Работником он был опытным. Можно даже сказать, Сергей Никифорович Дульский слыл асом своего дела. А последняя черта – полная откровенность с начальством – делала его для того же начальства вдвойне удобным.
Ко всему прочему, Сергей Дульский обладал странным и сильным личным обаянием, благодаря которому коллеги по службе его еще ни разу не то что не избили, но даже в глаза не обругали.
– Что творил, что творил… – повторил Дульский. – Бывали варианты и покруче. Ты сам-то хоть помнишь, герой?
Он смотрел на Митю смеющимися черными глазами.
Митя пожал плечами.
– Отвечай на вопрос, Митя, – устало, странно устало для начала дня сказал Гольцман.
– Ну, помню.
– И что же ты помнишь?
– Вряд ли он помнит, – хмыкнул Дульский. – Ну, ты дал, конечно, Митя. Просто цирк. – И начал рассказывать.
То, что услышал Митя, не выбило почвы из-под его ног. Могло быть и похуже. А так… – в общем, ничего криминального. Ну, подумаешь, приехал вместе с группой пьяный в хлам. Вышел на сцену объявлять коллектив. Зачем это было нужно – решительно никому, даже самому Мите, сейчас было непонятно. Ладно, всякое бывает. Ну, не рассчитал, не сориентировался правильно в пространстве. Упал в оркестровую яму. Слава богу, там народ был, подхватили на лету. Не дали разбиться, поломаться.
Потом пил в оркестровой яме с фанатами "Гротеска". Кричал что-то непотребное. Потом Дульский отвез его домой. Ему-то хорошо – три года назад закодировался, спиртного в рот не берет, может каждый день на своей тачке ездить. Дома Митя уговаривал Дульского "развязать", заставлял пить водку. В результате сам выпил полбутылки и упал прямо на кухне. Дульский его раздел, отнес в постель и уложил спать.
В этом месте рассказа Матвеев почувствовал какую-то неловкость. Про Сергея Никифоровича ходили слухи, что он очень охоч не только до женского пола, но с той же степенью страстности относится и к представителям противоположного. Правда, впрямую в "голубых" делах Дульский ни разу не был замечен, но слухи ходили упорные, и не один уже год. А дыма без огня, как известно, не бывает.
Митя мысленно проверил собственный организм на предмет последствий возможного несанкционированного контакта и решил, что вроде бы на этот раз все обошлось. А раз не было ничего, значит, и думать на эту тему нечего. И вообще, питерские театральные актеры после больших загулов обычно говорят – "Не помню, значит не было". И хорошо. И славно.
Вдруг, прокручивая в голове обрывки каких-то пьяных не то снов, не то кусочков яви, Митя вспомнил, что говорил ему вчера Шамай. В ресторане это было или в гримерке, Митя уточнить не мог, но суть разговора всплыла очень ясно.
Вспомнив это, Митя одновременно подумал: "А где же был, интересно, Гольцман, если он про концерт ничего не знает? Он же обычно сам контролирует большие мероприятия. И такой невыспавшийся…"
– Ладно, с этим все ясно. Короче, чтобы такого больше не было, ты меня понял? Уволю нахрен! А то давеча на Москву у меня просился… Нет, Митя, тебе еще надо над собой работать… А может, тебя закодировать, а?
Гольцман смотрел на Митю без улыбки.
– Да нет, Борис Дмитриевич, зачем? Я же не запойный… тут уж так получилось. Одно к одному. Ну, вы понимаете, о чем я.
– Понимаю. Очень хорошо понимаю.
И снова что-то подозрительное послышалось Мите в голосе шефа, в голове закрутились какие-то непонятные ассоциации, но начальственный голос Гольцмана не дал им развиться в конкретные образы.
– Все, проехали, – Борис Дмитриевич хлопнул по столу ладонью. – Кстати, с деньгами вы разобрались?
– Нет. – Дульский преданно смотрел шефу в глаза.
– В каком смысле?
– В прямом. Я им денег не дал. Сказал, что вышлю потом. Завтра. Или послезавтра.
– Молодец. Вот, Митя, учись. И как они?
– Они? Орали, ругались. Морду мне грозились набить.
– Не набили же?
– Конечно, не набили. Попробовали бы только рыпнуться.
– Вот так и надо работать. Нельзя давать им расслабляться. На шею сядут. Через неделю вышли. Всю сумму, как договаривались. Пусть подождут. Суперзвезды, тоже мне… Все, ребятки, все. Теперь по делу. Шурик вчера привез тело, Кирилл занимается похоронами. Но тут такая петрушка вышла…
– Какая? – спросил Митя.
– Такая. Тебе Стадникова не говорила о завещании?
– Говорила.
– А ты его не читал?
– Нет.
– Ну, конечно. Ты другим был занят.
