«Зачем она здесь?» – лихорадочно думал Зажим.
«Затем», – хихикнул внутренний голос, и зэка прошиб ледяной пот.
(Я грибник. А вы мои грибы.)
«Он собирается нас закопать. Закопать живьем в землю».
Эта мысль буквально рассекла его измученный мозг, как острый нож кочан капусты, и зэк покрылся холодным потом.
– Добро пожаловать в свою лунку, малыш, – услышал он в темноте голос егеря.
Зажим открыл рот, но крик застрял в глотке, словно гарпун в жабрах рыбы. Через секунду его ноги, а потом и все тело заскользило куда-то вниз.
– Вошел, как патрон в барабан, – засмеялся Дикий.
Наконец ноги нащупали твердое дно. Зажим испуганно озирался по сторонам, отчаянно моргая – в глаза попали песчинки. Увидев, как Дикий начал деловито забрасывать яму землей вперемешку с гравием, он закричал:
– Нет, хватит! Кто ты?! Я все сделаю, парень!!! Остановись!!! Что тебе надо?!
– А мне ничего не надо, – пыхтя, заявил егерь.
Вторая фигура безмолвно маячила за его спиной, и когда Дикий невзначай повернул голову, полоска яркого света черканула по лицу Савы.
В глазах Зажима вспыхнул огонек надежды.
– Сава! Братуха, останови его! – крикнул он. – Мы ведь вместе шли! Объясни, что к чему! Мы ведь одна команда!!
Сава отпрянул назад, словно уступая дорогу калеке, покрытому язвами.
– Сава!! – теряя остатки самообладания, завопил уголовник.
– Тише, тише, – мягко произнес Дикий, продолжая утрамбовывать вокруг шеи Зажима землю. – Грибочки спят. Ты их разбудишь своим визгом.
Слезы бессилия потекли из глаз зэка.
– За… зачем тебе это?!
Дикий погладил гладко выбритую голову Зажима.
– Не плачь, – ласково проговорил он. – Все будет хорошо.
После этих слов он выпрямился, скрывшись в темноте. Сава остался на месте, переминаясь с ноги на ногу. И хотя их окружала кромешная тьма, Зажим почему-то был уверен, что видит, как поблескивает единственный глаз толстяка. И в нем наверняка проскальзывают искры неистовой ярости.
«Стопудово», – обреченно подумал Зажим.
– Сава, – хрипло заговорил он. – Братуха… Не держи на меня зла! Прошу тебя! Ну, погорячились вчера! Каюсь, слегка палку перегнули… С кем не бывает?.. Помоги! За мной не заржавеет! Мы ведь…
Его голос потонул в воплях Ходжи, которого Дикий волочил к очередной яме. Зэк орал и извивался, как червяк, которого пытались нанизать на крючок, из-за чего егерю пришлось усмирить его ударом в живот. Поперхнувшись, Ходжа замолк.
– Тссс, – произнес Дикий, прижав указательный палец к губам. – Не надо шуметь.
– Сава?! – без особой надежды спросил Зажим. Очередная слеза проделала соленую дорожку на его грубом ноздреватом лице.
Сава молча покачал головой и неслышно отступил в темноту.
Вскоре Ходжа тоже был засыпан землей, и теперь наружу торчали только их головы, гладко выбритые, с нелепо торчащими ушами.
Дикий отошел на метр, любуясь выполненной работой.
– Это хорошо, что у вас стандартный рост, – сказал он, отряхивая ладони. – У меня недавно был один груздь, дылда двухметровая. Когда я его усадил в лунку, он чуть ли не по пояс торчал. Но я решил, что ничего страшного.
Дикий перевел дух.
– Знаете, что этот засранец сделал?
Ходжа шмыгнул носом.
– Он вылез, – сообщил егерь с многозначительным видом, мол, «представляете, какая бестактность!». – Вылез, как глист сами знаете из чего. Пополз к моим прожекторам. Сшиб один из них, а когда тот разбился, начал елозить по стеклам. Ладно, сам порезался, но ему почти удалось перерезать ремень!
Дикий издал смешок, очевидно, вспоминая подробности этого «курьезного» случая.
– Я вхожу, а он на полу дергается, весь в крови, и уже почти освободил одну руку!
Присев на корточки, он погладил Ходжу.
– Успокойся, малыш, – промурлыкал он. – Не надо.
– Что… ты с ним сделал? – отрывисто спросил Зажим.
Он уже понял, что крики и сопли здесь не помогут. Оставался шанс разговорить этого шизофренического ублюдка. Зажим где-то слышал, что со стукнутыми нужно быть на одной волне, подстраиваясь под «фишки», на которых они повернуты.
– О! Хороший вопрос.
Дикий поднялся на ноги.
– Я отрезал ему ноги по колено. Остановил кровь и зашил культи. После этого груздь прекрасно влез в лунку.
– Наверное, ему это не понравилось, – осторожно предположил Зажим.
