его коллеги. Заинтригованный, он перезвонил, и женщина попросила Фрейзера оказать ей услугу. Ее указания звучали загадочно: журналисту следовало подойти к Барышникову в театре, незаметно передать ему номер телефона и сказать, что друзья ждут его звонка. «Запомни имена: Дина, Тина и Саша. Запомнил? Дина, Тина и Саша»[144].
Времени мало, настаивала его знакомая, поэтому Фрейзер должен найти способ встретиться с Барышниковым сегодня же вечером, самое позднее – завтра. Молодой критик не колебался, ему так понравился советский танцовщик, что он сразу согласился помочь. Быстро закончив с рецензией, он поспешил обратно в Центр О'Кифа, где Барышников должен был присутствовать на торжественном ужине после спектакля.
Знакомая предупредила Фрейзера, что действовать надо очень осторожно, поэтому он спрятал клочок бумаги с номером телефона под обручальное кольцо. Пробравшись сквозь собравшуюся на ужин толпу, он увидел Барышникова. Теперь нужно было дождаться, когда тот останется один. Наконец, улучив момент, Фрейзер подошел к танцовщику и попытался вытащить клочок бумаги из-под обручального кольца, но в спешке его порвал. Барышников рассмеялся, вынул из кармана блокнот и смущенный Фрейзер написал в нем номер телефона и имена.
Барышников мгновенно расшифровал послание: Дина и Саша были его русскими друзьями, которые жили в США, а Тина – молодой американкой, с которой он познакомился в Лондоне. Они хотели, чтобы он остался на Западе.
Советской труппе предстояло дать последний спектакль в Торонто, и Барышников не хотел подводить коллег. Он решил бежать на следующий день, хотя это и было рискованно.
Вечером 29 июня все шло не так. Занавес не поднимался, поэтому представление началось на 15 минут позже, от тревоги у Барышникова тряслись руки, когда он выполнял поддержки. Но публика ничего не заметила, и зрители были в восторге от его партии в «Дон Кихоте» – овации длились еще дольше, чем обычно. Барышникова вызывали на сцену снова и снова.
Согласно плану друзья ждали Барышникова в машине рядом с театром. После спектакля он должен был выйти через служебный вход и добежать до машины. Если у него получится, он будет свободен – вдали от СССР, вне досягаемости для КГБ и назойливой Коммунистической партии, в которую его убеждали вступить[145].
Но из-за всех задержек Барышников опаздывал. Он понимал, что его друзья нервничают. Выйдя из театра, он столкнулся с еще одной проблемой: у дверей его ждала толпа поклонников, а также автобус, который должен был отвезти артистов на закрытый прием. Барышников знал: на приеме обязательно будут кураторы из КГБ. Бежать будет еще сложнее, поскольку кагэбисты были настороже: четыре года назад коллега Барышникова, балерина театра имени Кирова Наталья Макарова, осталась на Западе во время гастролей в Лондоне.
Раздавая автографы, Барышников судорожно размышлял: что делать? Наконец он принял решение. Это был его последний шанс. Пробравшись сквозь толпу, он побежал через парковку. Поклонницы толпой бросились за ним, коллеги из автобуса кричали: «Михаил, ты куда?» А в это время водитель машины, напрасно прождав его полчаса, решил зайти в театр, чтобы узнать, что происходит. Увидев бегущего Барышникова, он поспешил к автомобилю, втолкнул его на заднее сиденье и рванул с места. С собой у Барышникова не было ничего, кроме того, что было на нем надето. Но он был на свободе.
Это был очередной крупный провал КГБ. Барышников сумел ускользнуть из-под наблюдения кураторов из Пятого (идеологического) управления КГБ, а также, возможно, и других агентов, внедренных в состав труппы[146].
Гастроли советских артистов были для КГБ многофункциональной задачей: оперативникам необходимо было не только вернуть всех обратно в СССР, не допустив побегов, но и использовать возможности артистов для сбора информации – прежде всего, об эмигрантах.
Танцовщик Большого театра Семен Кауфман с 1960-х гг. часто выезжал с труппой за границу. Он также был агентом внешней разведки и в его задачи входило налаживать контакты с русскими эмигрантами, включая сотрудников радиостанций «Голос Америки», «Свободная Европа», а также русских издательств, которые находились в основном в США и во Франции. Он продуктивно отработал на КГБ больше 20 лет[147].
Новость о побеге Барышникова дошла до Москвы как раз в тот момент, когда председатель КГБ Юрий Андропов заканчивал разработку плана, который должен был повысить эффективность госбезопасности в борьбе с политическими эмигрантами и опасными идеями, которые они распространяли.
Глава 12
КГБ меняет тактику
К 1974 г. председатель КГБ Юрий Андропов сосредоточил в своих руках огромную власть. Этот высокий сдержанный человек с зачесанными назад редкими седыми волосами, в квадратных очках с толстыми стеклами, возглавлял госбезопасность уже семь лет. Ему только исполнилось 60, и в качестве подарка Брежнев присвоил ему звание Героя Социалистического Труда – высшую награду в СССР. Теперь Андропов решил, что пришло время модернизировать методы работы КГБ в отношении русских эмигрантов. Но прежде ему нужно было избавиться от надоевшей, раздражавшей проблемы – писателя Александра Солженицына.
Понедельник 7 января 1974 г. выдался в Москве морозным. Празднование Нового года – повод для бесконечного застолья с водкой и горами салата оливье – наконец заканчивалось и город постепенно приходил в себя.
Вряд ли в Москве в этот день можно было найти более пустынное место, чем Красная площадь. Даже в лучшие дни она мало походила на настоящую городскую площадь. После революции новый коммунистический город почти полностью вытеснил старый, и Красная площадь оказалась так далеко от повседневных маршрутов большинства москвичей, что туда мало кто заходил. Обычно там бродили только туристы, спотыкаясь о крупные булыжники мостовой.
Этот январский день был слишком холодным даже для туристов. Мрачный мавзолей Ленина и ярко-зеленый купол с развевающимся красным флагом за высокой кремлевской стеной лишь подчеркивали официальный статус площади, как и ее пустоту. Купол был частью Сенатского дворца – монументального строения в неоклассическом стиле, на последнем этаже которого, в углу, размещался только что отремонтированный комплекс «Высота» – стометровый рабочий кабинет Леонида Брежнева и зал заседаний Политбюро. В этот день, когда по зимним московским улицам гулял ледяной ветер, в зале заседаний собрались 14 пожилых мужчин – членов Политбюро. Несмотря на новогодние праздники, Брежнев собрал их на закрытое заседание.
В этот день советский лидер, обычно спокойный и благодушный, был очень зол. Он созвал своих товарищей, самых могущественных людей в стране, чтобы поговорить о книге. «Во Франции и США, по сообщениям наших представительств за рубежом… выходит новое сочинение Солженицына – "Архипелаг ГУЛАГ", – начал Брежнев. – Пока что этой книги еще никто не читал, но содержание ее уже известно. Это грубый антисоветский пасквиль!.. По нашим законам мы имеем все основания посадить Солженицына в тюрьму».
