Солнечно и ветрено, местность холмистая, но дорога прорезает холмы, и лошадь не очень перетруждается. По пути фотографирую наиболее интересные пьедесталы для почтовых ящиков. В большинстве это обыкновенные столбы или перекладины. Но в Мэконе хозяин дома сварил звенья толстой цепи и поставил ее вертикально, водрузив почтовый ящик сверху. В Бивере притащили к воротам молочный бидон, установили в нем столбик с почтовым ящиком и залили бетоном. Решил и в дальнейшем коллекционировать фотографии интересных почтовых ящиков. Возможно, в будущем издам альбом.
В Баклине вдоль дороги тянулся высокий забор, за которым паслись животные, похожие на наших лосей, но ниже ростом и с менее разветвленными рогами. Вероятно, это была разновидность оленей, называемых у нас маралами. Рядом с забором, через дорогу, высился старинный дом красного кирпича, с балконом. Ну, этого я не мог пропустить!
При въезде во двор меня встретил высокий стройный мужчина лет семидесяти, в белой шляпе с высокой тульей (называется она здесь почему-то «десятигаллонной» шляпой, хотя вмещает, дай Бог, один галлон) и отутюженных джинсах. Хозяина звали Раш Джонсон, сокращенно – Расти, что на русский переводится как ржавый. После недавнего сердечного приступа продал он 600 гектаров земли и 350 голов маралов, оставив себе только пять элитных быков.
Ветеран Второй мировой войны, он перепробовал много профессий, пока не нашел ферму, где паслось в загоне несколько маралов. Купив ее, поехал обучаться их разведению в Шотландию, провел несколько недель и в Германии, пока не освоил тонкости этого дела.
Панты маралов охотно покупают китайцы и другие азиаты и платят за пару полторы – две тысячи долларов. На Дальнем Востоке верят в способность пантокрина повышать сексуальные способности мужчин, поэтому рынок обширен и перспективы обнадеживающие. Слышал Расти, что и в России есть подобные фермы, где панты отпиливают без всякой анестезии. У него же целый комплекс загородок для удержания животных в фиксированном положении, чтобы делать им профилактические и анестезирующие уколы перед отрезкой пантов.
Дом Расти, построенный в 1869 году, уставлен трофеями его охотничьих экспедиций вокруг земного шарика. Здесь и медведи с кабанами, и леопарды с горными львами, бесконечное количество чучел птиц и даже слоновья нога в качестве мусорной корзины. Заметив мой неодобрительный взгляд, кинутый на отрезанную слоновью ногу, Расти заверил, что слона не убивал, а ногу приобрел на барахолке.
Спать меня определили на втором этаже, в комнате для гостей, с отдельной ванной и биде. Постельное белье мечено было фамильным гербом, обои английские, со сценами охоты на лис.
Лиза, жена Расти, коллекционирует старую сельскохозяйственную утварь: серпы, косы, грабли, тяпки и пр. Стены сарая увешаны этим антиквариатом. Так мне хотелось попросить ее поменяться хомутами (мой был в худшем состоянии, чем любой из этой коллекции), но сдержался – найду авось по пути.
Джонсоны решили пообедать в ресторане друзей в Брукфилде и по пути заехали к дочери. Она сделала пристройку к дому, в котором провел детство Уолт Дисней – знаменитый мультипликатор. Черэл добровольно взяла на себя обязанность по охране этого дома. Меня несколько удивило, что основанная Диснеем империя детских развлечений не позаботилась о сохранении дома ее основателя.
Миллионы американских, да и не только американских детей воспитаны на мультиках Диснея. Микки-Маус, Том и Джерри, Белоснежка и семь гномов, Бэмби были образцом для подражания и формировали американскую цивилизацию не в меньшей степени, чем фильмы о ковбоях или героях Шварценеггера и Сталлоне. Происходит неуклонная «диснеизация», «шварценеггеризация» и «сталлонезация» этой страны, да и всего мира.
В ресторане, называемом «Деревенская кухня», все знали Джонсонов, и они всем меня представили. В тот вечер местное начальство отмечало приезд новой врачихи. Как и у нас в России, в «глубинку» трудно заманить врачей, и они долго здесь не задерживаются.
Утром, до моего отъезда, Расти решил показать, как усыпляют марала, чтобы отрезать врастающий в его череп кончик деформированного рога. Он зарядил воздушку ампулой снотворного, прицелился – бабах. Минут через 15, говорит, олень скопытится, и мы обрежем ему рог. Прождали 40 минут – хоть бы хны этому паразиту. Всегда так, когда сам по себе трудишься, все получается, а напоказ – фигушки!
