Хилда только и смогла, что покачать головой. Да, Бертолд был настоящей загадкой. Никогда не знаешь, чего от него ждать.
— И еще, — продолжила Фредерика, — ты не забыла, что доктор Фарман велел на этой неделе сделать Петл прививку?
— Не забыла.
— Так вот, я договорилась на утро четверга, и — представляешь…
— Что?
— Бертолд заявил, что сам отвезет Петл в поликлинику!
Хилда нахмурилась.
— Но тогда он опоздает на работу.
— И я ему сказала то же самое. А он ответил, что это не имеет значения. Дескать, тебе может понадобиться его помощь, он же видел, как тебе стало плохо вчера, когда у Петл брали кровь.
Хилда была вынуждена признать, что ее действительно тревожила предстоящая прививка. Она лучше бы сама вытерпела пятьдесят уколов, чем наблюдать, как колют малютку. И все же Хилду удивило, что Бертолд заметил ее состояние и проявил заботу.
— Это… очень странно с его стороны, — промолвила она, размышляя, что, наверное, ошиблась в своей оценке этого мужчины.
— Вот именно. — Фредерика поджала губы. — Хотелось бы мне знать, что он задумал.
— Возможно, ничего и не задумал, — попыталась защитить Бертолда Хилда. — Может, теперь, когда он убедился, что Петл его дочь, он стал по-настоящему заботиться о ней.
— Что ж, наверное, ты права. Я всегда верила, что в глубине души он прекрасный отец.
Хилде оставалось только надеяться, что Фредерика права.
В тот момент, когда игла вонзилась в попку Петл, Бертолд ощутил, как ей больно, словно укололи его самого. Еще бы! Эта чертова игла такая огромная! Лично он не хотел бы, чтобы его кололи такой иглой. У Бертолда сжалось сердце, когда Петл забилась в его руках и расплакалась.
Он чувствовал себя монстром, злодеем, который собственными руками отдал ребенка на пытки. Бертолд понимал, что это глупая мысль, что прививки делаются во благо ребенку. Без них девочка будет подвержена массе всяких детских болезней.
Но, похоже, логика отступала на задний план, когда он, расхаживая по процедурному кабинету, пытался утешить рыдающее дитя.
— Успокойся, успокойся, дорогая. Не плачь, папочка с тобой.
И вдруг Бертолд вздрогнул, словно его ударило током.
Папочка?
Господи, неужели я действительно сказал это?!
— Папочка, — пробормотал Бертолд, гладя Петл по спине.
Это слово задело в нем какие-то струны. Как-то расслабило и вместе с тем сделало сильнее.
— Простите, — извинился доктор Фарман, когда рыдания Петл сменились тихими всхлипываниями, — но прививка делается ради здоровья ребенка.
— Легко говорить, когда находишься с другой стороны иглы! — буркнул Бертолд.
— Да, наверное. — Врач внимательно посмотрел на Бертолда. — У меня такое впечатление, что вы уже не сомневаетесь в своем отцовстве.
Бертолд собрался попросить отменить анализ ДНК, но в этот момент в процедурную как фурия ворвалась Хилда.
— Я просто не могу слышать ее рыдания! С ней все в порядке?!
— Все замечательно, — заверил доктор Фарман. — Ее папочка все уладил.
Но Бертолд не был уверен в этом. Он упустил шанс попросить отменить анализ. И Хилда, готовая расплакаться, как-то подозрительно смотрит на него. Как назло, Петл снова заплакала.
— Дай мне ребенка! — потребовала она и забрала Петл.
Девочка тотчас затихла, и Бертолд с некоторым раздражением подумал, что ему еще следует попрактиковаться, прежде чем стать «отцом года».
— В течение следующих двадцати четырех часов у девочки может слегка подняться температура, — предупредил врач. — В этом случае дайте ей детский парацетамол. А в остальном все должно быть хорошо.
— Как же, хорошо… — бормотал Бертолд, следуя за Хилдой, которая уже спешила к выходу.
Бертолд считал, что Хилда доверяет ему, может быть, даже влюблена в него. А теперь он не был уверен в этом…
Петл уснула сразу, как только машина тронулась с места, и в салоне воцарилась гнетущая тишина.
Хилда молчала. Бертолд не мог понять ее настроения. Ведь вчера ночью все вроде было нормально.
— Что-то случилось? — не выдержав, спросил он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет. А что могло случиться?
