Думаю, после моего появления гостья и так не будет задерживаться.
Чуть приподнимаю край полотенца Стефании и замечаю — на ребенке нет одежды. Теперь задача усложняется. Вещи девочки находятся в другой комнате.
— Марик, я такая неосторожная, — Зинаида делает вид, что сама виновата в захлопнутой перед ее носом двери. Вваливается в комнату. — Ты, наверное, не услышал вопроса?
— Услышал, — огибаю женщину и снова шагаю в коридор. — Анастасия, займи уже свою мать!
А Зинаида как плутовка на пенсии топчется за моими плечами. При другой ситуации даже самый отъявленный болван догадался что разговаривать, а уж тем более давать пояснения ему не хотят. Мать намного хитрее Анастасии. Она умеет во время притвориться.
Анастасия подавлена, скорее всего, ей стыдно за маму.
У меня тоже настроение так себе, хотя когда выезжал из офиса чувствовал эйфорию.
Я разделывался с очередным иском застройщика Минькова, когда мне на телефон поступил звонок из клиники в Англии. Лучший генетик Том Хаддорсон лично проводил для меня исследование. По блату.
— Сэр Лютольф, по сводкам из лаборатории стало известно, что Стефания Романова имеет близкое родство с вами. Результаты и документация уже отправлены на вашу электронную почту.
Его слова заставили меня очень быстро долбить по клавиатуре компьютера и в скором темпе отправить застройщика Минькова восвояси, сократив консультацию на тридцать минут.
Я знаю английский в совершенстве и с легкостью прочитал сообщения из Лондона. После этого тупо осел в кресте и еще какое-то время подводил свои жизненные итоги, пытаясь переварить информацию.
Хотя я никогда не считал детей каким-то отягощающим фактором в отношениях с женщинами. Обузой. Такой позицией держатся только слабаки.
Но все равно чувства отличались. После звонка Тома я действительно обрел семью, о которой даже не задумывался прежде. В моих планах было подохнуть холостяком, а стакан воды в старости мне бы принесла молоденькая служанка.
Когда первостепенный шок развеялся, я улыбался как кретин, глядя на отражение в потухшем мониторе компьютера. Странно, но видел я не себя, а Стефанию.
Улыбка сменилась необъяснимым восторгом, и нужные гормоны ударили по мозгам ощущением праздника. На радостях я подорвался из кабинета с чистым желанием вернуться домой раньше. Заехал в цветочный бутик по дороге и скупил у них все белые розы в наличии. Почему-то именно эти цветы ассоциируются у меня с Романовой и, конечно же, Стешей. Но!
О роскошном букете пришлось забыть, когда возле нашей высотки я встретил красную машину Золотова. Да, я оставил розы в арендованной тачке, не потому, что передумал. Реально забыл. Теперь, наверное, их уже убило морозом.
И когда я переступил порог своего дома, то представить не мог, что буду испытывать, смотря на Зинаиду. Держащую на руках мою дочь. Во мне взыграла дикая агрессия. Животная. Больших трудов стоило ее контролировать.
Чувства, будто твоя дочь находится в лапах, а не в заботливых объятиях родственницы. Должно быть, я впервые познал настоящий инстинкт, отвечающий за сохранность потомства. Повторюсь, для Анастасии Зинаида Федоровна мать, для меня истинная приверженка Золотова.
Однако не в каменном веке живем и, мне придется искать компромисс с Настей. Беседовать с ее матерью. Но не сегодня. Я еще ни готов и не придумал стратегии.
Анастасия Евгеньевна осторожно берет за локоть родственницу, чтобы увести ее в кухню, но женщина вырывается, резко подскакивает ко мне и цепляется костлявой рукой в рубашку.
— Сынок, эта девочка, — кивает на Стефанию, — нагулянная. Но если ты решился взять Настьку с приплодом в жены, то цены тебе нет!
— И как бы я жил без вашего благословения?..
Я пытаюсь держаться, но терпение мое на исходе. Последние капли выжимаю.
От эмоций до скрежета зубного напрягаю челюсть.
У Анастасии горят щеки. Она насильно утягивает сумасбродную мать.