Свернув направо, я потрусил дальше по 36-й дороге. В нескольких километрах от Джонсонов оказалась еще одна маралья ферма. Хозяева, Ллойд и Дорис Моссбергер, кроме своих, выращивают еще животных, принадлежащих индейскому племени апачи. Будучи конкурентами Джонсонов, они и слышать не хотели о них, когда я неосторожно завел разговор о гостеприимстве прежних хозяев. На вопрос же, почему они уехали из родной Новой Зеландии, ответили, что в США больше денег и возможностей их заработать.
Еще через час пути меня нагнал Расти, привезя бутылку самодельного вина и палку колбасы «салями» из оленины. Попросил он также писать, когда найду возможность. Вот закончу путешествие, тогда и напишу, а лучше эту книгу пришлю, только на английском.
Не любил я останавливаться на фермах, что на противоположной стороне дороги. Но, нарушив завет, пересек дорогу и въехал во владения Боба и Мэри Грэм. Чистота на их дворе – плюнуть некуда. Мэри высаживала цветы на клумбах, Боб ремонтировал трактора, у него их было пять. Был у него еще самолет «Чесна» и взлетно-посадочная площадка для него. Они с женой регулярно летают в Аризону, где у них куплен дом с бассейном, предназначенный для жизни после выхода на пенсию.
Со скрипом, но разрешили мне хозяева остаться на ночь и попасти лошадь. С приходом сумерек Боб запер сарай и, не заходя ко мне, прошел в дом и закрылся.
Всю ночь Ваня рвался пастись на зеленях возле фермы, поэтому пришлось перевязывать лошадь с одного на другое место, где уж там – просить у хозяев сена. Слава богу, хоть зерно у меня было в загашнике.
Утром Боб подошел спросить, как дела.
– Спасибо за гостеприимство, – выдавил я из себя с фальшивой улыбкой и добавил: – Найдете время, приезжайте ко мне в гости.
А на душе было так погано, что на следующей остановке в городе Чилликоти купил бутылку «старого английского» пива и высосал ее по дороге. Ох, не делал бы я этого!
Под ритмичный стук копыт я задремал, а когда встрепенулся, Ваня стоял на поперечной дороге и смотрел на меня, явно насмехаясь над моей пивной слабостью и радуясь возможности отдохнуть. В ярости на себя и на него, вернулся на основную дорогу и почесал дальше. Правда, удивлялся, чья же это лошадь оставила вдоль дороги навоз? Кто же едет впереди меня на лошади?
Километров через пять увидел ферму. Подумалось, правда, что подобную я где-то встречал. Старик фермер рассказал, что ферма принадлежала когда-то богатому рабовладельцу, а в сарае было общежитие для молодых и малосемейных негров. Вот уж никогда не думал, что в штате Миссури были когда-то рабовладельческие плантации.
Потомок рабовладельцев не изъявил желания оставить меня на ночлег и посоветовал проехать дальше на запад, в деревню Брекенридж. При этом указал направление, откуда я только что приехал. Я как можно деликатнее заметил, что запад находится в противоположном направлении. Это взъярило старика:
– Я всю жизнь здесь живу, – заорал он, – и, уж наверное, знаю, где солнце всходит, а где заходит!
Вот тебе, бабка, и Юрьев день! Похоже, когда Ваня свернул на боковую дорогу, я вернул его на основную и, по пивной дури, поехал туда, откуда приехал. Значит, и навоз конский вдоль дороги был Ваниного производства. Ох, Анатолий, не уедешь ты далеко, если на запад восточной дорогой будешь ехать!
Ветераны
25 апреля
Глубинка штата Миссури. По сторонам проселочной дороги скучают непаханые поля и заброшенные фермы. Редко проезжают машины, но никто из них не выходит и не интересуется, куда это мужик на телеге едет. Какая-то вуаль неведения наброшена на эти места.
В Брекенридже стоит на перекрестке магазин, где продают все – от виски до бумажных пеленок. Таких магазинов, типа нашего сельпо, почти не осталось в Америке. Мне тем более приятно было поговорить с хозяйкой этого реликта, которая знала всех обитателей деревни. Она и посоветовала ехать на ферму семьи Патнэм, у которых были лошади.
По дороге меня остановила женщина с ребенком и попросила прокатиться. Акцент у нее был явно европейский, и я спросил, как она оказалась в этой глубинке. Герда Хох с грустью поведала, что познакомилась с мужем-военным в Германии. Приехав с ним в эту «страну обетованную», она оказалась никому не нужной Золушкой. Родился сын, а вскоре пришлось развестись с мужем, не найдя замены. Хотя у местных жителей предки немецкого происхождения, они не принимают ее в свой круг. Удивительная вещь – американцы действительно считают себя нацией. Для них она всегда будет «немкой». Никто ее в дом свой не допускает и к ней в гости не заходит.
