может родиться что-то прекрасное. Это было прекрасно.
Но мои нервы были открытыми ранами.
После двух лет тщательного избегания последние несколько дней были слишком тяжелыми. Похороны. Свадьба. Теперь вот это.
И я здесь. В Дарлинг-Хаусе. Несу в себе проклятие, которое систематически отнимает у меня тех, кого я люблю. Мне нужно было уехать.
Если что-то случится с Эддисон или ребенком, я никогда себе этого не прощу.
Воздух вокруг меня потрескивал от энергии. Какие бы невидимые лица ни прятались в доме, все они не спали и знали о происходящих переменах. В мире зарождалась новая жизнь. И моя сестра была в центре этого процесса.
Дойдя до конца коридора, я свернула направо и быстро шагнула в большую, знакомую дверь, затем захлопнула ее за собой.
Большой зимний сад.
Гигантское четырехэтажное помещение со стеклом и старинными металлическими рамами, блестящим мраморным полом и сотнями сочных экзотических зеленых растений.
Сложная мраморная лестница вела с первого этажа на четвертый, затем переходила в узкую лестницу на чердак, соединив все этажи дома в единое великолепное пространство. Стеклянные наружные стены позволяли любоваться болотом с высоты. Но самым привлекательным аспектом атриума был цвет. Сверху донизу все, что не было сделано из мрамора или стекла, окрашено в темно-синий цвет. Более насыщенный, чем небесно-голубой, не такой зеленый, как бирюзовый, а где-то посередине все помещение было окутано голубым цветом.
Гулла-Гичи8 верили, что духи не могут пройти через воду. Поэтому, чтобы отгородиться от злых духов, таких как Бу-Хаг9 и Плат-Ай10, многие красили крыши, ставни, двери в синий цвет. Со временем эта традиция распространилась и на внутренние помещения, например, спальни, и на общие помещения, как в этом доме.
Но помимо поразительных видов и уникального выбора краски, в зимнем саду было что-то особенное. Что-то эфемерное и странное. Когда я была ребенком, то часто приходила сюда. То ли для того, чтобы побыть в одиночестве и подумать, то ли потому, что видела или слышала что-то, что меня пугало, это место было для меня убежищем. Местом отдыха. Где тихо. Безопасно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но все красивые и безопасные места имели свои секреты.
Я представила себе дверь внизу лестницы.
Она всегда была заперта.
Сколько себя помню, всегда была заперта. Облицованная с одной стороны одиннадцатью латунными замками и выкрашенная в более насыщенный синий цвет, чем все остальное помещение, она была источником домыслов поколений и детских кошмаров. Ни у кого не хватало смелости попытаться отомкнуть замки и открыть дверь.
Слава Богу.
Не хватало только, чтобы на нашу семью свалилось еще одно проклятие.
Окинув взглядом темное болото за окнами, я пересекла площадку второго этажа и присела на верхнюю ступеньку, посмотрев на первый этаж. Затем затаила дыхание и прислушалась. Ничего не было слышно.
Абсолютная тишина.
Как будто здесь вообще не происходило ничего примечательного.
Я вздохнула и прислонилась к перилам лестницы.
Когда ураган пройдет и уровень воды спадет, мы сможем легко перевезти Эддисон в больницу, не так ли? Я не знала достаточно обо всем этом. И в этом была моя собственная вина. У меня слишком давно не было полноценного разговора с сестрой.
Вспышка молнии осветила зимний сад, за ней последовал раскат грома. Оконные стекла задрожали. Мост еще некоторое время будет затоплен.
Моя сестра ушла туда, куда я не могла последовать, в дикое место, где никто не мог остановить происходящее. Даст Бог, моя маленькая племянница ворвется в этот мир с воплем, так же внезапно, как его покинули наши близкие.
Снова сверкнула молния. Снова, почти сразу, раздался раскат грома.
Дождь почти горизонтально стучал в окна.
— Уитни.
Я напряглась.
— Уитни, милая девочка.
По спине пробежал ледяной холодок.
С тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет, и стекло начало говорить со мной, взывая ко мне в любое время суток, я привыкла к тому, что в моей голове звучат голоса.
Но это было не в моей голове.
И это было не стекло.
— Уитни, выпусти меня.
Оцепенение, похожее на покалывание, охватило кожу головы и опустилось до ступней. Мой взгляд устремился вниз, где за углом у подножия лестницы ждала запертая дверь.
— Выпусти меня. Клянусь, я буду добрым.
Странное, внезапное желание охватило меня.
Я должна была увидеть ее. Дверь.
Я стояла, ухватившись рукой за перила, как за спасательный круг, и пальцы стали белыми, как кость.
Я хотела уйти. Попыталась повернуться, но не смогла.
Что-то заставило меня спуститься по лестнице.
Одна ступенька. Потом еще одна.
Еще одна.
Так вот каково это — потерять рассудок?
— Это у тебя в голове, — прошептала я, отогнав панику, грозившую захватить меня. — Это всего лишь дверь.
Дом добрался до меня. События последних нескольких дней давили на меня.
— Уитни.
Я спустилась на последнюю ступеньку. Толстый ковер заглушил мои шаги, когда я отпустила перила и повернула налево, к окнам и черному болоту за моей спиной.
И тут появилась она.
Старинная синяя краска, вертикальные ряды ветхих замков и засовов на дверной коробке — все это бросалось в глаза. Она была совсем не похожа на остальной дом. Этот маленький кусочек истории был намеренно оставлен в запустении. Я никогда не прикасалась к двери. Сет предостерегал меня от этого, как и Алистер, а однажды и мой отец.
Это место, где я стояла сейчас, следовало обходить стороной, как устрицы на пляже или разбитый кусок тротуара. Место, куда нельзя ступать, иначе рискуешь пострадать.
— Выпусти меня, Уитни.
Я прижала кончики пальцев к прохладной поверхности.
Это была дверь.
Всего лишь дверь. Через мгновение я повернусь, поднимусь обратно по лестнице и найду маму. Мы заварим чашку чая или выпьем по рюмке водки с Фрэнсисом.
