успокаивая.
Открываю глаза, выпрямляясь, и обращаю внимание на своего мужа. А он странный. Улыбается и вдруг говорит:
– Мне кажется, это было ошибкой.
– Ты о чем?
– Слушай, я не готов, – выдаёт, поглядывая то на меня, то на дочку.
Не верю в то, что слышу.
Как не готов?..
Мы так и не успели имя выбрать, а он уже…
Даёт заднюю?
– Слав…
– Я не чувствую, что стал отцом, Веста. Думал, что приму чужого ребёнка, но… Она вышла не такой… Я хотел девочку-блондинку, которая будет хотя бы немного похожа на меня.
– Дело во внешности? – скидываю с себя его ладони и встаю.
– Не только, – морщится. – Я просто понял, что не смогу принять чужого ребёнка. Вчера, когда взял её на руки… хрен знает. Одна неприязнь.
Неприязнь…
К моей дочке?..
– Давай отдадим её в дом малютки. Ну, пока ты не привязалась к ней. Она быстро найдёт себе новую семью. А мы… Попробуем как-нибудь в другой раз? Когда будем готовы.
– Слав, что ты такое говоришь? Это же мой ребенок. В ней моя кровь, я сама рожала ее, а ты предлагаешь…
– Да, я хочу от неё избавиться. Я не спал всю ночь, а у меня сегодня совет директоров через полчаса. Я ни фига не отдохнул. Мне все это не нравится, поэтому выбирай: либо она, либо я.
Никогда не думала, что услышу это от любимого человека.
Никогда…
Больные и жестокие слова. Ранят изнутри, располосовав ножом все органы и кинув в мясорубку. Пошевелиться сил нет, как и сказать, что он торопится.
Это такой период… Адаптивный.
Потом будет проще.
– Я так не могу…
– Веста, подумай, – проговаривая с нажимом, давит на меня морально. – Если выберешь её, нам же придётся разойтись. Я точно не дам ей жить в этой квартире, где мне нужно высыпаться после тяжёлого рабочего дня. Мне деньги зарабатывать надо.
Деньги. Деньги. Деньги.
У Славы их в достатке. В таком, что он может позволить себе всё. Абсолютно всё!
– А куда ты с ней? К деду? В однушку? И на пенсию его жить будете? На пособия? У тебя же ни образования, ничего. А её ещё поднимать.
Он серьёзно думает об этом?
Нет, кажется, я сплю.
Точно, это кошмары после родов. Мои тараканы, опасения сожрали меня изнутри, вот я и слышу от любимого такие безжалостные слова.
Качаю головой.
Но адская агония продолжает бить по рассудку.
– Алименты платить не буду. Да, мы в браке, но она не моя. Ты же знаешь, что у меня адвокаты. И как ты выживешь? А я тебе всё дам. Машину, квартиру. В Германию сгоняем, я там попробую подлечиться, а потом мы, может, и своего ребёнка забацаем.
Он улыбается.
Сияет так, будто для него всё это – какая-то шутка. Игра. Которую он просто начнёт сначала, выбрав другое действие.
Моя ладонь неосознанно поднимается. И я не контролирую её.
Хлёстко бью мужа по лицу.
Но легче не становится.
Ярость закипает с каждой секундой. Руки разрывает от ломоты.
– Как же я ошибалась, – зло выпаливаю. – Меня все предупреждали, что ты такой. Отговаривали от ЭКО. Ведь знали тебя. И я знала. Но закрыла уши, не верила остальным. А ведь Саша, с которой я поругалась из-за тебя, так и сказала. Ты наиграешься, выкинешь. И с ребёнком так же. Захотел – сделал. Не понравился – выкинул. Это живой человечек, Афанасьев! Жи-вой!
– Котят тоже выкидывают, – безразлично бросает. – И щенят. Но мы же не выкинем, а просто… Отдадим в добрые руки?
Замираю с приоткрытым ртом и пытаюсь собрать все мысли воедино, чтобы сказать ему то, что думаю.
Но…
Замолкаю. Смотрю неверующе вперёд. И строго чеканю:
– Езжай на работу. Мне нужно подумать.
Его ладонь несётся к моему лицу, но я отворачиваюсь. Сжимает её в кулак и убирает.
– Понимаю.
В тот же день я собрала все наши вещи. И пока оставила дочку с дедушкой, перевозила их в ту самую однушку. Я взяла немного: одежду для малышки, памперсы, бутылочку…
Последнее, что я забрала от этого ублюдка.
Сняла кольцо и оставила записку, что он может подать на развод. Мы оба прекрасно знали, что мне ничего не достанется. Таково было условие его родителей, когда мы поженились. И я, дурочка, что не видела без него жизни, поставила свою подпись, не думая, что мы когда-нибудь разойдёмся.
Но это случилось.
Я выбрала свою девочку, а не его.
И хоть по жизни нам было тяжело до такой степени, что пришлось продать квартиру деда, мы всё равно справились.
А теперь Слава появляется передо мной. И спрашивает имя моей дочери.
– Все люди совершают ошибки. Я свою осознал. Причём быстро.
– Спустя два года? – выгибаю вопросительно бровь.
– Нет, спустя полгода, – недоумённо пялится на меня, будто говорит банальные вещи. – Я не знал номер твоей карты, пытался переводить деньги, но отправлял налом на адрес вашего деда. Разве ты их не получала?
Хочется засмеяться вслух. Истерично и нервно.
– Извини, я их не получала, – саркастично улыбаюсь. – Наверное, потому что мы продали его квартиру? Когда моей дочери банально не хватало еды, ибо она сидела на смесях. Знаешь, из-за одного ублюдка у меня пропало молоко, да.
Я не скрываю своей ненависти к нему. Не жалуюсь, но хочу макнуть его в то, в чём я оказалась из-за него.
– А потом Варя болела, – я с содроганием вспоминаю, как нам пришлось пережить первый год. – Ой, прости, тебе, наверное, неинтересно.
– Варя, значит… – всё, что его волнует из моей фразы.
Нет, он ничуть не изменился. Слышит только то, что хочет.
– Мне жаль, – кидает фразу, пропитанную вымученным сожалением. Не верю я ему. Ни слову. – Я долго
