— Ну, брось хандрить. Задел невольно больную тему?
Лена только кивнула головой.
— А я тебя, кажется, помню, — сказал Стриж, чтобы хоть как-то отвлечь девушку. — Такая маленькая худющая пигалица с двумя косичками в голубом платьишке. Ты все отца встречала, когда он на обед приезжал.
Ленка засмеялась, глаза у нее снова заблестели.
— О, эти голубые платья! У меня мать обожает голубой цвет, вот и порхала я все детство этаким голубым мотыльком.
Она говорила вроде бы смеясь, только сквозь смех проступала какая-то горечь. Потом встала, вытащила из книжного шкафа альбом с фотографиями, открыла его.
— Вот такую ты меня видел?
— Точно, — подтвердил Стриж, разглядывая фотоснимки.
— Непохожа? — спросила она.
— Не-а, — признался Анатолий.
В детстве она была просто гадким утенком: худенькая, невзрачная. С годами менялась, но не сильно. И только на цветных курортных фотографиях она была уже такой, как сейчас, с неуловимым шармом роковой женщины.
— Это на юге, в Сочи. Раньше каждый год выезжали куда-нибудь. Такие санатории, курорты! Папа ведь не последняя величина был в городе. Хорошо жили, дружно, спокойно, счастливо. А это я в Ленинграде, пытались меня в балетную школу отдать. Но… климат. Переболела раз, другой. Еле выходили. Так и не получилось из меня балерины.
— А хотелось?
— Не знаю. Сейчас не знаю. А тогда горела: Плисецкая, Уланова. Сорокиной не получилось.
Анатолий открыл страницу со странной фотографией — видно было, что Ленка отрезала кого-то стоящего рядом, осталась только большая ладонь на ее плече.
— Кого это ты откромсала? — спросил Стриж, показывая снимок хозяйке.
Та поморщилась:
— Именно его и откромсала, жениха своего.
— И чего так?
— Понимаешь, — Лена снова потянулась к пачке, вытащила сигарету и, катая ее в пальцах перед глазами, продолжила, — я жизнь свою делю на две части: до смерти папы и после нее. Все так изменилось. Раньше ни в чем не знали отказа, все было просто и легко, мама не работала. А как отец умер, она сразу сдала, постарела, болеть начала. И жених тут же откатился пятками назад, забавно, правда? Я уже училась. Чтобы окончить институт, пришлось продать машину. А сейчас вот думаю — зачем все это было? Месяц проработала в дурдоме под названием школа и сбежала.
— А сейчас чем занимаешься?
— Челночу. Мешок на плечи, две сумки в руки и вперед, за орденами. Продам шмотки — с месяц живу. Деньги кончаются — снова в столицу.
— И хорошо берут?
— Увы. У нас город пенсионеров и безработных. Да я бы бросила, но лекарства для матери очень дорого стоят.
Она снова открыла альбом на той странице, где были море и юг. Долго смотрела на свою фотографию около сочинских дельфинов. На ней она была такая счастливая, улыбающаяся, юная. Или освещение изменилось, или что-то в ней самой, но Стриж вдруг увидел легкие мешки под ее глазами.
— Лен, а сколько тебе лет?
— Такие вопросы женщинам не задают.
— Я знаю, ну а все-таки?
— Ну, допустим, я на десять лет моложе тебя, доволен?
"Двадцать пять, — произвел про себя несложные подсчеты Стриж. — И ни мужа, ни семьи".
Ленка закрыла альбом, подняла рюмку.
— Может, не надо, а? — задержав ее руку, попросил он.
— А если я хочу напиться? Растравила себе душу этими фотографиями. Живет вот такая счастливая дурочка, а потом раз обманут, два — предадут, а потом еще и еще раз. А там и совсем эти скоты вроде Алибека…
Стриж почувствовал, что сейчас она сломается, слезы на глаза еще не навернулись, но они были где-то рядом, а женских слез он боялся больше всего на свете.
— Черт, тогда давай выпьем вместе! — неожиданно предложил он.
— Ты же не употребляешь?! — удивилась Ленка.
— Ну, а сейчас вот захотел. Только не этого, — он отодвинул подальше водку, — вина хорошего, если есть, послаще.
— Сейчас!
Она убежала на кухню и скоро вернулась с красивой пузатой бутылкой.
— Токайское, любимое мое. Неужели в самом деле будешь пить?
— Пятнадцать лет не притрагивался, — сознался Стриж, вдыхая тонкий аромат желтоватого вина. — Давай за тебя, Лен. Чтобы у тебя все было хорошо. Ладно?
Они выпили сладковатое, похожее на густой сок вино, а потом Анатолий мягко притянул девушку к себе и начал целовать такой желанный бархат ее губ.
