– А вот – жёлтый, – отозвался Володя, разглядывая жёлтое полураспустившееся соцветье. – Это цветок Ивана Купалы.
– А это Иванов и Марьин корень – цветок их сыночка Томилы, – показал свой цветок Ярослав. – Это Томилин крест…
И Ярослав засунул цветочек в петлицу у ворота рубахи.
Начало Купальской ночи
И вот так незаметно и подошёл Купала. Подкрался вместе с сумерками, навалился на берег Светлояра вечерним туманом.
Костёр уютно потрескивал. А после ужина все, усталые за день, разбрелись кто куда.
Голова отяжелела от усталости, но всё не спалось… Да ведь в ночь Купалы и сон становится явью!
Ярик всё сидел у костра, глядя на огонь. От сего сумерки вокруг казались ещё чернее. У ног лежал, пригревшись, его верный Зилаша.
Из-за леса поднялась луна. От её сияния Светлояр стал испускать сиреневое мерцание.
И так Ярослав не заметил, как переступил границу сна. Заснул… или просто вошёл в Волшебную страну, не смежая век?..
* * *
Тут Ярослав понял, что он у костра – не один. А-а… это его отец и бабушка вернулись…
Отец шевелил каким-то жезлом угли костра. Теперь одет он был иначе – в мерцающий балахон, опоясанный поясом с золотым шитьём. Борода же его с седыми прядями в отблесках от костра была будто объятой пламенем.
Бабушка, стоявшая рядом, тоже преобразилась – волосы её стали гуще, лицо – морщинистее. Облачилась она в понёву и узорчатый нагрудник. Голову украшал повойник, увитый лентами.
А где мама и брат с сестрою? Вот же они… В венках цветов и белых расшитых рубахах ходят по пояс в травах неподалёку…
«Мама будто Купальница, а брат и сестра – Купала с Костромою…» – подумалось Ярославу.
Вид их не смутил Ярика. В Волшебной стране, в крае грёз и мечты, и не такое кажется в порядке вещей…
Отец и бабушка, волхвовавшие у костра, вдруг обернулись и позвали котёнка:
– Кис-сс! Кис-сс! Кем бы ты ни был, собой обернис-сь!..
Поднявшись на четыре лапы, котёнок встряхнулся. За спиной его раскрылись крылья. Уши заострились, как у филина. Хвост же стал длинным и змеиным – свился и переплёлся сам с собою.
Зилант сверкнул огненными очами и спокойно вошёл в костёр.
– Ах! – испугался было за друга Ярослав и бросился к костру.
– Ха! Саламандры в огне не горят, – напомнил ему дракоша со смехом. – Для нас огонь – что дом родной. Уютен нам родимый очаг!..
Зилаша пустил в небо сноп искр. Тут же из искр стали сплетаться башни и терема Китеж-града. Это открылись его огненные врата.
Из врат порхнула, оставив за собою след из искр, вила Купавка. Она играла на свирели. Затем, отпустив свирель, коя продолжала играть уже сама, вила провозгласила:
– Князь Велияр приглашает всех на Русалии! Время праздновать!..
И тут из леса и от озера по зову Купавки полетели стаею мотыльков цветочные вилы. По траве прикатили листуны, будто клубочки ежей. Клубами тумана потекли святкуны. Из омутов повыныривали русалки, увитые водорослями.
Явилась из болота и старая знакомая Ярослава, королева лягушек. Ярослав и Зилант поклонились ей. В ответ получили знаки высочайшего королевского внимания.
Из городских врат потянулись к озеру и празднующие Купалу китежцы. И началась Купальская мистерия.
Древнюю, будто сам этот мир, песнь запели вилы, что кружились над озером.
Это была печальная история о том, как дети Купальницы и Огнецвета – Купала и Кострома, коих разлучили боги, после встретились и полюбили, не узнав друг друга…
Но раскрылось тайное, и узнали брат и сестра, что сей любовью нарушили вечную заповедь. Ведь нельзя любить тем, кто родня по крови. И ушли они в воды реки, став вилами цветка Купала-да-Кострома, что ныне зовётся Иван-да-Марья.
Эта песнь оживала в вихрях дыма и огненных струях. Купала и Кострома трепетали там, как вилы огня и цветов, сплетаясь и расплетаясь. Они то бежали навстречу, то пели и кружились в хороводе…
– Будет горюшко тем, что с тобой нас венчали!..– разносилась над озером песнь Купалы. – Будет плакать Купаленка – р'одная мать… Мы пойдём, сестрица, ко озеру, да ко озеру Светлоярову, мы пойдём с тобою, утопимся!..
– Ах! – воскликнул Ярослав. – Что же это делается? Сейчас же Купала понесёт топить сестру свою – Кострому! Как жалко!
