На всех фотографиях мы с Рори — смеемся, обнимаемся, целуемся. Им много лет, даже не знаю, откуда они.
— У вашего героя была связь с несовершеннолетней, на момент фото Авроре Невской нет восемнадцати.
— Что это значит? — Аврора напрягается рядом, я ощущаю и без прикосновений, но лишь сильнее сжимаю ее руку.
Вокруг суета, шум, откровенная паника, но никто ничего сделать не может. Я не знаю, как такое возможно, но факт.
— Эта связь привела девушку в психиатрическую лечебницу, где она лечилась около года.
На экране одна другую сменяют архивные фотографии изможденной Рори вместе с буквами, которые складываются в знакомые и не очень диагнозы. Нервная анорексия, булимия, психоз, депрессия — мелькают слова, вспарывая мне грудь.
— Аврора Невская бросила университет и на долгие годы замкнулась в себе. Последствия связи до сих пор дают о себе знать. По некоторым данным, девушка проходила обследование в семейном центре, потому что не может иметь детей.
Я не могу разобрать издалека мелкий шрифт из-за упавшего зрения, но крупно выделенные слова рвут мне сердце — первичное бесплодие. Какого хера творится? Почему никто это не остановит?
— Ваш командир и сейчас врет. Нет никакой счастливой пары.
Аврору показывают на снимках с мужем, и меня не забывают обвинить в их разводе. Мои фотографии и даже видео тоже всплывают — те самые объятия с Русланой двухдневной давности возле ее салона, где мы и распрощались.
Когда экран загорается черным, повисает гробовая тишина. Камеры снова выводят картинку из студии, и я вижу наши лица.
— Извините, — Аврора просит ее извинить тем же сухим ровным тоном, который использовала в интервью.
Одна, две, три секунды, и она уже сбегает отсюда, а я, не слушая остальных, мчу за ней.
Глава 30
ЕгорX Ambassadors — UnsteadyЯ едва успеваю догнать Аврору в конце коридора и поймать закрывающуюся дверь в уборную.
Я слышу, как ее тошнит. А затем глухую истерику. Не ту, когда волком воют, от которой противно, притворную такую, а именно ту, что едва различимыми всхлипами режет по венам. Ту, которую затыкают ладонями и сдерживают, чтобы не смело всех вокруг.
Я слушаю, как она давится плачем, и меня скручивает.
Я жду, что этому будет край. Жду пять минут, десять, но нет — все по новой.
— Рори, — стучу я.
— Уходи, — рычит она на меня сквозь стиснутые до боли зубы. Я знаю, потому что сам сейчас стискиваю их так.
— Не уйду. Мы уйдем вместе.
В ответ мне раздается лишь тишина. Пронзительная и опасная. Сердце уже на пути в пятки.
— Рори! — Я не пытаюсь прятать страх.
Что она…
Как все это могло…
— Рори, блть!
И опять глубокое молчание в ответ. Всхлипов тоже не слышно. Нет, я эту дверь на хер сломаю!
Дернув с силой, но не свернув замки, я застываю вместе с кровью в жилах, потому что слышу ее голос.
— Нужно вернуться туда, — шепчет Аврора сдавленно, но будто бы совершенно спокойно.
— Не нужно, — рявкаю я, не сумев сдержать праведный гнев.
— Но мы должны… — тем не менее продолжает настаивать она. Упертая, блин!
— Никому мы ничего не должны. Ты не должна.
Безмолвие, которое накрывает нас теперь, взаимное. Я складываю между собой слова и буквы, но не могу подобрать верные, да их, видимо, и нет.
— Это правда? — наконец выдавливаю я из себя с надрывом. — Это я сделал с тобой?
Я не могу поверить в увиденное и услышанное. Не так, не с ходу.
— Я сама с собой это сделала, — отвечает Аврора в своем духе, и я ни капли не удивлен.
По звукам догадываюсь, что она приводит себя в порядок — явно встает, шуршит бумагой. А когда через минуту она наконец покидает кабинку, ее выдают только глаза с красным оттенком.
Быстро осмотрев ее с ног до головы и будто убедившись в чем-то, я киваю и выхожу за дверь. Даю ей время наедине с собой, а сам судорожно гуглю, что значит «первичное бесплодие».
