– Свирепствуют хлопцы, душу отводят. – Вздохнул обозный Задрыга, переступая через очередное посечённое саблями тело в татарском халате, валявшееся на дороге. – Но уразуметь их можно! Сколь басурмане крови на наших землях пролили, один Господь ведает…
Иван, шагая рядом с ним, мрачно посматривал по сторонам. Перед взором юноши вставали страшные картины пути в Крым, зарубленные полонённые люди по обочинам Чёрного шляха. Око за око, зуб за зуб…
Дикий вопль, раздавшийся из ближайшего дома, заставил вздрогнуть даже видавших виды старых сечевиков. Через распахнутые ворота выкатились под ноги казака две маленькие детские головки. Следом, волоча за волосы визжащую девушку в разорванном платье, появился кряжистый смуглый казак. Швырнув юную татарку лицом в пыль, казак оскалившись, взмахнул саблей. Голова мигом слетела с узких плеч девушки, кровь брызнула фонтаном…
Поражённый, Иван с ужасом уставился на сечевика. Кажется, всего уже насмотрелся, ко всему привык! Но это…
Растрёпанная женщина рыдая, выскочила на улицу и упала на колени над срубленными детскими головами. Рвя на себе волосы, она воя сидела на земле, качаясь из стороны в стороны. Кряжистый казак, опустив окровавленную саблю, смотрел на неё некоторое время мутными глазами. Затем шагнул вперёд. Пронзённая на сквозь, женщина повалилась на землю, протянув руки к головкам сыновей…
– Лютый, совсем озверел? Чего детишек и баб порешил, нелюдь?! – Славко зло матюкнулся.
– А ты не лезь ко мне, куренной! – прохрипел казак, вытирая ладонью потное лицо. – Я сих гадов басурманских вбивал и вбивать буду! Всех под корень! – сечевик, покачиваясь, как от кухоля доброго вина, направился вниз по улице.
Запорожцы, потеряв былое веселье, осторожно обходили головы на дороге. Идущая во главе куреня старшина тихо обсуждала между собой, что Лютый совсем обезумел и надо выносить его на казачий круг.
– Жалко! Добрый казак страха не ведает! Но вот… – бунчужный Кулага в серцах сплюнул.
Гружёная арба перегородила путь. Казаки копались в ней, отбрасывая ненужные им вещи на дорогу. «Ненужными вещами» были в основном книги, составлявшие половину груза арбы. Сухощавый смуглый старик в окровавленном бурнусе лежал ничком у колёс повозки.
Мансур-Аль-Рашид! Писец коменданта крепости, знаменитый в Кафе книгочтей, человек образованнейший! Иван с жалостью смотрел на мёртвого араба. Полтавцы ругаясь, потребовали освободить дорогу. Казаки облепили арбу, топча и давя разбросанные книги.
Иван бросился вперёд и стал их подбирать. Быстро просмотрев книги, отбросил некоторые обратно. Насобирав целую стопу тяжёлых, в толстых кожаных переплётах фолиантов, свалил их грудой на повозку.
– Джура, для чего тебе это барахло? Грамоту разумеешь, что ль? – Славко удивлённо уставился на юношу.
– Разумею, пан куренной атаман. – Коротко ответил Иван, стараясь не обращать внимания на насмешливые ухмылки казаков.
– Ну-ну, так ты ещё и грамотей, хлопче! – протянул Славко. – Будешь тогда у меня писарем куренным! А то хлопцы все больше селюки безграмотные и письменные дела в курене вести некому…
Вспыхнув, Иван хотел было резко возразить атаману, что он сечевиком хочет стать, а не писарем. Но, наткнувшись на суровый взгляд Свирговского, юноша не посмел ему возразить.
В порту царило столпотворение. Десятки возов, доверху гружённые добычей, стояли на причалах. Казаки и толпы бывших рабов возились там, переправляя содержимое повозок в чайки. Людской гвалт и шум заглушал даже рёв пушек из крепости.
У большого венецианского корабля, вновь пришвартованного к причалу, толпились запорожцы. Гетман Самойло Кошка, помахивая булавой, стоял перед пленным пожилым итальянцем. Несколько в стороне сидели на земле около сотни женщин и детей в рваных русских одеждах. Казаки уже надавали им разных дорогих тканей. И всякой еды. Женщины – все молодые и красивые, кутали плечи и головы атласными персидскими шалями и пересмеивались с сечевиками. Дети – мальчики, примерно одного возраста, лет пяти-шести, дружно наминали сласти, сжимая в ручонках золотые и серебряные украшения, подаренные им казаками в качестве игрушек.