7
Все оказалось именно так, как и предполагал Стриж. В постели Ленка была неистова и ненасытна. Когда наконец кончился этот шторм чувств, Анатолий, успокоив дыхание и ощущая во всем теле блаженную немоту, повернулся к девушке. В полумраке неяркого настенного бра были видны только копна ее спутанных волос да белая полоска шеи. Он протянул руку, мягко опустил ее на волосы. Лена, слегка вздрогнув, повернула к нему раскрасневшееся лицо с шалыми, хмельными глазами, усмехнулась:
— Ну, не замучила?
— Да нет, живой, — бодро отозвался Стриж.
— Давно я так не отрывалась, уж извини.
— Ладно, я не внакладе.
Она посмотрела в сторону стола.
— Ты чего?
— Сигаретку бы…
Стриж недовольно покачал головой, поморщился.
— Курящая женщина — это ужасно.
Она засмеялась.
— Пять минут назад ты был другого мнения.
— И все равно, — стоял на своем Анатолий, — целовать курящую женщину — это словно…
— Знаю, знаю, — не дала докончить ему избитое сравнение Лена, — и все равно — целовался, да еще как. Я, вообще-то, недавно курю, раньше так, баловалась. Это уже после всех последних бед втянулась. Покуришь — вроде легче.
— Так и на иглу можно сесть.
— Скажешь тоже! — фыркнула Ленка. — Меня от одного вида наркошек трясет.
— Но выпить-то ты любишь, — гнул свое Стриж.
— Да, ну и что. Твое какое дело? — Ленка занервничала, чувствовалось, что она разозлилась, даже села в кровати.
— Ну, ладно, ладно, — успокоил он ее, — я ведь просто тебя получше узнать хочу. Что-то в тебе есть такое особенное. Не пойму.
— Чего ты не поймешь? — с интересом спросила Лена, поудобней устраиваясь на его руке.
— Ну, не такая ты, как все.
— И в чем?
— Да не знаю я! Сначала ты мне не понравилась. Потом удивила, ну это после драки. А уж вечером!..
Она довольно засмеялась, глаза заблестели.
— Уметь надо.
— И кто тебя научил?
— Не знаю. Природа. Правда, я лет до пятнадцати вообще жалела, что девчонкой родилась. Подружек почти не было, одни парни. С Ванькой вон в футбол играла, здоровая дурында. Ну, а потом… С одной стороны, хорошо, а с другой… Поулыбаешься какому-нибудь проводнику, сколько раз ведь без билета приходилось ездить, а потом в вагоне не знаешь, как от него отвязаться. А ты мне тоже сначала не понравился. Маленький такой, невзрачный. Я даже разочаровалась. Знаменитый Стриж, знаменитый Стриж — а тут полметра с кепкой.
— А ты что, высокая, что ли? Что-то не заметил.
Ленка от возмущения даже привстала с подушки, слегка шлепнула ладошкой по голове Стрижа.
— Нет, лежит где-то там под мышкой и еще выступает!
— Ладно врать-то. Во мне сто семьдесят два и в тебе, наверное, столько же.
Ленка, как была нагишом, соскочила с кровати, нашла на столе губную помаду и, подойдя к стене, старательно отмерила на светлых обоях мерку своего роста. Стриж с интересом наблюдал за ее действиями.
— Ну-ка, иди-иди, давай посмотрим, кто кого выше и на сколько.
Стриж, смеясь, встал с кровати и так же, не сильно стесняясь полного отсутствия какого-нибудь наряда, встал спиной к стене. Тут он долго дурачился, не давая Ленке произвести точные измерения: вставал на цыпочки, а то и подпрыгивал вверх. Перемазав вкривь и вкось всю стену губнушкой, она все-таки уловила момент и чиркнула метку его истинного роста.
— Ну, — восторженно закричала она, — смотри, видишь, я тебя выше!
— Разве на сантиметр-другой…
Стрижа вид голой Ленки, вся эта шутливая возня с нечаянными, но обжигающими прикосновениями, давно уже возбудили. Он притиснул девушку к стене и, прижимаясь к ее упругому телу, с улыбкой сказал:
— Ты не так мерила. И не там.
Она чуть вздрогнула, подняла и опустила свои руки на его плечи, обвила их кольцом. Он еще раз удивился, как легко и быстро Ленка загорается страстью. И прежде чем приникнуть к ее губам в долгом поцелуе, шепнул ей на ухо:
— Вот за что я люблю высоких женщин.
Сквозь пелену страсти в ее глазах мелькнула искорка торжества, и губы, барометр ее настроения, сложились в победную усмешку, но губы Стрижа и поднимавшаяся волна желания заставили забыть ее обо всем, кроме любви.
8
Среди ночи его разбудило осторожное движение ее холодного тела.
— Ты чего? — спросонья, еле оторвав голову от подушки, спросил Стриж.
— Спи, я к матери поднималась, — объяснила Лена.