– Ты угадал, – хихикнул Дикий. – Он кричал так громко, что охрип, и мог разговаривать только шепотом.
Егерь разочарованно вздохнул.
– И он очень рано созрел.
«Созрел, – про себя в панике повторил Зажим. – Созрел – значит, скопытился?»
– Я сейчас, – сказал Дикий, растворившись в черной пелене.
Раздался лязгающий звук, какой-то шорох, и меньше чем через минуту луч фонаря вновь скользнул по головам зэков.
– Ну вот.
Дикий уселся по-турецки перед Зажимом, поставив перед собой небольшую стеклянную банку, наполненную какой-то вязкой жидкостью. Из банки торчала малярная кисть.
– Будет немного прохладно, – предупредил он, как следует обмакивая кисть в липкую субстанцию.
– Что… что это? – дрогнувшим голосом проговорил зэк.
– Эпоксидный клей, – охотно откликнулся Дикий, и Зажим закрутил головой.
– Не надо! Хватит, не надо!!
– Надо, – строго сказал Дикий. – Как, по-твоему, на твоей голове будет шляпка держаться?!
Зажим стиснул зубы. По лбу лениво стекала струйка клея, и он зажмурился. Увидев это, Дикий заботливо стер ее рукавом.
– Ну, совсем другое дело! – радостно заявил он, помахав перед лицом уголовника громадной шляпой из толстой мясистой резины. Она была серо-коричневого цвета с черными крапинками по краям. – Правда красивая?
Зажим не нашелся с ответом.
– Это я сам сделал, – с гордостью сказал Дикий. – Я их шью из автомобильных камер. Самое сложное – добиться нужной формы гриба. Вы ведь все разные. А потом я их раскрашиваю. Хочешь, могу как-нибудь показать краски? А если у тебя будет настроение, мы даже можем порисовать с тобой! У меня в позапрошлом году была одна «кукуруза», она такие шедевры ртом рисовала! Ладно, я немного отвлекся. Знаешь, кто ты теперь?
Зажим молчал.
Он не хотел открывать глаза. Если уж и открывать, то затем, чтобы убедиться, что все происходящее вокруг бредовый сон, который рассеется, как только он разлепит веки.
– Ты – мокруха еловая, – торжественно заявил Дикий, нахлобучивая на голову Зажима шляпу. – Ты растешь на почве в хвойных и смешанных с елью лесах. Пригоден в пищу, правда, только после пятнадцатиминутной варки. Можно солить и мариновать. Еще следует помнить, что перед термической обработкой со шляпки нужно снять кожицу, а с ножки удалить слизь. У тебя есть слизь, а, мокруха?
Дикий весело рассмеялся.
– Ну, не беда. Нет, так скоро будет.
– Ты псих, – выдавил Зажим. Слезы в его глаза высохли, и желание заигрывать с сумасшедшим пропало напрочь, как растаявший дым. – Ты чертов псих. По тебе плачет дурка, слышишь?!
Лицо егеря приняло огорченное выражение.
– Я думал, что услышу что-то новое. Но вы почти все одинаковые. И всегда действуете по одинаковой схеме. Вы предсказуемы, как тараканы.
Он зевнул:
– Скучно.
– Если ты не вытащишь нас отсюда, тебя порвут на части, – пообещал Зажим.
Дикий не удостоил зэка ответом. Вместо этого он передвинулся к Ходже.
– А вот и наш гриб-навозник, – доверительным тоном произнес егерь. – Бывают навозники белые, а бывают серые. Как гуси, хе-хе!
– Пожалуйста… – залепетал Ходжа, мотая головой. Из ноздри выскочила сопля, прилипнув к верхней губе. – Пожалуйста…
– У молодого гриба шляпка яйцевидной формы, а потом становится похожа на колокольчик, – продолжал вещать Дикий. – Цвет белый, сероватый или коричневатый. Поверхность навозника покрыта волокнистыми чешуйками. Гриб можно есть только в молодом возрасте, причем до начала окрашивания пластинок.
Закончив мазать череп уголовника клеем, Дикий критически оглядел его со всех сторон. В этот момент он был похож на художника, изучающего готовую картину, за которую долгое время не решался браться.
– А еще навозник не рекомендуется смешивать с другими грибами, – сказал он таинственно, будто сообщая чрезвычайно важный секрет.
– И что… что дальше? – осипшим голосом спросил Зажим. – Что ты будешь делать с нами?
Егерь отошел куда-то в сторону. Послышался громкий щелчок, и внезапно все внутреннее пространство подвала озарилось ярким светом.
Несмотря на широкие полы нового головного убора, непривыкшие к свету глаза ощутили ноющую резь, и Зажим снова зажмурился. Когда он все же отважился приподнять веки, Дикий уже нес почерневшую от копоти кастрюлю.
– Время кушать, – скомандовал он, присаживаясь возле уголовника.
