Владимир Артемьевич осторожно посматривал то на Нину, то на Софью. Они, действительно, были удивительно похожи! Насколько же прав оказался Данила Андреевич, и как только разглядел эту схожесть в ребёнке! Особенно Владимир Артемьевич поразился характером Софьи — она оказалась такой милой, тактичной, осторожной в словах и улыбках. Но если уж улыбалась, действительно, казалось, что солнышко появляется.
Солнышко. И тут, словно обжигающий луч, его прожгла мысль — в любом случае Софья была бы его дочерью, это было предопределено. Если бы ни его дикая несдержанность, то Софью родила бы Нина! Именно поэтому они так похожи во многом! И сколько же он потерял, не совладав с собой… Он потерял многие годы, не узнал, какой Софья была девочкой, как росла, как преодолевала годы учёбы, выбирала профессию…
Он потерял счастливую семейную жизнь.
Вот сейчас они сидят за столом, обедают, Софья рассказывает ему, как удачно сходила на собеседование… Он слушает, а подспудно думает — очень хорошо, что у его дочери есть возможность заниматься той работой, которая нравится, хоть этим он может её обеспечить, безбедностью.
Владимир Артемьевич посматривает на Нину. Как бы он хотел, чтобы у них всё сложилось, он думал о ней все эти годы, и ни разу на его пути не повстречалось подобной женщины. Вдруг она согласиться попробовать? Ведь это возможно!
Вдруг Софья такая для того, чтобы они соединились? Пережили боль, оставленную потерянными годами, и смогли стать счастливыми, стать семьёй!
— Софья, значит, ты решила в Петербург перебраться?
— Да. Скоро поеду в Москву, надо бабушку поставить в известность, что буду квартиру продавать. Но, наверное, сначала обращусь в агентство недвижимости. Хотя… лучше точно знать, какой суммой буду располагать.
— Софьюшка, тебе не за чем торопиться, — улыбнулась Нина Даниловна.
— Тётя Нина, но продажа-покупка квартиры — это дело долгое, так что лучше начать.
— Софья, тебе, действительно, не надо торопиться, — решил поддержать Нину Владимир Артемьевич. Он тут же вспомнил Марию и её мать в той квартире, продажей которой и собиралась заняться Софья. Девочка потревожит клубок змей! И сколько негатива на неё выльется! — Ты пока привыкни к городу, к новой работе! К нам!
Софья осторожно улыбнулась:
— К счастью привыкаешь быстро!
Глава 15
К счастью привыкаешь быстро!
Марк привык за три дня. Принял счастье.
И понял — это она! Та, о которой мечтается в грозу. Частичка волшебного тепла, способная растопить его одиночество.
Да и не за чем даже думать об одиночестве! Не одинок он больше, у него есть Софья!
Трёх дней хватило, чтобы осознать: волнительное трепыхание — это поселившаяся в душе любовь. Восторженное вздрагивание при встрече — это не влечение, это… просто любовь. Тоска, возникающая при прощании, — любовь, у которой нет сил терпеть разлуку. А ещё… невыносимое желание быть рядом, просто всегда быть рядом.
А вечерние разговоры по телефону… Марку казалось, что они совсем близко. Он чувствовал её, знал, когда она улыбается, как меняются её глаза, если задумывается о чём-то.
Только вот… он чувствовал, будто между ними стоит стекло, оконное стекло в каплях дождя.
Вчера Софья рассказала о предстоящей встрече с отцом, о том, что узнала, кто он, вот только-только. И очень внимательно посмотрела на Марка — для неё важно было, как он к этому относится.
Марк лишь крепче сжал её пальчики, а после осторожно погладил.
— Я не берусь никого судить, — да и Софья не давала никаких оценок, она лишь рассказала ему о сложившейся ситуации. — Но, Софья, если твой отец поехал в Москву, узнав о тебе, это о многом говорит. Ведь, как правило, у каждого своя правда. Ты составь о нём своё мнение. Вот и всё.
Софья так посмотрела на Марка — будто он единственный человек, проявивший к ней участие.
— Я… незаконнорожденная, — прошептала Софья.