Заметив приближавшихся полтавцев, гетман приказал старшине куреня подойти к нему. Отправив обозного с добычей к своим чайкам, Славко, бунчужный Кулага, хорунжие и сотники присоединились к гетману. Здесь уже находились другие куренные атаманы со старшиной. Иван и большая часть полтавцев стали в сторонке, с любопытством наблюдая за событиями.
– Вовремя появился, пан Ярослав! – Самойло Кошка ткнул булавой в стоявшего напротив венецианца в богатой одежде. – Дело занятное зараз решать будемо…
– Чего решать, Кошка! Головы снять с папистов сраных. На колья их всех, на свечи! – дружный рёв окружающих сечевиков взмыл над причалом.
Гетман поднял голову вверх. Крики запорожцев понемногу затихли.
– Тихо, шановне панство! Решать всё будемо по чести и справедливости! – гетман повернулся к знатному венецианцу:
– Так что ты можешь сказать славному войску низовому запорожскому? Говори!
Итальянец бледный, но державшийся с достоинством, надменно глядел на толпившуюся перед ним орду сечевиков. Около сотни матросов и солдат стояли позади него, почти все раненные, в изорванных одеждах, в побитых панцырях и шлемах.
– Я есть полномочный посланник Венецианской республики, дон Горацио Беллани! От имени великого герцога Венеции, заявляю вам, казаки запорожские, что нападение ваше на правительственный корабль «Золотой лев» и другие коммерческие корабли республики есть самое злонамеренное пиратство и разбой! – посол говорил по-польски довольно правильно, четко выговаривая слова, – ваши деяния есть преступление перед законами божескими и человеческими. Мое правительство будет жаловаться вашему королю на беззакония, творимые вами!
Гетман, склонив голову внимательно слушал венецианца. Затем обратился к соявшей позади него старшине:
– Ну, Панове атамане, все уразумели, что изрек сей гость заморский?
Старые казаки наперебой подтвердили, что слова посла поняли отлично. Самойло Кошка обернулся к венецианцу и неожиданно гаркнул во всю глотку
– Да я хрен ложил на польского короля и на всю ясновельможную шляхту разом!
После секундного молчания гомерический хохот казаков сотряс воздух. Свист и издевки градом посыпались на головы итальянцев.
– Войско низовое никому не подчиняется и никому ласку не строит, – гремел над причалом голос гетмана, – вы что же, торгаши веницианские, не знаете, что мы ведем постоянную войну с турками и татарами, разоряющими земли наши? И всех, кто торгует с басурманами жучив в хвост и гриву! Поганские суда обчищаем полностью, с ваших забираем четверть добра, что маете! И сие есть справедливо! – гетман потряс над головой булавой, – вы же сами, скряги, сколько войн вели с османами! Множество людей ваших томятся на турецких галерах, к веслам прикованные! Столько народа из стран западных сгинуло на рудниках африканских! А вы якшаетесь с басурманами, привозите им товары разные и нас, казаков, вбиваете!
– Я сожалею, сеньор, что мои солдаты причинили большие потери людям вашим. Но поймите – мы защищались от нападения вражьего! Что касается дел коммерческих, то нет сейчас войны между Великой Портой и Венецией. А торговля должна идти, это…
– Чего?! Он еще извиняется, га?! – рявкнул Самойло, перебив рассудительную речь посла, – мои хлопцы не в обиде, что защищаясь твои люди постреляли многих их товарищей. Смерть в бою – есть достойный венец его жизни! Так лучше, чем от старческих болезней, либо от горилки в шинке! Верно говорю товариство?
Куренные атаманы утвердительно кивнули чубатыми головами. Запорожцы вокруг тоже зашумели, что обиды за погибших Братчиков на фрягов не держат, что дрались те славно…
– Вот видишь, пан посол – хлопцы мои есть ребята не злопамятные и каменюки запазухой не носят! – произнес гетман тихим, почти елейным голосом, – и ты, уважаемый, весьма гладко говаривал о торговле, мирных договорах, заслушаться можно! – елей в голосе Самойло Кошки пропал. Его холодный взгляд уперся в темные глаза пожилого венецианца:
– С каких пор негоцианты вашей республики стали торговать православными рабами?
Посол снова побледнел. Его седая острая бородка дрогнула:
– В Европе нет рабства, вы же знаете. Это просто досадное недоразумение…
– Чего?! Недоразумение?!в трюме вашего христианского корабля, да еще правительственного, находились семьдесят молодых дивчат, уведенных татарами из земель московских! И три десятка хлопчиков, мальцов! Как сие можно объяснить?!
– Падлы они! Католики поганые! Сечь их, сечь в капусту, всех порешить! – взорвались ревом запорожцы. Сотни сабель взметнулись в воздух, горящие ненавистью глаза сечевиков прожигали насквозь итальянцев.
