Убедительный пример представляет известный Ягошурский клад 843 г. Из состава этого огромного клада, включавшего до полутора тысяч монет, В. Г. Тизенгаузеном было взвешено 628 дирхемов Омейядов и Аббасидов, т. е. именно той части, которая является определяющей[210]. Вес 487 экземпляров колеблется в пределах 2,7–3,0 г, причем преобладающей группой (378 экземпляров из 487) является группа монет весом 2,8–3,0 г. Наличие в обращении монет этой группы внешне свидетельствует как будто о незначительном, но все же заметном превышении нормой обращающихся монет нормы русской куны. Однако если мы обратимся к среднему весу всех монет, то отклонение сведется на нет: он равен 2,8 г, т. е. лишь на 0,07 г отличается от теоретической нормы куны, что на гривну дает превышение в 1,5 г. О том, насколько невелико и практически неуловимо такое отклонение, может говорить то, что в пределах 1,5 г расходятся в весе отдельные экземпляры дирхемов, чеканенных в это время в один год и в одном городе, с массами монет выдержанного веса.
Рис. 20. Весовая диаграмма дирхемов халифов Мунтасира, Мустаина, Мутазза, Мухтеди (861–870 гг.). По 86 экз. коллекции Эрмитажа
Единообразие состава монетного обращения хорошо прослеживается по весовой диаграмме Новгородского клада 864 г. В его состав входят 203 аббасидские, тахиридские и омейядские монеты, в числе которых 189 имеют вес 2,7–3,0 г; только 14 монет остаются вне этой нормы (рис. 19).
Мы подошли вплотную к периоду, когда в кладах снова появляются обломки. Монеты аббасидского чекана 60-х гг., усиление выпуска которых вносит своеобразие в хронологический состав этих кладов, изучены по 86 экземплярам собрания Эрмитажа (чекан Мунтасира, Мустаина, Мутазза, Мухтеди). Результаты оказались весьма показательными. Только 41 экземпляр (т. е. менее половины) имеет привычный для нас вес 2,7–3,0 г – вес аббасидских монет предшествующего времени; но вес 33 монет превышает 3,0 г. Кривая, отражающая весовой состав монет этого времени (рис. 20), теряет свою стройность в сравнении с кривыми предыдущих диаграмм и как бы оседает – чекан становится по весу более разбросанным. Изменения в чекане отразились на среднем весе монеты, который по 86 экземплярам составляет 3,0 г. Здесь имеется уже не слабое превышение теоретической нормы куны, как в случае с дирхемами Харуна, а превышение существенное, так как 25 дирхемов с этим средним весом равняются уже не 25, а приблизительно 28 кунам. Такое отклонение веса не могло не изменить характер приема монеты, и мы вновь отмечаем появление в русских кладах обломков. В соответствии с характером изменений, происшедших в весовых показателях монет, эти обломки теоретически должны служить такими же аморфными «довесками», какие были характерны для обращения начального периода. И в самом деле, если обратиться, например, к весовой диаграмме обломков Шумиловского клада 871 г., то среди них можно отметить все варианты перехода от 2,8 до 0,9 г (рис. 21). Какие-либо группы обломков, компактных в весовом отношении, не выделяются и здесь; иными словами, русское обращение продолжает иметь дело все с тем же единственным реальным элементом системы – куной.
Рис. 21. Весовая диаграмма древних обломков Шумиловского клада 871 г. По 127 экз. Новгородского музея
Однако наибольший интерес представляет не это вторичное появление в русском обращении обломков, а быстрое их исчезновение из обращения. Можно было бы предположить, что после 60-х гг. IX в. чекан дирхема на Востоке выправился и его вес возвратился к единообразию, удовлетворявшему требованиям русского обращения. Однако весовая пестрота аббасидского чекана в 80-х и 90-х гг. увеличивается еще более по сравнению с 60-ми гг. Из 80 дирхемов Мутамида (870–892 гг.) уже только 36 имеют вес 2,7–3,0 г, а норма 3,0 г превышена в 38 экземплярах (рис. 22). Средний вес монеты для 80 экземпляров равен уже 3,13 г.
Рис. 22. Весовая диаграмма дирхемов халифа Мутамида (870–892 гг.). По 80 экз. коллекции Эрмитажа
Как же объяснить исчезновение обломков из обращения? Понять эту загадку помогает весовой состав кладов. Обратившись к весу целых монет того же Шумиловского клада, мы устанавливаем замечательный факт. Несмотря на то, что ко времени зарытия этого клада уже получили значительное распространение более тяжелые монеты 60-х гг., а в составе ввозимых монет по-прежнему продолжали преобладать дирхемы Харуна ар-Рашида и Амина с нормой 2,8–2,9 г, огромный Шумиловский клад составлен в основном из монет с нормой 2,7–2,8 г, т. е. хорошо известной нам «африканской» нормой русской куны (рис. 23).