Диагноз, регулярные половые отношения, без контрацепции, не забеременела, двенадцать месяцев — отдельные слова собираются в суть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Блть, — ругаюсь я на весь коридор, даже не пытаясь сдержаться.
Я размашистым шагом направляюсь к гримерке, забираю наши сумки, ловлю в проходе Аврору и, наплевав на всех, веду ее на выход.
— Стойте! Да постойте же вы! — догоняет девчонка, которая привела нас сюда. Я как раз собираюсь ее послать, когда она, отдышавшись, продолжает: — Там толпа журналистов, вы не пройдете. Я не… никогда такого не видела у нас. Их всех будто заранее предупредили. Это травля какая-то.
— Прекрасно, — мой тон жесткий, и ничего прекрасного в нем нет, — здесь есть черный ход?
— Да, за сразу за уборными проход. По лестнице вниз и направо.
— Сможете подогнать мою машину туда? — пока я говорю, достаю из кошелька пятитысячную купюру и вкладываю ей в руку.
Та возвращает и фыркает.
— И так смогу.
В результате мы почти спокойно покидаем служебную территорию и в гробовой тишине — даже без музыки — подъезжаем к моему дому. Рори сидит рядом в полной прострации, но главное не возражает, потому что мне было принципиально привезти ее к себе. Все слишком сложно и запутанно, чтобы сейчас быть порознь. Нам надо поговорить. Откровенно. А с Авророй это можно сделать, только если вывести ее из зоны комфорта.
Правда, уже на въезде в элитный двор, прямо перед шлагбаумом я замечаю — что-то происходит.
— Эй, — зову я знакомого охранника без имени, — что тут?
— Ждут кого-то, Егор Фердинандович, — отвечает мне, кивнув на столпотворение, — у них даже разрешения имеются.
— Ясно.
Черт возьми, я думаю. Я думаю, думаю, но Аврора прерывает мой мозговой штурм.
— Ко мне, — шепчет она еле слышно, потому что голос охрип после долгого молчания и истерики.
— Что?
— Поехали ко мне, — словно сама боится собственных слов, она произносит те с осторожностью сапера. Ни дай бог в любой момент рванет. — Квартира записана на отца, он подарил ее мне. Этот адрес нигде не числится, я переехала только недавно. Ту, где жили мы с Ромой, продаем.
Мы с Ромой…
— Хорошо.
Двадцать пять минут дороги, и мы поднимаемся, кто бы мог подумать, к Авроре. Здесь все напоминает мое старое съемное жилье: краска на стенах облуплена, все изгажено надписями и следами от спичек, провода убого свисают с потолков. Раньше я видел это каждый день, но сейчас отвык как-то. Аврора тем более не вписывается в подобное место, она и тогда не вписывалась.
Зайдя, а точнее, ввалившись без сил в квартиру, Рори разувается и молча проходит в ванную. Она даже не закрывает за собой дверь. Чистит при мне зубы, умывается, потом пьет воду на кухне — залпом три стакана, а я стою, привалившись к стене, и все это время наблюдаю.
Как это случилось?
Как может быть правдой?
Вот почему… Мысли упорядочиваются в голове, и теперь я понимаю, почему тогда Аврора ушла от разговора о муже. Я слишком много на себя взял — она не меня стеснялась, а темы.
Сука, мне же теперь никогда не обелиться перед ней. Пока я вел войну и успокаивал себя тем, что она в безопасности и ей будет лучше без меня, она вела свою.
Блть.
Мы стоим друг напротив друга. Глаза в глаза. Рори сдается первой, хмыкает и проходит мимо. Она заворачивает в единственную комнату здесь дальше по коридору. Я иду за ней.
— Рори, — зову ее, когда та прямо в одежду укладывается на кровать и сворачивается на боку.
Она не реагирует. Не хочет или уже отключилась? Все может быть. Сейчас не время лезть в душу, так я решаю. Мы все выясним, как только наберемся сил. Оба. Потому что я тоже чувствую себя как выжатая на тысячи оборотах тряпка. Подхожу к постели и ложусь рядом с ней.
Кровать скрипит под моим весом, но меня это лишь забавляет. Я улыбаюсь и притягиваю Рори ближе к себе, вдыхая аромат шоколада с ее волос и пытаясь хотя бы немного унять ее боль.