– Что топить? Где топить? Чем топить? – забеспокоился саламудрик. Видимо, он думал об огне в печи и потерял нить.
– Да нет же! – воскликнул Ярослав. – Ты не понял! Печь здесь не причём, и топить её ни к чему. Просто это такая печальная история!
– Раз история не о печи, то не нужно и печалиться! – резонно заключил Зилаша. – Все на озеро! Будем купаться! Веселиться! Только, чур, не брызгаться!
И тогда все вокруг начали сталкивать друг дружку в воду. В озеро полетели лесовики в объятья русалок. Толпами повалили святкуны, рассыпаясь по озеру тополиным пухом. И над всеми, будто бабочки, порхали вилы.
И тут Ярик заметил среди вил Купавку.
– Купавушка, а тебе понравилось это представление? – кликнул её Ярослав.
Купавка, подлетев, захлопала крыльями:
– Дивная игра! Цветочные вилы исполнили всё чудесно… А ты, я смотрю, подобрал цветок на роль вильня Томилы, сына Костромы и Купалы!.. – и она указала на цветок Томилин крест в его петличке. – А ведь он – мне батюшка!…
– И мне тоже нравятся цветы! – заявил Зилаша, умильно смотрящий на вилу – Всё ваше цветочное семейство! А особенно кувшинка одолень-травы…
Купавка рассмеялась, будто зазвенел колокольчик, а саламудрик от смущения завился колесом и покатился к берегу, разбрасывая по пути горящие угли. Он бросился в озеро, и вода зашипела. Вскочил же Зилаша уже не драконом-саламандрою, а мокрым, рыжим и очень довольным собой котёнком.
Тут окунулся и Ярослав, а вышел на берег в расшитой старинной рубахе…
* * *
Выйдя из воды, Ярослав подошёл к костру. Туда же подскочил и Зилаша. Дохнув на костёр, он поднял завесь из искр, а затем распахнул её, словно мерцающий блёстками занавес.
А вила Купавка, порхнув в открывшийся проём, указала путь.
– Врата Китеж-града для вас открыты! Праздник продолжается!..
Тут Ярик увидел за дымкою дорожку из плит, что вела к вратам Китеж-града.
За ним в сей проход последовали все Буслаевы. Огонь, расступившись, пропустил их.
Город за крепостными стенами, и сам кремль с башнями, и посад, и сады были овеяны мерцающей золотистой дымкой.
У врат несли стражу медведи в красных кафтанах с секирами. Завидев гостей, медведи перекрестили секиры.
– Цветы!.. Это же ключ! Нужно поднести им цветы! – подсказала Купавка и сама бросила медведям одолень-траву.
Надев венки на пики секир, Буслаевы последовали за вилою мимо расступившихся стражей.
И только они сделали шаг, пред ними открылась площадь, залитая золотистым светом, высокие терема, улочки…
Весь город веселился. На ярмарочной площади, представшей им, бурлили толпы разряженных «гостей со всех волостей».
Лавочки были забиты разнообразным товаром: куделями для кудес, чарами для чародейств, птицами для гадания по их полёту, волшебными палочками и прочим. Певцы, гусляры, рожечники веселили народ, валивший сюда со всех семи врат. Это были и люди в старинных одеяниях, и существа волшебные.
Буслаевы тем временем разбрелись по ярмарке. Ярик поначалу думал, что купить здесь ничего нельзя, поскольку местные деньги были отчеканены более семисот лет назад при старых князьях.
Но удивительным образом кошелёк Алексея Елисеевича, обратившийся мешочком с завязками, оказался наполненным серебряными чешуйками, такими и были в те времена деньги.
Отсыпая всем монетки, отец говорил:
– Ну что же, погуляем! Пусть каждый найдёт себе что-то по вкусу. Но помните, это не просто ярмарка… Тут покупают и продают, находят и теряют… Золото здесь может обратиться черепками и наоборот…
Володя и Света, получив монетки, сразу же разбежались каждый в свою сторону.
Володька заметил в одной лавочке тавлеи, старинные шахматы с фигурками, кои сами перебегали с клетки на клетку. Вот забавно!
Светка не могла оторваться от лавочек с музыкальными инструментами. Тоже волшебными – дудочки сами играли, барабанчики сами били себя палочками, а гусли перебирали струны. Очень весело и любопытно!
Прасковья вела их по рядам, показывая что здесь можно купить. «На Купалу все купаются и всё покупается! Таковы уж здесь свычаи-обычаи…»
Ярик тоже взял горсть монеток и пошёл по рядам… Чтобы ему купить? Игрушки, бирюльки? Он же не маленький… И сластей не хочется… Да! Ему же нужно починить амулет, подаренный магистром! Его же ворон поломал!