Бертолд нахмурился.
— Мне показалось, что в твоем голосе прозвучал сарказм.
Хилда вздохнула и отвернулась. Тогда Бертолд подрулил к тротуару, остановил машину и заглушил двигатель.
— Что ты делаешь? — встревожилась Хилда. — Ты и так уже опоздал на работу.
— Работа может подождать.
— Судя по рассказам твоей матери, это что-то новенькое.
— Вот как? А о чем еще сплетничает дорогая мамочка за моей спиной?
— Ни о чем таком, чего бы я уже не знала.
— Например?
— Например, о твоем отношении к женщинам и к сексу.
— И что она об этом говорит?
— Ты сам прекрасно знаешь, Бертолд, как ты относишься к женщинам и к сексу. Изложил мне свое кредо в первый день нашего знакомства. Возможно, твою последнюю женщину устраивал секс без всяких чувств, но мне это совершенно не нравится. И я злюсь на себя за то, что позволила тебе использовать меня таким образом.
— Но я не использовал тебя! — возразил Бертолд, которому не понравилось, что разговор свернул в опасное русло.
— Нет, использовал, — стояла на своем Хилда.
— Посмотри на меня! — взмолился Бертолд. — И постарайся выслушать, что я скажу.
Хилда бросила на него один из тех презрительных взглядов, которые поначалу так раздражали Бертолда. Теперь же этот взгляд вызвал у него страх.
— Слушаю, — бросила она ледяным тоном.
Бертолд замялся, не зная, с чего начать. Еще слишком рано было говорить Хилде, что он полюбил ее. Она не поверит, он знал это. И все же хотелось дать ей понять, что она для него не просто удобный объект удовлетворения сексуальных вожделений.
Черт побери, подумал Бертолд, последние две ночи я вел себя совершенно неправильно! Пробирался вечером к ней в спальню, занимался с ней любовью, а после этого уходил к себе. Неудивительно, что Хилда решила, будто мне от нее нужен только секс.
Но просто я ошибочно считал, что на данном этапе наших отношений это как раз то, чего она и сама хочет. Просто не привык к каким-то другим отношениям с женщинами.
Мне следует научиться этому. И как можно скорее.
Отстегнув ремень безопасности, Бертолд взял ладони Хилды в свои, не обращая внимания на тревогу, появившуюся на ее лице.
— То, что я чувствую к тебе, Хилда, это гораздо большее, чем сексуальное желание, — искренне признался он. — Я и раньше говорил тебе: мне показалось, то, что произошло между нами, нечто иное, чем просто секс. Ты тоже так считала, не правда ли? И должен сказать тебе: ты не из тех женщин, которые прыгают в постель к любому мужчине.
— А это очевидно? — пробормотала смущенная его словами Хилда.
— Что очевидно?
— Что я совершенно неопытна в постели.
— Господи, о чем ты говоришь?! Какая неопытность? Ты великолепна в постели! Такая нежная, чуткая… Ты заставляешь меня чувствовать себя королем.
— Но… я не умею делать ничего такого, что так нравится мужчинам. Я имею в виду… О, Бертолд, ты знаешь, что я имею в виду.
— Но я и не жду от тебя этого, — честно заверил он. — Для меня огромное наслаждение доставлять тебе удовольствие. — Он поднес к губам пальцы Хилды и по очереди поцеловал. — Ты просто не представляешь, как мне хорошо с тобой. И не нужны мне какие-то экзотические позы или ласки. Все, что мне нужно, это твои сладкие губы: целуя их, я возношусь на небеса.
Взглянув в огромные темные глаза Хилды, Бертолд понял, что она отчаянно пытается поверить ему.
— Тогда почему мы делаем это тайком, Бертолд? Почему вечерами крадемся друг к другу? Объясни.
— Я могу только извиниться перед тобой за это. Признаюсь, в своей прежней жизни я приобрел массу дурных привычек, касающихся отношений с женщинами. Вел себя ужасно глупо. Единственное, что извиняет меня, так это то, что я не желал стать таким, как мой отец.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Твой отец?
— Да. Он был неисправимым донжуаном и пытался каждую очередную интрижку объяснить тем, что влюбился. Заявлял, будто ничего не может поделать с собой. Господи, как же я презирал его, особенно за то, что он сделал с мамой! Не понимаю, как она могла любить его и прощать.