И снова холодная искра из глаз. Митя сморгнул. Может быть, это просто похмельные фокусы его с толку сбивают?
– В завещании черным по белому написано – "Мой прах после кремации развеять с борта вертолета над Петропавловской крепостью"… Что делать будем?
– Джон Леннон, – сказал Дульский.
– Что – "Джон Леннон"?
– Косит под Леннона. Это его так Йоко хоронила. С вертолета прах развеяла. У него же могилы нет, у Леннона. Пепел по ветру.
– Ладно, Леннон – это Леннон. С ним пускай другие разбираются. А нам с Лековым надо решить. Что делать будем?
Митя решил проявить инициативу. Реабилитироваться, так сказать, после вчерашнего.
– Что делать? То и делать! Это же круто. Снимем на видео. Сделаем клип. Бабы рыдать будут. Так трогательно – Петропавловка сверху, и пепел летит. Супер!
– Правильно мыслишь, студент. Молодец. Серега!
– Да.
– Займись этим вопросом. Нужно в мэрии согласовать. Чтобы не было никаких проблем. Пусть там подпишут разрешение, я не знаю, советник по культуре, что ли, или еще кто… Но чтобы бумага была с официальным разрешением. Сделаешь?
– Как два пальца…
– Делай.
– Борис Дмитриевич…
– Что, Митя?
– Я вчера говорил с Шамаем.
– Ого! Ты еще говорить мог?
– Да вот, видимо, мог.
– И что?
– Он сказал, в Москве большая работа пошла по Лекову.
– Чего-чего? Они-то что там затеяли? И когда успели?
– Не знаю. Только там уже все в курсе, все работает.
– Да что работает, е-мое?! Два дня прошло всего, как он отлетел. Что у них там уже работает?
– Шамай сказал, что будут делать фестиваль памяти Лекова.
– Так… Что-нибудь еще?
– Еще начнут писать альбом. Все звезды. И попса, и рок. Все. Валерий. Пугачев. Минадзе. "Гротеск". Пушкина. Аненкова. "Звездопад". Все москвичи. Он назвал имен двадцать. Какой-то виртуальный альбом, в нескольких вариантах, с голосом и гитарой Лекова. Суперпроект. Проект века, типа. Чтобы и рок, и попса, и чтобы всем нравилось.
– А откуда у них голос с гитарой?
– У них есть пленки, ранние концерты Васьки в Москве и Питере. И широкие ленты есть, студийные. С ними будут работать, монтировать, ремиксы мастерить. Потом монтировать с живыми звездами. Идея интересная…
– Кто занимается?
– Вавилов. "ВВВ".
– Ого! Быстро они сообразили… Ладно, Шурик сейчас приедет, я с ним на эту тему поговорю. Разберемся. Все права, ребятки, все равно у нас. Ольга вчера подписала протокол о намерениях.
– Ну, протокол – это еще не контракт.
– Контракт сейчас готовят. Очень большой получается контракт, все нужно забить. Это тебе не концерт в "Ленсовета" откатать. Это работа на много лет вперед.
– А подпишет она контракт-то? – спросил Митя, снова испытав странную неловкость.
– Подпишет. Это я беру на себя, – ответил Гольцман.
Митя промолчал.
– Подпишет, – повторил Гольцман после короткой паузы. – Никуда не денется.
"ОПЕРАЦИЯ АВАНГАРД" (Аванс. Вторая выплата)
1
Боян вышел из офиса Вавилова, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, следовало бы радоваться – он получил то, что хотел, получил деньги, которых более чем хватало для завершения начатой работы, – по обыкновению, Боян завысил сумму необходимых расходов вдвое, так что теперь он на некоторое время был вполне обеспечен и карманными деньгами. Но с другой стороны, Толя ожидал совсем иного приема.
"Надо же, козел надутый, – думал Боян, выходя из такси на Манежной площади. – Он, оказывается, вообще не в теме. Сидит себе, барыга, шоу-бизнесом, мать его ети, занимается, а не знает даже людей, которые этот сраный шоу-бизнес делают. Козел вонючий! Лох, чисто лох, поляну не сечет, в искусстве наверняка тоже не рубит. Чем же он занимается? Своими старперами, так они все на ладан дышат, сколько можно гонять одно и то же… Народ давно обалдевает, а они все продолжают в одну дуду – Леонтьев, Киркоров… Сколько можно! Полным-полно классных ребят, многие уже в Европе работают, а здесь – хрен пробьешься… Ну ничего, мы ему покажем. Покажем…"
Боян чувствовал, что немного лицемерит, обманывает сам себя. Вовсе не одни старперы царствовали на российской эстраде, напротив, молодые теснили, заставляли суетиться опытных, заслуженных и всем известных артистов. И Вавилов, что говорить, не меньше других приложил руку к появлению на большой сцене целой обоймы новых имен.