— Ты уникальная…
… Марк отодвинул тюль. За оконным стеклом сияло палящее солнце Петербурга. А он видел другое, московское, в каплях дождя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Но ничего, — прошептал Марк. — Отворим московское окно, прогоним твои слёзы, Софьюшка. Всё хорошо будет, мы же теперь вместе. Солнышко моё!
Заметив подъехавшую машину Андрея, Марк, с неохотой отпустив мысли о Софье, вздохнул. Всё. Надо делами заниматься.
— Марк Анатольевич, думаете, нам удастся разговорить соседей? С Валерием-то они помалкивают.
— Ну ещё бы! Он им источник дохода прикрыл, хоть и небольшой.
— Ну да, приятный пустячок, к которому они привыкли.
— Именно. И надо дать понять, что молчание только отодвинет возвращение этого приятного пустячка.
— А вдруг они и правда ничего не слышали? Валерка так и не вспомнил.
— У него пробьётся что-нибудь, он теперь спокоен, что привлекать его не станут. А вот соседи… пожилые люди и засыпают поздно, и спят чутко, да и не долго спят. Поговорим.
Поговорили плодотворно.
Очень большой эффект дало предъявление удостоверения адвоката — специалист хочет разобраться, отчего же не ответить на его вопросы? Тут тебе и никакого «с моих слов записано верно», и никто не будет намекать о незаконности незарегистрированного нехитрого бизнеса. Наоборот! Чем быстрее разобраться во всём произошедшем, тем лучше! А то ведь, действительно, в следствии-то дел невпроворот, они больше бумажек пишут, чем расследуют. Ну да, как в поликлинике теперь: врач вроде и жалобы твои слушает, и отвечает, а сам-то… пишет, пишет, пишет, пишет, да ещё и в компьютере что-то тыкает!
Ах, насчёт Пашки, который самогон делает? Не видели его с того самого дня. Накануне убийства был, а ни на следующий день, ни дальше — нет.
— Возможно, стоит подать заявление о пропаже человека?
Этот вопрос Марка вызвал ухмылку у каждого из соседей. Какое заявление! Да и не примут ни у кого заявление! Потому что! Потому что Пашка у участкового на контроле. Пусть участковый и чешется. И потом, аппарат самогонный изъяли, пусть сами хозяина и ищут. Он им нужен, отчасти по его милости всё это в нашей квартире случилось!
А, ну да, загруженность большая! Тык… У бабы… простите, у женщины он своей скорее всего! И кстати, может его уже и допросили, раз участковый к нам не заявлялся.
А вам-то, да, побеседовать с ним есть смысл. Подскажем, подскажем, где его дама сердца проживает. Недалеко, через дом, двором пройдёте.
А насчёт той ночи?
Хлопала дверь, хлопала. А больше — правда! — не слышал никто ничего. Всё было как обычно. Хлоп. Топ-топ. Топ-топ. Хлоп. И дальше по той же схеме.
Закончив с беседами, Марк с Андреем зашли в комнату Валерия.
— Кстати, соседка твоя ближайшая где?
— Спит наверняка. Она вечно днём, после двенадцати вырубается.
— Валер, а с ней ты пробовал говорить? Всё же у неё комната ближайшая к входной двери.
— Пробовал, конечно. Но она самая бука у нас. Неразговорчивая. А сейчас она особенно недовольная — торговли никакой.
— Ну, у вас тут… — Марк, действительно, не ожидал оказаться в такой колоритной квартире. — И чем она-то торгует?
— Салфетками всякими.
— Какими салфетками?
— Вязаными. Она салфетки вяжет. У неё и комната-то в салфеточках, слониках, балеринах! Чуть ли не под каждую статуэточку своя салфетка. Покрывало на кровати вязаное. Короче, музей! Очень вязать любит!
— Вяжет, продаёт, вяжет. Когда вяжет, довольна, да?
— Да! А нет продажи, нет ниток, мегерой ходит!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Валера!
— Что, Марк Анатольевич?
— Короче, как только проснётся, позвони. А мы пока наведаемся к возлюбленной твоего Паши-самогоншика.
— Хорошо.
— Удивительный какой остров у вас!
* * *
Владимир Артемьевич тепло попрощался с Софьей, взял с неё обещание, что непременно они с тётей Ниной придут к нему в гости, что будут часто видеться! Номерами мобильных телефонов обменялись.
