мать должна отправить сына к его отцу в Калькутту. Сказав «прощай» на станции, его сестра-близнец внезапно сгибается в агонии и издает долгий отчаянный крик. В Калькутте почти разучившийся разговаривать, психически опустошенный, возможно, из-за отсутствия своей сестры, мальчик выживает, делая покупки и готовя еду для новой семьи своего отца. Рой слишком хорошая писательница, чтобы прямо объяснять причины описываемых ею событий, но ясно, что мальчик выживает только за счет того, что становится похожим на свою сестру-близнеца (которая в большей степени он, чем он сам) и выполняет обязанности девушки. Он не теряет своего близнеца, он становится ею. Их мать, сломленная и состарившаяся раньше времени, умирает, и близнецы, чья семья снова разрушена, вновь обретают друг друга уже в юности. Признание происходит медленно, они лежат рядом в позе ложек, точно так же, как в детстве. Но на этот раз происходит инцест. Облегчением для меня здесь является то, что они, по крайней мере, нашли друг друга среди разрушений и жестокости их мира. Может ли кровный инцест стать убежищем в слишком травмирующем мире? Повторяющаяся травма оставляет слишком мало от себя самого – может ли сиблинг восполнить эту нехватку?
В рамках модели отсутствия границ для инцеста должно существовать состояние «двое как одно», характерное для матери и плода. Травма призывает вернуться к этому доэгоическому утешению другого как самого себя. Но средством такой регрессии является не нарушение окончательного запрета на инцест с матерью (которая в романе Рой в любом случае эмоционально разрушена), а инцест с сиблингом. Ожидая появления нового ребенка, маленький ребенок думает, что он будет таким же, как он, копией, дополнением, что с его приходом «меня» станет больше.
Вернемся к Саре. Балинт комментирует инцест Сары с ее братом так: «Неспособность ее матери распознать проблему, с которой столкнулась ее дочь в то время, как и в более раннем возрасте, была тяжелее для моей пациентки, чем сами переживания» (Balint E., [1963], p. 42). Как уже упоминалось ранее, западные психиатры и психотерапевты утверждают, что инцест между братьями и сестрами происходит чаще всего при отсутствии вертикальной, то есть обычно родительской заботы. Хотя от контекста многое зависит, ребенок очень остро чувствует это родительское пренебрежение. Сам инцест может быть проявлением насилия, издевательств и жестокости со стороны старшего ребенка по отношению к младшему; он может быть проявлением утешения, когда между детьми существует относительное равенство; однако отсутствие защиты со стороны взрослых присутствует во всех случаях6. Это могло бы подтвердить наблюдение Балинт о том, что проблемы Сары связаны с отсутствием внимания со стороны матери, что, в свою очередь, повторяет нехватку признания Сары как личности в более раннем возрасте. Балинт считает, что инцест подтверждает ее утверждение о том, что главной проблемой Сары был недостаток первичного материнского признания того, кем она была. И все же у Сары есть фантазии, которые относят полное отсутствие материнской заботы на генитальный уровень. Сара приравнивает все свое Я к своей матке, и именно эта матка, как она утверждает, была отнята у нее. В ее повторяющемся сне собака выходит из моря на пляж, где стоит Сара, кусает ее и крадет ее матку. Она вспоминает настоящее происшествие, на котором основан этот сон. В конце своего лечения она приносит аналитику гальку с пляжа, который она узнала в своем сне. Она утверждает, что галька представляет ее утробу/Я, которую, по ее словам, она получила назад в основном благодаря обратной связи от аналитика как матери, которая может дать ей признание.
Я уверена, что вопрос о месте сиблингового инцеста в теории тесно связан с аспектами генитализации. В частности, следует отметить, что хотя Сара, по-видимому, проявляет сильную зависть к пенису, а ее активная взрослая гомосексуальность и гетеросексуальность ярко выражены, ее прото-Я, или Я, которым она могла бы быть, воспринимается ею не как пенис (что обычно для бисексуальных фаллических фрейдовских детей любого пола), а как матка. О девочке-как-фаллосе писали такие авторы, как Отто Фенихель (Fenichel, 1945), ее, пожалуй, легче всего понять через лакановское понятие стадии зеркала, или «воображаемого». На этой стадии дискоординированный младенец любого пола находит свое Эго (или Я) в виде связного, целостного имаго самого себя в зеркальном отражении, на которое указывает его мать, говоря «это Джонни». Это иллюзорное Я приходит и уходит в зеркале; оно либо исчезает, либо кажется вертикальным и всемогущим, другими словами, фаллическим. Но Сара представляет себя как потерянную и найденную матку.
Балинт отказывается называть болезнь Сары или ставить ей какой-то диагноз, но она говорит, что Сара ближе к «пограничному» спектру. Если так, то эдипальные аспекты заключались бы в том, что она хотела бы остаться такой, какой ее желает видеть мать, а именно, одновременно доэдипальной и обладающей тем, чего не получила мать (фаллос), и эдипальной с тем, что отец (но не растущий ребенок) может предложить ей (опять же фаллос). Девочка, отвергающая предназначение психической женственности, которое состоит в том, чтобы стать объектом любви для ее отца, может вместо этого заставить все свое тело-эго принять образ фаллоса для своей матери (классическая позиция женской истерики). Те психоаналитики, которые поддерживают идею о том, что девочки, как и мальчики, имеют психику, которая совпадает с их биологией (фаллической для мальчиков и с внутренним пространством для девочек) и с узнаваемым другими людьми гендером, должны, соответственно, полагать, что женское Эго представлено маткой7. Возможно, это может быть принято как должное, как, например, делает Балинт в ее описании случая Сары, но я считаю, что этот вопрос требует дополнительного внимания. Хотя зависть к утробе матери и первичная женственность младенца являются предметом психоаналитического дискурса, матка пока еще не считается местом для структурной репрезентации самости. Я полагаю, что неспособность указать место в структуре, отвечающее за запрет на сиблинговый инцест, ведет к тому, что отсутствует теоретическое осмысление утробной саморепрезентации: у человека есть пространство, полость внутри, которая может быть заполнена или быть пустой, голодное чрево, живот/матка, анальное чрево, пространство, из которого может произойти нарциссическое партеногенетическое рождение.
Прежде чем начать рассуждать о биологической основе для психической саморепрезентации матки, я хотела бы подчеркнуть, что не уверена в том, что эта психическая саморепрезентация сексуально дифференцирована. Более того, я считаю, что как у мальчиков, так и у девочек существует стадия, когда живот/матка как выражение внутренней сущности может использоваться для саморепрезентации «внутреннего Я» независимо от гендера. Дональд Винникотт назвал это состоянием «бытия» и считал его женским; он сравнивал его с состоянием «действия», которое было «мужским». «Бытие» для обоих гендеров предшествует