Мы с дочерью запираемся в комнате, где я кое-как одеваю на Стешу колготки и кофту. Девочка улыбается, показывает язык и пускает слюни. Отмечаю, что брезгливости от этого не ощущаю. Вытираю рот дочери краем от пижамы Насти. Пока хозяйка вещицы не видит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Беру Стефанию за подмышки и сажаю в манеж. Задерживаюсь напротив с чувством выполненного долга. Игрушек еще надо набросать. Разноцветные кубики думаю, подойдут. Какая Стефании разница, что в рот тащить?
Для антуража включаю телевизор. Пусть дочь наслаждается, выглядывая из-за сетчатой перегородки манежа, а заодно не слышит взрослых разговоров.
Обеспечиваю досуг Стеше и возвращаюсь обратно к женщинам. Я застаю Анастасию и ее одевающуюся мать в прихожей.
— Уже уходите? — скрещиваю руки на груди и плечом подпираю угол.
— Не хочу вам досаждать.
— М… ну тогда привет Олегу Эдуардовичу передавайте, — не сдерживаюсь, но сохраняю ровный тон.
— Да на кой черт мне теперь сдался этот олух?! — скрипучим голосом возмущается, застегивает крючки на шубе. — Такую девчонку упустил. А ты, Марик, вижу человек порядочный. Богатый. Не оставишь без куска хлеба ни Настьку ни ее престарелую мать.
— Мама! — восклицает Романова.
— Что мама? — шипит в ответ и дергает ручку двери.
Когда железная створка захлопывается, и мы остаемся вдвоем, Анастасия кидается со своими извинениями, но мне они неинтересны. Я не считаю Романову виноватой. Она, пожалуй, из числа немногих моих клиентов, которых действительно судить не за что.
— С доченькой порядок? — смущенно опускает мои руки со своей талии.
— Да…
Теперь я чувствую себя расслабленно и не прочь заигрывать с Анастасией.
— Тогда, проверю как там Алекс, — прячет от меня взгляд. Кажется, женщина понимает мои намеки на большее, чем просто объятья. — Попугай кричал… проголодался… наверное…
— Иди, — снисходительно отвечаю. — Только недолго.
Романова торопливо бежит в кабинет. Я медленно двигаюсь следом, ведь нам почти по пути. Хочу освежиться в ванной. Успеваю остановиться возле нужной двери и, в мое поле зрения вновь попадает Романова. Анастасия побледнела. Еле шевелится. Смотрит на меня стеклянными глазами.
— М…марк… — у нее стучат зубы и это слышится. — После моего отъезда ночью ты заходил в кабинет?..
— Конечно. Так же как и ты кормил Алекса.
— А перестановку не делал? Ничего не убирал.
Призадумываюсь.
— Хм… вроде нет. А что случилось?
— Проклятье… — шепчет Анастасия и закрывает ладонями лицо.
Глава 17
Анастасия.
Я же говорила, что в ту ночь поступила так, как было лучше для Стефании. Я не решилась идти в одиночку против грозовой бури Лютольфа и предпочла оставить бумагу с моей подписью на столе…
Думала, что Марк неслучайно подложил бумагу на видное место. Думала, что адвокат проверяет меня. Теперь жалею. Стократно.
Мой маленький мир рушится в одночасье, ведь еще несколько минут назад в кабинет заходила мама. Она пробыла там достаточно времени, чтобы заметить странную бумагу и прихватить ее.
Да мы не близки с Зинаидой, однако мать знает мою хитрую роспись, которую обычному человеку подделать сложно.
— Настя, никак призрака увидела?
Марк пытается шутить, но в его глазах я наблюдаю подозрение. Черт.
С влиянием адвоката и твердым характером мне будет сложно оправдать Зинаиду Федоровну за проступок.
Мама снова разбивает мне сердце и безжалостно топчется по осколкам. А я ничего не могу с собой поделать, люблю Зинаиду и хочу покончить с враждой.
Она так обрадовалась, когда лично узрела финансовое положение Лютольфа, что мне показалось, я смогу добиться ее снисхождения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В мелких делишках, которые не так остро трогают душу, врать у меня получается замечательно. Но сейчас трудно держать себя в руках. Если я еще хоть слово молвлю адвокату, он непременно меня расколет.
В свою очередь, мне необходимо уберечь мать от фатальной ошибки, ведь это она выкрала бумагу, поддавшись каверзным убеждениям Золотова!