Для того чтобы норма куны возобладала в обращении второй половины IX в., когда дирхема африканской чеканки давно не было и в помине, нужны были или систематическая работа по отбору монет, наиболее близких по весу к норме русской куны, или же подгонка веса – почти незаметная механическая обработка («стрижка») обычных, рядовых монет. Второе кажется более приемлемым, т. к. для отбора монет необходимы достаточно точные весы, которые для того времени на Руси еще не известны.
Рис. 23. Весовая диаграмма целых монет Шумиловского клада 871 г. По 995 экз. Новгородского музея
Любому нумизмату, имевшему дело с аббасидскими монетами русских кладов, хорошо известны следы весьма своеобразной и вполне «откровенной» обрезки, прослеживаемые на большинстве экземпляров. Это не индивидуальная подгонка монеты под заданный вес. Небольшой сегмент отрезается и от тяжелой монеты, превышающей норму куны, и от очень легкой монеты. Отнимая его от монеты, преследовали цель понизить средний вес дирхема, немного превышающий норму куны, и приблизить его к этой норме.
Исчезновение из кладов обломков при продолжающейся весовой пестроте ввозимых монет и является, по-видимому, результатом активного приспособления их к местным нормам.
Вполне закономерно может встать вопрос – не является ли разница в норме монет Шумиловского клада и норме монет беспаспортных коллекций результатом отбора в коллекции лучших экземпляров монет, т. е. следствием сортировки их не в IX, а в XIX и XX вв. Однако такая разница существует не только между монетами Шумиловского клада и музейных коллекций, но и между монетами Шумиловского клада и монетами других кладов (Новгородского или Ягошурского). Можно думать, что дополнительная обработка монет осуществлялась не во всех районах восточноевропейского денежного обращения. Для некоторых районов, напротив, более характерным было дробление монеты. Можно также допустить в каких-то районах возможное изменение денежного счета. Однако не существует пока возможности прослеживать все варианты реакции на изменение веса дирхема в отдельных районах, и здесь мы можем говорить лишь о том, что такая реакция существовала.
Однако можно ли было, вообще, при отсутствии весов уловить те различия в весе монет, которые кажутся не очень уж значительными, особенно для людей, не знавших взвешивания. Следует ответить на этот вопрос положительно. Нельзя забывать, что значительная часть восточной монеты становилась на Руси не средством денежного обращения, а сырьем для изготовления различных украшений. При поштучной дозировке сырья всякое, хотя бы очень незначительное, превышение среднего веса монет должно давать неизбежные излишки. Случайность или закономерность появления этих излишков могла быть лучшим показателем и для весовой оценки обращавшихся монет.
Рассмотрение особенностей денежного обращения IX в. в Восточной Европе будет неполным, если оставить в стороне еще одну группу монет, особенно заметную в кладах второго периода. Речь идет о местных подражаниях дирхему. Изготовление собственной монеты, хотя бы в виде подражаний типу ввозимых монет, свидетельствует о достижении местным обществом значительного развития внутреннего товарно-денежного обращения. В данном случае подражания до некоторой степени восполняют ту нехватку ввозимой монеты, которая проявилась с начала второй четверти IX в., и их изготовление за счет хотя бы более непригодной для обращения части монет и лома можно связывать с ростом потребности обращения в монете.
Вопрос о месте изготовления подражательных монет не раз ставился в литературе, но всегда рассматривался в очень общей форме, без расчленения материала по периодам. То или иное решение принималось сразу для всех видов рассматриваемых монет, обращавшихся в Восточной Европе до начала XI в. Еще в первой половине прошлого столетия X. Д. Френ несколько раз высказывал мнение о том, что они чеканились волжскими болгарами. Авторитет X. Д. Френа был настолько велик, что мнение, высказанное им лишь мимоходом, было впоследствии безоговорочно принято В. В. Григорьевым, В. Г. Тизенгаузеном, А. К. Марковым, Карабеком и Хьелтом[211].
В начале XX в. известный австрийский нумизмат Цамбаур пришел к мысли об иной принадлежности подражательных монет. Он объявил их хазарскими на том основании, что волжские болгары чеканили свою собственную монету, которая была уже не простым подражанием, а вполне самостоятельным, хотя и куфическим типом[212]. Но Р. Р. Фасмер, посвятивший чеканке болгар специальную статью, убедительно доказал, что монеты самостоятельного типа выпускались болгарами лишь эпизодически. Параллельно с их чеканкой, охватывая более широкие хронологические рамки, осуществлялся выпуск чисто подражательной монеты. Хазары, не знавшие монетного обращения вообще, не только не выпускали каких-либо монет, но и оригинальной куфической монеты не употребляли.
